Шницель Грей. Рассказы о собаках и людях

Сначала, в первый год, когда венок оказался у порога, Джерри Ли ворчал, что старина Мэтт плохо прикрепил его к стене и, конечно, это просто ветер сорвал венок. Но соседский старик не хотел ничего слушать и во всем обвинял сынишку Дэвида, маленького Сэмюэля. Зачем бы мальчишке сдался дурацкий венок, он же не безмозглая шпана, наоборот, парень вырос спокойным и рассудительным среди таких же чудиков – детей Кремниевой долины, куда переехал Дэвид, едва окончил Колтех.

Джерри Ли очень гордился сыном и его образованием, он и сам был не какой-нибудь там фермер, или механик, или работник буровой, нет, Джерри Ли успешно закончил колледж и всю жизнь проработал бухгалтером. А вы что, думаете, бухгалтер – это обязательно женщина в очках и с пышной кудрявой гривой волос? Нет, бухгалтер может быть и в ковбойских сапогах и линялых джинсах. И хоть бухгалтерию Джерри Ли вел для стройки, всегда любил отмечать, что работает не руками, а головой.

Вот и Дэвид вырос таким же. Работает головой. И малыш Сэмюэль тоже будет зарабатывать на жизнь мозгами, а не руками. Так-то! На какой дьявол ему чертов венок?

На следующий год старик Мэтью, кряхтя, притащил стремянку и приконопатил венок выше, но вскоре венок опять лежал у дома Джерри Ли, и снова прямо под дверью. Снова звучали претензии, сосед, как назло, видел в тот день, как малыш Сэм проезжал на велосипеде мимо его дома.

В этом году старик Мэтью пришпандорил свой дурацкий венок уже под окно второго этажа. Он что, всерьез полагает, что кто-то приедет на подъемнике срывать дурацкий венок? Он вообще уже выжил из ума на старости лет, этот чертов Мэтью?

– Послушай, Мэт, что я тебе скажу. Ты меня вконец достал со своим венком. Я говорил тебе прошлый раз и позапрошлый, что венок твой никому не сдался, и особенно малышу Сэмюэлю, который порассудительнее многих наших с тобой знакомых будет. Но ты же не слушаешь ни черта! Так вот знай, Мэтью, в этом году Дэвида задержали на работе, и они прилетают только в сочельник, а это послезавтра. Моего внука, таким образом, у меня дома пока еще нет и быть не может. Дошло до тебя, дурная ты голова?

Джерри Ли не стал слушать, что ответит ему сосед, и так достал глупостями своими, а сердито поднял стекло и надавил акселератор. Машина рванула с места так резко, что собака подскочила на заднем сиденье.

Эта собака жила у Джерри Ли уже двенадцать лет. Собственно, не жила, а жил, это был кобель-щенок, как полагал поначалу Джерри Ли, питбультерьера – вырос в худощавую лопоухую веселую собаку. Джерри Ли купил щенка через год после того, как жена покинула этот мир, он всегда хотел собаку, а жена не любила собак и вообще никаких животных, пожалуй, это был самый крупный ее недостаток, если не единственный. Джерри Ли первый год очень тосковал, но из упрямства все же решил завести щенка. Тогда же как раз случился у него роман, видимо, уже последний. Красотка Элис работала в баре у Мерфи. Она дразнила Джерри Ли разными своими женскими колкими шуточками, и именно она назвала собаку Ли, уверяя, что они с Джерри Ли невероятно похожи. Потом она долго шутила, что Ли вырос – точная копия свой хозяин – тощий и шебутной, именно по причине совпадения их имен. Джерри Ли бесился от ее шуточек, и все же Элис невероятно нравилась ему, красивая и бойкая, но когда она однажды собрала вещи и ушла, заявив, что с таким тяжелым характером Джерри Ли должен жить один, он палец о палец не ударил, чтобы ее удержать. Похоже, характер у него, и правда, был тяжелым.

К бестолковому псу Джерри Ли привязался очень крепко. Ли везде сопровождал его, он обожал высовывать морду в окно, чтобы встречный ветер трепал собачьи брыли, а язык развевался, словно победный вымпел на флагманском корабле или что-то навроде такого. Джерри Ли часто по выходным возил пса за город и отпускал побегать по пустошам или в каньоне. Ли обладал невероятной скоростью, мог влет перескочить двухметровой ширины ручей и на лету спокойно ловил пущенный хозяином фрисби.

Теперь Ли, как и хозяин, заметно поседел, бегает редко и не особенно быстро, а на жаре устает. Джерри Ли забросил и фрисби, и давно снял старую шину с дерева возле дома, на этой шине Ли раньше мог полдня провисеть, раскачиваясь и пытаясь оторвать ее с толстой цепи.

Что тут скажешь, годы идут и для людей, и для собак, и никуда от этого не деться. Джерри Ли, погруженный в воспоминания, не заметил, как добрался до парковки молла, поставил машину в тень, оставив приоткрытым окно, чтобы собака не задохнулась, отправился за покупками.

