Первый шаг в Армагеддон. Серия «Бессмертный полк»

Немцы отмечали на львовском направлении умелые и храбрые действия 4-го механизированного корпуса генерала Андрея Андреевича Власова: «На угрожаемых участках противник немедленно ставит заплатки небольшими моторизованными группами».

В журнале боевых действий 17-й армии констатировалось: «Командование противника, судя по принимаемым мерам, вполне адекватно ситуации». Однако сражавшиеся без поддержки пехоты советские танки были изначально обречены. И не важно, в какой город на встречном ударе врывались танки РККА: Могиров, Немиров, Жовкву.

Документы позволяют сделать выводы, что танки либо погибали в бою, либо были оставленными вследствие технической неисправности и не имели возможности быть восстановленными в мастерских, либо попросту были брошенными без горючего на дорогах.

Танкисты умудрялись даже доставлять их до железнодорожных платформ. Но впоследствии они всё равно были брошены на железных дорогах вследствие хаоса, либо были разбомблены «Юнкерсами».

Если сравнивать наши потери в танках в 1941 году в пропорциональном отношении с противником в 1943 году, у немцев было почти то-же самое.

Смотрите сами. После провала немецкой операции «Цитадель» и, как раз перед советским наступлением на Курской дуге состояние сверхновых «Пантер» на 20 июля 1943 года оценивалось следующим образом.

Здесь только 25% от численного состава боевых машин оставались на ходу и были боеспособны. 25% было потеряно безвозвратно. А 50% находилось в ремонте. Эти сверхсовременные танки немцы так и не успели восстановить. В результате брошенными, либо умышленно взорванными оказалось 75 САУ (самоходная артиллерийская установка), «Пантер». А это, как ни крути почти 2 панцердивизии.

Если проводить аналогии и производить какие-либо расчёты, то приходится делать вывод, что все поражения у любого противника в сравнении выглядят абсолютно одинаково.

Гудериан в докладе фюреру 27 марта 1944 года писал: «Под Уманью, около 300 танков попало в руки противника. Группа армий „Юг“ со всей ответственностью докладывает: ремонт оставшихся в Умани повреждённых танков был абсолютно невозможен вследствие недостатка запасных частей». При отступлении на станции Потаж были брошены на платформах танки Т-6 «Тигр» в количестве 21 единицы.

Со своей стороны только замечу, что ситуация на фронте стала сравнительно равной только к середине войны. Это как раз к тому моменту, когда перестали действовать подарочные бонусы Генштаба РККА первого периода войны. Или у вас иное мнение? Ну-ну…

Помимо основных факторов, влиявших на успехи одних и неудачи других, были так же второстепенные. Тем не менее они так же оказывали воздействие на ход боевых действий, усугубляя и без того тяжёлую ситуацию.

Проблема заключалась в том, что в Красной армии не было тракторов и тягачей, которые могли бы по скорости соперничать с танками. И это было ой, как остро необходимо. Противотанковые пушки были, чуть ли не основной составляющей противотанкового боя в начале войны. А, как и чем их было перемещать?

Вот что докладывал на совещании в декабре 1940 года командир 4-го мехкорпуса М. И. Потапов: «Наша артиллерия, которая входит в состав механизированного корпуса, имеет такой трактор-СТЗ-5, который не успевает в своём продвижении за танковыми частями, поэтому требуемого взаимодействия мы не получаем. Этот трактор необходимо снять с вооружения механизированного корпуса и заменить его более мощным и вездеходным». Поясню читателям, что всю войну «головастик» СТЗ-5 был всегда мечтой командира стрелкового соединения и головная боль танковых командиров.

В свою очередь немцы, ещё с 30-х годов производили мощные и маневренные полугусеничные тягачи. Командир 11-й танковой дивизии генерал Крювель оценил их, как «ценнейшие». Они могли легко прихватить на буксир тяжёлую 150 мм гаубицу SdKfz8, да ещё весь артиллерийский расчёт с обслугой до 12 человек и двигаться вслед за своими танками. Они же виртуозно с разворота устанавливали на позицию любое орудие, которое было готово немедленно вступить в бой.

Если подводить итоги сказанному, то отчётливо высвечиваются причины поражения летом 1941 года.

Первое, это отсутствие упреждения в мобилизации и развёртывания войск.

Второе, это отсутствие полноценных и манёвренных мехсоединений.

