Не могу я забыть, как монах, что меня
Спас от смерти, твердил мне не раз и не два:
«Не убий и люби». Он мне много тогда
Говорил о Христе, о любви, и о том,
Что когда-нибудь сам я Христа восхвалю.
Но не стал он меня к вашей вере склонять,
Потому что, сказал: я ещё не готов.
И послал он меня посмотреть на тот храм,
Что когда-то я сжёг, по приказу князьков.
– Слышал, слышал тебя я у храма тогда. –
Отвечал Тихомир. – Ты мне лучше скажи,
Где татары теперь? Надо нам поспешить…
– Мы успеем. К татарам я вас и веду.
Только должен понять ты: тебе я помочь
В этой битве никак не смогу, хоть и был
Я когда-то отличным бойцом. Но теперь
Дал я клятву себе: больше в руки не брать
Ни меча и ни лука, с тех пор, как меня
Ты тогда пожалел и оставил в живых.
– Ничего, – отвечает ему Тихомир. –
Бог поможет, и сами управимся мы…
– Нет, послушай. Я должен тебе рассказать.
Отыскал я коня своего у друзей,
И невесту себе я в деревне нашёл,
И теперь мирной жизнью пожить я хочу.
Вот, смотри. – И Бакмат повернулся в седле,
Да, рубаху задрав, спину выставил вдруг.
А спина – в красной сетке кровавых рубцов,
Что подсохли едва, сплошь – кровавая сеть.
– Это кто ж так тебя?
– Те, к кому вас веду.
Сыновья Кельдибека Мекеш и Тугай.
Я узнал, что они, как остались одни,
Так решили князьями стать вместо отца.
Чтобы власти добыть, убежали в Орду,
Там служили. Теперь их обратно послал
Хан Кичи-Мухаммед, чтобы правили здесь.
С ними вместе пришёл ханский евнух Катрус,
Чтобы в ханский гарем русских девушек взять.
Когда пленниц в деревню они привели,
Тут Мекеш и Тугай опознали меня
И хотели, чтоб снова служил я у них,
Как служил Кельдибеку ещё, их отцу.
Я тогда им сказал, что служить не могу,
Что теперь не могу никого убивать.
И тогда приказали меня привязать
К старой липе, что возле колодца стоит,
И нагайкой стегать, пока в разум приду.
Так стегали, что сгрыз я у липы кору,
А потом и сознанье совсем потерял.