Он побродил по павильонам в толпе привычных ему реднеков, многочисленных мексиканцев и каких-то индусов, что стали селиться неподалеку от их городка недавно. Вроде там открыли какой-то информационный центр или что-то наподобие. Джерри Ли в этом не разбирался, но был уверен, что все индусы работают в айти. Наконец, набрав подарков и проследив, чтобы их аккуратно упаковали в подарочную бумагу, он поволок пакеты в машину. Ему еще нужно было заехать в «Дисконт Ликер», прикупить к празднику горячительного. В машине его встретил зевающий Ли, сумевший пропитать своим специфичным собачьим запахом весь салон, пока Джерри Ли закупался.

– А ты не очень-то хороший охранник, да? – Джерри Ли потрепал сонного пса по холке и уселся за руль.

Погнав машину по техасской пыли, Джерри Ли снова задумался, как коротки годы и собак, и людей и что надо бы уже поднять зад с кресла качалки и отвезти Ли в каньон, где они не были уже года два. Может, стареющий пес хоть немного развеселится, он стал какой-то совсем сонный и печальный. Джерри Ли стало очень грустно, и, чтобы отвлечься, он принялся насвистывать старинную песенку «Роза из Алабамы», которой его когда-то научил его дед, которого, в свою очередь, научил тоже собственный дед. Почему отцы выпадали из этой цепочки, Джерри Ли не знал, наверное, были заняты на работе и не имели времени на всякие песенки. Надо будет научить этой песенке Сэмюэля. Черт, а неплохо бы взять его с Ли в каньон, может, они хоть побегают вместе. Джерри Ли на минуту обернулся на заднее сиденье и увидел, что его пес снова безнадежно храпит. Что-то большие сомнения закрадываются относительно того, что он будет бегать.

Добравшись до дома, Джерри Ли не стал парковаться у лужайки, а закатился на пикапе сразу в гараж. Оттуда удобнее было таскать пакеты с подарками, едой и алкоголем. От хлопков дверей Ли проснулся и нехотя сполз с сиденья, а потом вытек из машины, приплелся в гостиную и плюхнулся на пол посреди комнаты. Джерри Ли немного пододвинул пса ногой, чтобы не мешал проходу – при этом пес даже не пошевелился, и отправился за коробками. Закрывая ворота гаража, Джерри Ли обратил внимание, что настырный старикашка Мэтью все-таки повесил свой венок снова, при этом машины его возле дома не было, вероятно, поехал возвращать в магазин арендованную для этих целей лестницу.

Джерри Ли усмехнулся и принялся таскать из машины пакеты, напевая всю ту же песенку:

Oh brown Rosie, Rose of Alabamy.
The sweet tobacco posey is the Rose of Alabamy.
The river rose; the cricket sang,
The lightnin’ bug he flashed his wing,
And like a rope my arms I fling,
«Round Rose of Alabamy.

Пакетов было много, песенка бодрила, настроение Джерри Ли поднялось. Как хорошо, что скоро Рождество, семейный ужин, праздники. И чего он поддался дурацким грустным мыслям?

Джерри Ли шмякнул на стол очередные покупки и услышал, как за окном хлопнула дверь машины – видимо, старикашка Мэт вернулся домой.

Краем глаза Джерри Ли увидел, как пес внезапно вскочил с пола и покрался к двери. Интересно, чего это он. Джерри Ли посмотрел, как за собачьей дверцей внизу входной двери скрылся белый с рыжим хвост, и с любопытством выглянул следом.

Бело-рыжий пес с почти седой головой бодро трусил через дорогу к дому старикашки Мэтью, словно по какому-то важному делу. Вот он пересек дорогу, пробежал по лужайке к гаражу, возле которого припаркован старикашкин пикап… Внезапный резкий прыжок, и вот Ли уже в открытом кузове, еще прыжок – на крыше, почти не касаясь ее – на крышу гаража, а оттуда мощным сильным толчком пес доскочил до второго этажа дома, сорвал зубами венок, оттолкнулся от стены и приземлился точно на мешки с травой, которую Мэттью собирал позавчера граблями полдня, кряхтя и чертыхаясь, но почему-то до сих пор не вывез.

С рождественским венком в зубах как будто неожиданно помолодевший пес галопом примчал обратно, положил венок у ног Джерри Ли и счастливо завилял хвостом.

Сам Джерри Ли уже хохотал, как ненормальный. Вот это номер, расскажи кому, не поверят! Жаль, не догадался снять видео на телефон, да и не очень разбирался он в этой новомодной технике, чтобы быстро его включить и найти нужную картинку с кнопкой. Но, надо же, номер вышел просто акробатический!

– Эх ты, старый проказник! Вот удивил так удивил! Нет, точно, надо будет отвезти тебя на каньон да разыскать твой фрисби, не помню уж, и куда его задевал. А ты еще ничего, старик, ничего!

Джерри Ли оставил венок лежать у порога: пусть старикашка Мэтью бесится, и поделом ему, запустил пса в дом, а сам отправился в гараж, где его ждали оставшиеся пакеты, по-прежнему предвкушая веселые праздники и счастливое Рождество.

So fare thee well Eliza Jane,
And fare thee well you belles of fame,
For all your charms are put to shame,
By the Rose of Alabamy.