Третье, это существовавшие проблемы с выучкой войск и подготовкой новых и новых кадров так необходимых для фронта, нехватка командирского состава и подавляющее отсутствие инициативы на местах.

Четвёртое, а, может быть, и определяющее: отсутствие непроблемной техники. Танки Т-34 и КВ были далеко не лучшего качества. Будучи ещё «сырыми» они сходу попали в бой и в нечеловеческие условия эксплуатации.

Пятое, и наиболее обескураживающее. Возможное наличие предательства в Жуковском Генштаве РККА (документы засекречены даже спустя 76 (!) лет).

Фактически, танки стали живым щитом пехоты. Как следствие действия железного щита Красной армии является тот факт, что страна смогла выдержать в мясорубке войны и выиграть.

Коммунистический переполох

16 октября 1941 года.

Сейчас модно снимать фильмы-катастрофы. Предугадывать, что было бы при ядерном ударе? А вот при химическом нападении было бы так. При наводнении, эдак. При морозах за минус семьдесят, при жаре за плюс пятьдесят. Но мало, кто поднимает память о недавней нашей истории. Слуха одного, иногда, хватает, чтобы посеять панику. И тогда…

Всем известно, что вождь работал допоздна и просыпался ближе к обеду. Но 15 октября 1941 года необычно рано собрались все члены Политбюро. В 9 утра партийные бонзы уже толпились в кабинете Сталина. Как всегда, в неподражаемой манере тот заявил, что брешь в 500 километров, которая образовалась в обороне Москвы, закрыть войсками Красной Армии не получится. Попросту нет резервов, а потому в любой день противник может ворваться в город. Никто не возражал, что 15 вечером необходимо будет немедленно эвакуироваться. В воздухе повисла гнетущая тишина. Великая империя Советов полностью зависела от действий своего главнокомандующего, который уведомил о своём исходе из столицы утром 16 октября. Действующие лица, не стесняясь быть уличёнными в упаднических настроениях, поспешили исполнить указание вождя. В результате панические вести распространились мгновенно. Началась непредсказуемая, страшная и беспорядочная вакханалия. Напуганные жители в беспорядке и замешательстве побежали из города.

Хаос, переполох и смятение в Москве началась 16 октября 1941 года, когда фашисты прорвали фронт на Можайском направлении. Паника.

Первыми бросились бежать из Москвы партийные функционеры, руководители предприятий, директора заводов. Они обладали определённым ресурсом для эвакуации, поэтому использовали его на полную катушку. Кузова выделенных автомобилей домочадцы набивали своим барахлом под завязку. Пихали туда всё. Диваны, торшеры, баулы с тряпками, ковры, никелированные кровати, чемоданы всех мастей.

Драпали поголовно все и целыми семьями. Не забывали прихватить с собой собачек, кошечек и, даже, аквариумы.

Сопровождало всё это барахло жирное мясо хозяев.

Все и вдруг осознали, что трон под большевиками закачался основательно. Враг был у ворот, а защищать от варвара «краснопузых комуняк» у людей в белокаменной желания не было.

Когда по радио передали, что неприятель прорвал линию нашей обороны, а страна и правительство находятся в смертельной опасности, начался невообразимый массовый исход из города. Люди целыми коллективами шли пешком в Горький. Кто куда, уезжали в деревни. При этом, не забывали прихватить казённое имущество. А чиновники покруче и повыше драпало тайком и по ночам.

Начальство действовало по принципу «спасайся, кто может». Очень многие партфункционеры, целиком и полностью загрузив служебные машины до отказа, пробивались через контрольные пункты или объезжали их и устремлялись на Рязанское и Егорьевское шоссе. По Рязанскому шоссе с узлами, баулами да чемоданами шли толпы людей. Оно меньше всего обстреливалось. Впрочем, какая была разница? Разбегались по всем направлениям, лишь бы подальше от города. Людей охватило стремление любой ценой, но спасти свою шкуру.

