Разделение вод

– Ну и мерзость! – сказал подошедший ко мне капитан. На невысоком постаменте сидело на корточках что-то вроде человекообразной летучей мыши – по крайней мере, так можно было подумать, глядя на перепончатые крылья за спиной урода. Могучие руки заканчивались когтями, длинные пальцы ног (щупальца?) впивались в постамент, а лицо идола было полностью стесано мощными ударами молота. Может, оно и к лучшему.

Мы не стали ни прорубать просеку, ни тащить тяжеленную статую на побережье, а попросту вырезали из дерева высокий шест и установили его прямо напротив статуи на берегу, чтобы он мог служить нам ориентиром. Хотя многие члены команды просились сойти на берег поохотиться, а то и переночевать на суше, капитан велел всем ночевать на корабле. Своего решения он не объяснял, но мне ночевать на берегу тоже не хотелось.

С рассветом мы вышли в море. Когда отошли от берега на две морские мили, капитан дал приказ бросать лот (измеритель глубины – А.Р.) через каждые четверть кабельтова.

Вскоре дно под нами начало мелеть, а наших ноздрей достиг отвратительный запах, напоминающий запах гниющих водорослей – хотя вода вокруг корабля была чистая. Капитан Микаэло с торжествующим видом вышел на мостик.

– Вот видите! Под нами мелкое место – где-то здесь лежит золото майя! И ждет нас!

– А чем это воняет, капитан? – дерзко выкрикнул из толпы один матрос-англичанин. – Так пахнет морской дьявол!

– А ты его нюхал? – и боцман отвесил своему соотечественнику здоровую оплеуху. – Это воняет твоей трусостью!

Команда ответила на шутку мрачным хохотом.

Опять, как в Байя-Бланка, мы вытащили подводный колокол на палубу. Довольно быстро – опыт уже был – обрядили меня в полное снаряжение и осторожно спустили в воду.

Правду сказать, хотя мне уже приходилось погружаться, витавший вокруг запах почему-то меня пугал. Капитан это почувствовал, поэтому лично поднес мне полкружки рома – чтобы, как сказал он, перебить запах.

Заскрежетала якорная цепь, и я, закованный в колокол, начал опускаться в море. Рядом со мной капитан приказал спускать лот, чтобы в случае чего я мог за него дергать, подавая сигнал к немедленному подъему.

Как и в Атлантике, я погрузился в воду без особых проблем. Посмотрел вниз – до дна было далеко, да и вокруг простиралась лишь синяя пустота, изредка оживляемая стайками рыб.

Наконец я опустился на дно, подняв вокруг себя тучи ила. Какое-то время я стоял неподвижно в коричневом тумане, а когда туман осел, то начал тщательно осматривать дно – в тех пределах, насколько дозволял прицепленный к верхушке колокола канат. Мне неожиданно пришла в голову мысль, что капитан ничего не говорил об условном знаке, какой-нибудь примете, которая должна ожидать нас под водой. Между тем как на суше такая примета существовала. Не может же быть, чтобы жрецы майя просто сбрасывали свои сокровища в воду, не рассчитывая когда-либо поднять их обратно на поверхность? А ведь на поверхности моря никакого опознавательного знака оставить невозможно – значит, этот знак должен быть в глубинах, на дне. Возможно, жрецы могущественной империи майя не были такими уж дикими, как об этом рассказывали испанцы, и у них существовало какое-то подобие подводного колокола – вроде того, в каком сейчас нахожусь я.

Минут через двадцать воздух в колоколе стал совсем уж спертым, и я судорожно задергал за веревку лота. Пока меня подняли, я уже думал, что задохнусь, к тому же от резкого подъема здорово заложило уши.

На палубе, избавившись от колокола, я увидел, что вся команда смотрит на меня, как на героя.

– Ну что? – наконец прервал молчание капитан Микаэло.

– Ничего, – для убедительности я показал пустые руки, как будто мог спрятать те тысячи фунтов золота, которые мы ожидали найти.

Всеобщий вздох пронесся над палубой, подобно порыву ветра.

– Вы хотели за пару часов найти клад империи майя? – расхохотался капитан. – Мы с юнгой видели примету на берегу. Клад должен быть где-то здесь. И клянусь морским дьяволом, мы его отыщем!

Клятва капитана не понравилась команде, но боцман приказал всем вернуться к обычным делам. Меня же капитан опять позвал к себе в каюту.

– Что ты видел внизу, говори подробнее!

Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.

– Рыбы и кораллы. Капитан, если мы ходим найти клад, то должны понять, как сами майя определяли это место.

