Фармацевт

– Витенька, хороший мой, как же ты меня тогда напугал! Я ночи не спала, все думала, за что бог нас наказывает. Сначала Володю прибрал, затем с тобой несчастье приключилось. В церковь несколько раз ходила. Молилась, свечки ставила. Врачи пугали, говорили ты, скорее всего инвалидом останешься. Но отвел Господь беду, ты выздоровел. Лев Абрамович, заведующий отделением, сказал, что у тебя один шанс на тысячу был. Все переживал, что у тебя падучая начнется.

Давай завтра со мной сходим в церковь, помолимся вместе с тобой, заодно за Вову свечку поставишь.

Я осторожно высвободился из маминых объятий.

– Мам, я, конечно, схожу, мне нетрудно, только поедем в церковь на Неглинском кладбище. Там с нашего района никого не бывает, я все-таки комсомолец, не хочется получить себе лишних проблем на голову.

Мама внимательно посмотрела на меня.

– Витька, признавайся, когда ты успел там побывать? Это же на другом конце города.

– Да, не был я там никогда, ребята рассказывали, – обиженно ответил я.

– Как-то ты после больницы изменился, – задумчиво сообщила мама. – Вроде бы времени прошло всего ничего, а ты здорово повзрослел.

Кстати, нам в четверг надо будет подойти в школу. Я разговаривала с директором и вашей классной руководительницей. Они намекнули, что, учитывая ситуацию, для сдачи экзаменов достаточно будет собеседования. Но это если ты не будешь оканчивать десятилетку. Если же пойдешь в девятый класс, то экзамены можно отложить на осень.

Ты то, что решил? Все молчком, молчком, не рассказываешь ничего.

Я улыбнулся.

– Мама, так ты меня до сих пор не спрашивала. Все больше интересовалась, как я себя чувствую и не голодаю ли в больнице. Об учебе, пожалуй, только сейчас речь зашла.

Так, что могу признаться, пока в больнице лежал, решил, что в девятый класс не пойду, а буду поступать в медицинское училище.

Не сказал бы, что Валентина Викторовна была в восторге от моего решения.

– Витя, ты серьезно подумал? Для девочек это неплохой вариант, а мужчина должен деньги зарабатывать, а в медицине какие деньги? Нищета одна, – сказала она в ответ на моё признание. – Смотри, я работаю уборщицей в двух учреждениях, за вечер до одиннадцати часов справляюсь со своей работой. Остальное время домашними делами могу заниматься. А получаю зарплату больше чем тетя Маша, работающая в хирургии постовой сестрой. Она с работы вообще никакая приходит. После ночной смены спит до вечера. Тебе такая жизнь нужна?

В ответ на мамины слова, я только хмыкнул. Если бы она знала, кому рассказывает о тяжелой жизни медработников.

Я то испытал все, что она рассказывает на себе. Очень интересно было разговаривать с медсестрами, или врачами, нашедшими в себе силы сменить профессию. Конечно, были среди них и те, кто не смог найти себя в новой ипостаси и вернулись обратно. Но большинство не жалело слов, рассказывая, что даже не подозревали, что можно жить совсем по-другому, не думая о тяжелых пациентах, жалобах, и прочих неприятностях больничной жизни. И что сейчас им хочется просто радоваться новой жизни. Единственно за что они себя ругали, за то, что многие годы занимались не своим делом.

И тут же поймал себя на том, что и сам пытаюсь, в какой-то мере пойти по прежнему пути. Ну, работал я психиатром, стану зубным врачом, все равно ведь останусь в медицине.

– Может, действительно, кинуть все и заняться чем-то другим? – подумал я, пока мама вопросительно разглядывала мою задумчивую физиономию.

– Мама, насколько я слышал, в этом году будет набираться еще группа фармацевтов, – осторожно я начал разговор. – Если я поступлю на этот курс, то буду работать провизором в аптеке. Работа спокойная, как раз для меня.

На зубного врача ещё можно пойти учиться.

– О, вот это уже лучше! – оживилась мама. – Зубные врачи неплохо живут, конечно, зарплаты у них тоже небольшие, зато уважение! Родню будешь по блату лечить.

В четверг, вдвоём мы отправились в школу. Попытка оставить маму дома не удалась.

– Даже не думай, куда ты без меня. Тебя вон ветром качает. Одни кожа да кости остались. И вообще, ты после болезни странный какой-то. Я тебя временами не узнаю, как будто ты вовсе не мой сын. Потом посмотрю, да, нет, вроде бы мой Витька.

Мне Лев Абрамович говорил, что такое обычно бывает перед приступом падучей, и даже рассказал чего не надо делать.