Весь народ ощутил на подкорке трусость, растерянность и предательство. Было опозорено шоссе Энтузиастов, по которому неслись на восток автомобили бывших и на словах задекларированных партийных «энтузиастов». Лев Ларский: «Я стоял у шоссе, которое когда-то называлось Владимирским трактом. По знаменитой Владимирке при царизме гоняли в Сибирь на каторгу революционеров-это мы проходили по истории. Теперь революционеры-большевики сами по нему бежали на восток-из Москвы. В потоках машин, нёсшимся от Заставы Ильича, я видел заграничные лимузины с „кремлёвскими“ сигнальными рожками-это удирало Большое Партийное начальство! По машинам я сразу определял, какое начальство драпает: самое высокое-в заграничных, пониже-в наших „эмках“, более мелкое-в старых „газиках“, самое мелкое-в автобусах, в машинах „Скорая помощь“, „Мясо“, „Хлеб“, „Московские котлеты“, НКВДшных „чёрных воронах“, в грузовиках, в пожарных машинах… А простые рядовые партийцы бежали пешком по тротуарам, обочинам и трамвайным путям, таща чемоданы, узлы, авоськи и увлекая личным примером беспартийных… В потоке беженцев всё смешалось: люди, автомобили, телеги, тракторы, коровы-стада из пригородных колхозов гнали!.. В три часа на мосту произошёл затор. Вместо того, чтобы спихнуть с моста застрявшие грузовики и ликвидировать пробку, все первым делом бросались захватить в них места. Форменный бой шёл: те, кто сидел на грузовиках, отчаянно отбивались от нападавших, били их чемоданами прямо по головам… Атакующие лезли друг на друга, врывались в кузова и выбрасывали оттуда оборонявшихся, как мешки с картошкой. Но только захватчики успевали усесться, только машины пытались тронуться, как на них снова бросалась следующая волна… Ей богу, попав впоследствии на фронт, я такого отчаянного массового героизма не наблюдал…»

Секретарь Союза писателей Александр Фадеев докладывал, что автор слов знаменитой песни «Священная война» Василий Лебедев-Кумач «привёз на вокзал два грузовика вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался».

Другой писатель, Аркадий Алексеевич Первенцев тоже пытался уехать из города вместе с женой. Процветающему тогда писателю государство выделило машину с шофёром и он ею пользовался. Но дорогу перекрыла огромная толпа: «Несколько человек бросились на подножки, на крышу, застучали кулаками по стеклу. Под ударами кулаков рассыпалось и вылетело стекло возле шофёра. Машину схватили десятки рук и сволокли на обочину, какой-то человек поднял капот и начал рвать электропроводку. Десятки рук потянулись в машину и вытащили жену. Она сопротивлялась в изнеможении и кричала. Несколько мужиков подняли её на руки и уволокли к соседнему с дорогой оврагу. Проходившие мимо красноармейцы попытались призвать толпу к порядку, но у них ничего не получилось. В конце-концов не стрелять же в людей. Толпа кричала, шумела и приготовилась к расправе, линчевать. Я знаю нашу русскую толпу. Эти люди, подогретые соответствующими лозунгами 1917 года, растащили имения, убили помещиков, бросили фронт Первой мировой и дезертировали, убили своих офицеров, разгромили винные склады… Это ужасная толпа предместий наших столиц, босяки, скрытые 20 лет под фиговым лист-ком профсоюзов и комсомола. Здесь же, армия защищавшая шоссе, была беспомощна. Милиция умыла руки. Я видел, как грабили другие машины, и во мне поднялось огромное чувство ненависти к этой стихии. Я смотрел на их разъярённые, страшные лица, на провалившиеся щёки, на чёрные, засаленные пальто и рваные башмаки, и вдруг увидел страшную пропасть, разъединявшую нас, сегодняшних бар, и этих пролетариев… Вошедшая во вкус толпа бросилась грабить очередной правительственный автомобиль ЗИС-101: из него летели носовые платки, десятки пар носков и чулок, десятки пачек папирос. ЗИС увозил из Москвы жирного человека из каких-то государственных деятелей, его жену в каракулевом саке и с чёрно-бурой лисой на плечах. Он вывозил целый магазин… Из машины вылетел батон белого хлеба и упал на дорогу. Какой-то человек в замызганном пальто прыгнул к этому сокровищу, поднял буханку и начал уписывать за обе щёки», щеря в блаженной улыбке беззубый рот… Безысходность и всполох катастрофы. Ужас. Жуть.

Драпали все. Но назло отчаянию в народе стала гулять злая шутка. Спрашивается: «На какой ленточке медаль «За оборону Ленинграда?» Ответ: «На муаровой. А медаль «За оборону Москвы»? «На драповой».