Поразмыслив, Рапопорт вытащил свиток:

– Посмотри сам, мне уже скрывать нечего. Вот статуя, которую мы видели – очень маленькая. Вот плоты со жрецами – они выходят в море…

– Капитан, – я позволил себе перебить Микаэло – неслыханная дерзость, впрочем, нас никто не слышал. – Я где-то читал, что у индейцев не было кораблей, подобных нашему – только плоты. А значит, они не могли выходить в море далеко и надолго. Мы на верном пути!

– Ты правильно мыслишь, Иче. Теперь смотри – они что-то сыплют в воду…

На свитке чуть пониже плота была нарисована башня, из которой выглядывали два красных глаза и высовывалось извилистое щупальце.

– Слушай, – продолжил капитан Микаэло. – Может быть, там под водой должна быть разрушенная башня? Или вообще какие-нибудь развалины?

– Откуда им там взяться, под водой? Кто бы их построил? – я уже обнаглел настолько, что осмелился возражать капитану. – И что это за чудовище живет в башне? Может быть, осьминог?

Рапопорт в ответ на мою дерзость только рассмеялся:

– Если он там и был лет триста назад, то давно сдох. Я думаю, что здесь нарисовано божество – охранник клада. Ну что, поныряем еще сегодня?

– А что нам еще остается делать, капитан?

В этот день я погрузился еще раз – впрочем, без каких-либо успехов, дно под нами не носило ни малейших следов клада. Однако команда не унывала – пираты вообще не привыкли падать духом. Если закончился день, а ты еще жив – значит, день прошел удачно. К тому же резкая вонь, которая вначале портила нам настроение, то ли ослабла, то ли мы к ней привыкли.

Хотя я очень устал за день, ночью все равно спал плохо.

Мне почему-то снилось, что идет ливень, и наш корабль тонет… а за ним весь Американский континент погружается в пучину… волны захлестывают Европу и мой родной Данциг…

На пиратских кораблях нет определенного часа подъема, разве что для вахтенных, но на „Кровавом мече“ – ах, да, он тогда назывался „Дороти“ – боцман следил, чтобы мы не обленились. Но на этот раз он сам проспал, и вид имел недовольный.

– Юнга, – сказал он мне сердито, – постарайся найти сокровище сегодня, чтобы мы поскорее убрались с этого чертова места.

После чего обратился к квартирмейстеру, который нервно прохаживался вдоль борта, заложив руки за спину:

– Мне почему-то сегодня приснилось, что мой городишко Пензас смыло приливом. И наша малютка „Дороти“ тоже…, – он показал рукой вниз.

– Не каркай! – резко перебил его квартирмейстер. – Погоди, мне ведь приснилось то же самое! Только приливом затопило Ямайку – я там вырос.

– А мне приснилось… – проходящий мимо матрос, с интересом прислушивающийся к разговору, тоже хотел вставить слово.

– Дрыхнешь слишком много! – окрысился на него боцман. – Поставлю сегодня ночью в „собаку“ (вахта с двенадцати до четырех часов утра), так забудешь, какие сны видел!

Матрос отошел прочь, а боцман с квартирмейстером переглянулись. Похоже, ночью вся команда видела один и тот же сон, но суеверные моряки, как сговорившись, предпочли это не обсуждать, чтобы не накликать беду.

Сразу после состряпанного коком на скорую руку завтрака я вновь начал погружение. Корабль отошел еще дальше от берега (впрочем, показания лота почти не менялись), но и на новом месте никаких следов башни я не обнаружил. Если не считать нервного напряжения, погружения мои были почти полностью безопасны. Несколько раз издали я видел небольших акул, но они никак не могли признать добычу в том подводном чудовище, которое из себя представлял колокол.

После обеда я погрузился еще раз – с тем же результатом, вернее, без оного. Когда колокол подняли на палубу во второй раз, я заметил, что все на меня смотрят с надеждой – но не на золото, а с надеждой поскорее убраться отсюда. Матросы и офицеры о чем-то угрюмо переговаривались, бросая друг другу короткие реплики так, чтобы ни я, ни капитан не слышали.

Рапопорт позвал меня в свою каюту, и как только я туда зашел, следом за мною вошел квартирмейстер.

Может, ты не знаешь, но квартирмейстер на пиратском корабле – второе лицо после капитана. Его, как и капитана, избирает экипаж, он распределяет продовольствие, обязанности, наряду с капитаном помогает делить добычу… Если бы мы клипер „Святой крест“ не потопили, а оставили себе, то квартирмейстер стал бы его капитаном.

Так вот, квартирмейстер зашел сразу следом за мной, но остался на пороге и стоял там с нерешительным видом, хотя был неробкого десятка (ведь именно он всегда вел команду на абордаж, пока капитан оставался на мостике).

– Что тебе, Джонс? – спросил его Рапопорт.