Горлышко из кувшина. Серия «Бессмертный полк»

Жертвы жертвами, начальство же всё это месилово видело.

Но, гады и сволочи, вылезшие в наши командиры так и не давали приказ на тактическое отступление и обход этой долбаной высоты с флангов.

Мокрушники наши полковники, так и гробили людей ни за что, ни про что. Без шансов отправляли их на пулемёты и неминуемую смерть.

И так, в разных вариантах, раз за разом. Казалось, бои идут на измор и будут продолжаться бесконечно.

Кровь леденела в жилах, когда смотрел смерти в глаза, а погибель подстерегала на каждом шагу.

Мороз по коже, страшно как было закапывать в мерзлую землю кровавое месиво с оторванными ногами. Чудовищная поклажа, собранная кусками, на заиндевелой плащ-палатке в общей куче.

Или фрагменты тела, замерзавшие прямо на снегу. Витающий парок над кучкой и это всё, что осталось от бойца, жизнерадостного балагура-весельчака, друга из Ижевска.

На шинели растерзанное с растекшимся животом тело.

Вот еще одно, прямо в месиве из грязи.

А здесь была бесформенная масса, перекинутая через шомпол от орудия, так легче было тащить.

В шапке-ушанке со звездой кровавая лепешка с чем-то там собранным внутри.

Вот лежали рукавицы знакомого стрелка с оторванным пальцем и торчащими изнутри культями.

Дальше было что-то еще кровавое, которое уже нет ни какой возможности опознать.

Артиллерийский ящик, а изнутри торчали руки, ноги, бесформенные тела.

В воронке лежал труп солдата, живот его был распорот и раскрыт, словно сундук с откинутой крышкой. Все внутренности, как на анатомической картинке: кишечник, печень, желудок.

Рядом воняющий труп обгоревшего танкиста.

Подалее, еще кости…

Еще… Еще… Ещё…

Страшная это и безумная была бойня. Мы и не заметили, как заматерели на войне. Смерть воспринимали в качестве составляющей боя. Обвыкли.

Но, до чего же низка и подла человеческая натура. Перед началом атаки мы побросали свои вещички в утепленную землянку полковых разведчиков. А когда вернулись, на месте нашли лишь подменную рвань. Какая-то сволочь успела подменить и украсть весь наш нехитрый солдатский скарб. Негодяи.

Смерть смотрит в глаза, а всё равно надо украсть у ближнего!

Образно говоря, остались мы без тёплых полушубков, резервной обуви, бесценного солдатского барахла в вещмешках. Хорошо, что ещё разведчики, хозяева теплушки не подошли. Ворюги ведь не знали, что тырят у сыскарей. Они-то точно разыщут.

Могут и головушки открутить мазурикам. Причём без всяких на это разрешений и согласований.

Отдых, кормежка и сон для взводного были, конечно, в последнюю очередь.

Ночью обессилевшие бойцы спали богатырским сном в забытье. А у меня была своя святая обязанность. При свете коптилки надо было заполнять похоронки. Затем разбудить ротного и подписать им. Поутру отправить посыльным в штаб. Полевая почта обязана была доставить по назначению.

В ответ надо было ждать, а то и требовать очередного пополнения.

А сейчас надо было писать сухо и просто: дата, фамилия, место захоронения, адрес, лаконичная запись: «Погиб смертью храбрых…» Безусловная уставная обязанность командира: уведомлять домочадцев о судьбе их родственника, а свое непосредственное начальство о боевых потерях, убытии, так сказать, в связи со смертью.

Поторопиться надобно было. Никто за меня эту работу не сделает. А потом и списки личного состава могут затеряться, ежели со мною что приключится.

При мерцающем свете коптящего фитиля из сплющенной вверху снарядной гильзы был виден грубо сколоченный стол из досок от ящиков для минометных зарядов. На нём рядком лежали солдатские жетоны.

Кто-то не брал их в бой по суеверию. У кого-то искромсало вместе с телом. Многих не могли опознать. По адресам пропавших без вести солдат и не опознанным похоронка не отправляли. Туда отсылалось извещение, а в нём короткая запись, что пропал без вести.

В таком случае до самой смерти будет ждать родная мать своего сыночка из боя. А вдруг вернется. Автобус вот из района придет. И вдруг он, кровинушка родная объявится. Сыночек.

Тут как тут вырастет, словно из-под земли. Зайдет во двор, поправит ремень, смахнет пыль с гимнастерки, расправит свои широкие плечи и широко улыбнётся. Скажет громко

– Собирай-ка, друзей, соседей маманя. Накрывай на стол. Я вернулся! – однако, никто так и не сможет нарушить тишину крестьянского двора. Оставшуюся жизнь мать так и будет тешить себя иллюзиями, рассказывать соседкам, – слышь, а в рядошном селе через год вернулся солдатик. Говорят, в беспамятстве был. Вот и мой сыночек, наверное, тоже?

Может быть, так легче жить материнскому сердцу. С надеждой на всю оставшуюся жизнь. До самой своей смерти.

Очень жаль, но немногим кому удалось вертаться до своей мамочки.

Не судьба…

Бой окончен, наступал новый рассвет. Успеть бы, заполнить. И сколько ещё будет этих треугольников впереди. Надо, надо писать поскорее, пока сам живой. А поутру придётся готовить свой взвод к выполнению боевой задачи. Ни слез, ни рыданий по убиенным, ни истерик.

Неожиданно в ночном сумраке появлялись люди. Мимо проходила колонна из нового пополнения. Следом маршировала другая. Еще одна.

– Мама моя, – подумалось, – молоденькие-то какие!

А назавтра был снова страшный бой. Кто тогда из них, молоденьких выжил, одному богу было известно…

…Усталые, мокрые мы развели костёр. Я снял валенки и стал сушить портянки у огня. Костёр окружили новобранцы. Они всё расспрашивали, каково на фронте и всех ли убивают. Их сразу можно было отличить по излишней суетливости.

Бывалые же вояки всегда использовали свободную минуту для отдыха. Усевшись основательно, ставили меж колен автомат, расслаблялись и отдыхали всеми клетками своего тела. Но, в то же время, они могли собраться за доли секунды, оценить обстановку и вступить в бой.

Человек с медленной реакцией редко выживал на войне. А на «передке» это было вообще невозможно.

На фронте приобретались совершенно новые защитные реакции на уровне инстинктов. Я, никогда не обладавший хорошим обонянием, при устройстве позиции для корректировщика на переднем крае, словно зверь мог чувствовать запах немецкого табака за семьдесят-сто метров.

Уже в сумерках приходилось перемещаться по новым, заранее подготовленным запасным координатам. Грузили весь батарейный скарб на двуколки и с трудом волочили ноги.

В горле от чада и смрада першило. Приходилось сплёвывать противную оскомину. Выхаркивать из легких всю пороховую гарь.

Мать-перемать, но почему-то запаздывал ездовой.

А поблизости подполковник, начштаба полка из свежего пополнения безуспешно пытался попасть начищенным до блеска сапогом в стремена своей лошади. Парочка автоматчиков из охраны с четырёх рук усаживала в седло растолстевшего на тыловых харчах офицера. Пьяный вдрызг подполковник что-то мычал и вдруг завалился на шею лошади, обхватив её руками.

Автоматчики понуро повели её под уздцы к месту дислокации своего штаба.

Зимой 1943 немцы ушли уз «котла». Вытекли на заранее подготовленные позиции. Но результат есть результат. Поэтому в штабе хвастались, что в целом, операция была успешной.