– И чего не надо делать? – улыбаясь, спросил я.

– Не смейся, о серьезных вещах говорим, – рассердилась мама. – Предупредил, чтобы ни в коем случае ложку в рот не совала и соседям не давала.

– Понятно, – ответил я и снова ушел в свои мысли.

Все правильно, после таких травм заработать эпилепсию, делать нечего. Хотя на ЭЭГ очага судорожной активности в мозгу при выписке не обнаружили, это ничего не значит, он может появиться в любое время.

Но пока ничего подобного не происходит и это хорошо.

Итак, после недолгих пререканий мы вышли из дома. Мда, Витя, действительно, был невысокого роста. В свои пятнадцать лет он был ниже своей мамы, тоже не отличающейся размерами. И сейчас, когда она взяла меня под руку, я чувствовал себя непривычно, потому, как был ниже ёе почти на полголовы. В прошлой жизни подобного не испытывал, тем более знакомых баскетболисток у меня не имелось.

Несколько минут мы шли по тротуару мимо больницы, из которой только позавчера выписался, затем её корпуса сменились частными домиками, а затем впереди показалось высокое школьное здание. На школьную территорию мы прошли через огромную дыру в заборе. Подобные дыры в нем имелись через каждые двадцать-тридцать метров. Видимо, денег на ремонт забора школьный бюджет не предусматривал.

На вытоптанном футбольном поле носились с десяток мальчишек, увлеченные игрой, на нас они даже не смотрели.

Проходя мимо, невольно отметил, что ни одного взрослого рядом не было.

В том будущем, из которого я сюда попал, ближайшая школа располагалась напротив моего дома, и из окна было видно, как к школьному двору подкатывают крутые и не очень тачки и родители провожают детей в школу или на тренировку. И пока продолжается тренировка несчастный папаша, или мамаша, сидит на скамеечке в ожидании своего отпрыска, чтобы отвезти его домой.

Здесь же куча малышни от семи лет и старше свободно бегала по школьному двору, и никому до них не было дела. Еще несколько мальчишек и девчонок усердно поливали посадки, вот там за ними следила пожилая учительница, в её задачу, как я понял, входила обязанность проследить, как дети выполняют отработки на пришкольном участке.

– Витя, не отвлекайся, – напомнила мне мама, когда я замедлил шаг, чтобы убедиться, что на участке действительно растет кукуруза, хилые побеги сантиметров пятнадцать в высоту.

– Надо же! – мысленно удивился я. – Какая в регионах инерция мышления! Главного кукурузника уже два года, как пнули со всех постов, а кукурузу до сих пор почти у Полярного круга пытаются выращивать.

Школьное здание без детей оставляло странное ощущение. Наши шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Хорошо, что ремонтом здесь еще не занимались. Поэтому настроение у меня не испортилось, как обычно бывало в первые дни учебы.

В свое время запах краски и первое сентября для меня стали неотделимы друг от друга, а в школу идти жутко не хотелось, поэтому сейчас в отсутствии привычного амбрэ масляной краски и олифы, отрицательных эмоций не возникало.

Поднявшись на второй этаж, мы направились в учительскую. Мама в школе ориентировалась неплохо, видимо, бывала здесь частой гостьей, хотя я в Витькиных воспоминаниях не был особо шустрым парнем, влипающим во все неприятности. Но потом вспомнил, что старший брат тоже учился в этой школе, и был известным хулиганом в плане нарушения дисциплины. Насчет драк у него было табу, поставленное тренером. Так, что нарушал он этот тренерский запрет нечасто, только когда надо было поставить на место моих одноклассников, или других, залетных фраеров, по глупости приставших к мелкому пацанчику.

В учительской нас ждали.

Галина Петровна, наша классная руководительница, удивленно взглянув на меня, поздоровалась в ответ на наше приветствие и сразу перешла к делу:

– Витя, ты, конечно, неплохо выглядишь, это радует! Но признайся честно, сможешь ли выдержать экзамены?

Я улыбнулся.

– Ну, если вы не будете меня сильно пытать, то выдержу.

– Понятно, – вздохнула Галина Петровна и добавила:

– Побудь немного в коридоре, я с твоей мамой переговорю.

Я вышел в коридор, здесь после светлого кабинета показалось совсем темно. Я походил туда сюда, вышел на лестничную площадку и глянул вниз, как раз туда, куда приземлился пару месяцев назад. При этом воспоминании по спине пробежали мурашки.

– Витя, здравствуй, – прозвучал сзади знакомый голос учительницы русского языка и литературы.