Вся Москва бросила работу, люди болтались без дела. Электрички стояли, машин и автобусов не было. Метро не функционировало. Лазарь Каганович подготовил Указ: «Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению. Объекты разрушить любым способом…» В разных направлениях в метро спустили сотни тонн динамита. Большевики же любили разрушать. Хлебом не корми, уделают всё до основания. Была создана специальная комиссия по проведению «спецмероприятий», в которую входило пять человек: представители партии и наркомата обороны, от НКВД СССР-Иван Серов, от НКВД Москвы-Михаил Журавлёв. На ликвидацию гражданских объектов было выделено 20 тонн взрывчатки. Уничтожению подлежали так же хлебозаводы, холодильники, мясокомбинаты, вокзалы, трамвайные и троллейбусные парки, мосты, электростанции, а так же здания ТАСС, Центрального телеграфа и телефонные станции… Большевики своими намерениями собирались создать невыносимой жизнь простому народу, если они окажутся в оккупации. Иногда, в толпе слышались выкрики: «Бей коммунистов!»

На улицы Москвы с самолётов немцы сбрасывали листовки с различными текстами, которые только усиливали тревогу: «Москва не столица, Урал не граница…» Эта фраза в достаточно простой формулировке, как нельзя реально отражала намерения фашистов. Паника нарастала с каждой минутой. Радио молчало. Успокоить народ было некому.

В то время военная прокуратура зарегистрировала, что более 780 руководящих работников «сделали ноги». Ими было похищено из государственных касс почти 1,5 миллиарда рублей. Начальники самовольно угнали сотни грузовых и легковых автомобилей.

Все возмущались и говорили, что крысы первыми бегут с корабля, да прихватив при этом с собой несметные ценности. Люди имели ввиду крыс начальников и крыс жирных партийных функционеров.

Истерика ощущалась везде. Особо когда «волна» передавалась сверху.

У людей от бессилия перед надвигающейся катастрофой появлялась ожесточённость и свирепая злоба на всех и на всё. С трудом можно было представить, что с такими невменяемыми людьми можно было адекватно разговаривать

Абсолютно всё было в дефиците. В очередях наблюдались постоянные драки. Наглые мужики в ожидании привоза продуктов душили старух, а в магазинах могли запросто прихлопнуть горластых молодух. Гражданская, а сейчас прифронтовая жизнь обесценилась донельзя. Получив месячную зарплату-отступные, паникёры на вокзалах штурмовали поезда. Чтобы продукты не портились, перед закрытием магазинов их стали раздавать прохожим на улице.

Обнаглевшая молодёжь бандитствовала. А милиционеры слонялись по тротуарам, как неприкаянные. Проще говоря, охраняли сами себя. Стояли по 2—4 человека, глазели на всё происходящее, не вмешиваясь и спокойно покуривали папироски.

У них всегда был один и тот же ответ: «Нет никаких инструкций…»

Как и положено проходимцам, в первых рядах драпали коммунисты. Художница Андреева А. А.: «Партийная верхушка института, зная, что он переоборудуется в госпиталь и скоро привезут раненных, бежала. Но, при этом, выкрала и увезла с собой все запасы спирта и денег…»

Ярые коммунисты поголовно сжигали в спешке свои партбилеты. «В связи с трусостью и приближением фронта к городу 1551 партийцев уничтожили свои парткнижки». Обычное дело, когда на улицах разлетались деловые бумаги. Если приглядеться, то можно было понять, что это совсекретные партийные документы.

Партийные бонзы считали, что главное спасти свою шкуру. А то, что по этим «ксивам» Гестапо может найти и уничтожить тысячи людей они не задумывались.

Замнаркома внутренних дел И. Серов докладывал 18 октября Наркому Л. П. Берии о том, что при обходе тоннеля Курского вокзала сотрудниками милиции было обнаружено 13 мест бесхозного багажа. При вскрытии оказалось, что там находятся секретные пакеты Московского горкома ВКП (б), партбилеты и учётные карточки на руководящих работников обкома, горкома, облисполкома и областного управления НКВД, а так же на секретарей райкомов Москвы и области! Попади эти документы в руки немецких агентов, то люди были бы обречены. Были бы под риском быть убитыми даже в мирное время.

Что это было? Схрон, вброс совсекретной документации для абвердиверсантов, или посылка-подарок для Гестапо? По истечении времени не узнать уже.