Какие выгоды приносит собака

(из историй на Рождество)

Если вы не бывали в Праге на Рождество, не нужно расстраиваться, наверняка у вас еще все впереди, а пока послушайте меня, я расскажу вам про всю эту красоту небывалую. Только не ждите, пожалуйста, снега, оленей и ухающего Санту, это вам не какой-то голливудский фильм, а простой рассказ про простых людей, типа нас с вами, а может быть, и не совсем, сейчас и будем выяснять.

Значит, Прага, да-да, та самая красавица Прага, что жемчужиной сияет где-то там, близко к центру Западной Европы, она не то чтобы снежная, ну то есть снег там, конечно, бывает, но даже перед Рождеством ложится далеко не всегда.

И это совсем не отменяет праздничного настроения. Знаете, Прага – это не про богатство и роскошь дорогих иллюминаций, эксклюзивных украшений и деликатесов для невоздержанных пиршеств и празднеств, это про уютную, душевную атмосферу, человеческую доброту и тепло. Рождественские вертепы, венки и фонарики, гулянья на городских улицах и площадях, трдельники, грог и глинтвейн, что еще нужно хорошему доброму человеку, чтобы ощутить настоящий рождественский дух старой Европы, и совсем не имеет значения, приезжий турист он или местный житель.

Уютными огоньками и красивыми гирляндами украшают окна домов, магазины и бесчисленные пивные, в некоторых из которых варят специальное рождественское пиво, которое в Чехии можно попробовать только раз в году – ох, оно и крепенькое да задорное – и готовят специальные рождественские блюда: запеченного гуся с ягодным соусом, рыбный суп, сладкие ваночки, ливаны и пряники и, конечно, самое главное из них – рождественский карп, который по-местному зовется «капр».

В пивных вечерами много народу, жарко, шумно и дорого. Так считал и герой нашего рассказа – коренной пражанин Марк Свобода, или, если угодно, для простоты, Марек. Простой и скромный чешский бухгалтер, от роду тридцати трех лет, слегка уже лысеющий, хотя и без пивного брюшка, которое вполне ожидаешь увидеть от холостяка, ведущего сидячий образ жизни.

Марек не то чтобы не любил Рождество, но и особого удовольствия от этого праздника не ощущал. Не будучи религиозным, он давно забросил ходить в церковь на рождественскую службу, куда в детстве водила их с братом мама, втихую от отца, чиновника коммунистического режима. Она же подкладывала под елку подарки от Йежишека – в Чехии именно он балует детей подарками на Рождество, а вот Микулаш – святой Николай – вознаграждает послушных чад в начале декабря. Они с братом с самого раннего возраста догадывались, кто на самом деле покупает подарки, но брат убедил его тогда не расстраивать мать и притворяться, что они все еще верят в рождественское волшебство. По традиции Марек ставил дома в вазу еловые ветки и прятал в кошелек чешуйки карпа, чтобы весь год водились деньги, кому как не бухгалтеру еще думать о деньгах загодя.

А вот весь этот рождественский шум, наплыв туристов, гуляния и распродажи, которые, как считал Марек, только маскируют праздничный рост цен, все-таки раздражали его. Воля бы Марека, он бы в эти дни вообще не выходил из дома. Да он так и делал пару лет, ограничиваясь визитами к родне да покупками в продуктовых магазинах, но в этом году он просто не мог усидеть дома и, как уже стало для него обычным в выходные дни, опять потащился в пивную.

Уж вы наверняка знаете, в Праге прекрасные пивные, и их просто не сосчитать сколько, но Марек весь год ходил в одну и ту же, при том что к пиву он был достаточно равнодушен, а скопления людей откровенно, как уже стало ясно, не любил. Еще не догадались? Ну, конечно, ему нравилась там официантка. Правильнее было бы сказать, что он просто влюбился, втрескался по уши, потерял голову, но сам Марек никогда бы такого не сказал, «нравилась» – вот то слово, которым бы он максимально ограничился.

Для Чехии тридцать три – это уже возраст, когда уже давно пора быть женатым, и брат Марека Томаш давно уже был женат и даже имел дочку семи лет. На холостого Марека косилась родня, но в глаза ему ничего не говорили, да он и сам уже немного парился на эту тему. Проблема его была в чрезмерной застенчивости и нерешительности. В университете ему нравились несколько девушек, но завязать разговор первым он не решился, а в студенческих компаниях не бывал совсем. На работе все больше встречались дамы в возрасте, знакомиться на улице или в баре Марек вообще не представлял как, а в интернетных сайтах знакомств было что-то для него отталкивающее, напоминало то ли электронную биржу, то ли рынок, весьма далекие от настоящих чувств и хоть какой-то романтики.

Так, дожив уже до солидного, как ему тогда думалось, возраста, более менее серьезных отношений Марек не завел, а несерьезные пану Свободе тоже особо-то и не давались.

В ту пивную, название которой я вам тут не скажу, чтобы не делать рекламу хозяину, который и так раздобрел на деньгах от туристов, задрал цены на светлое фильтрованное, а свиную рульку теперь иногда подает даже остывшей, так что в этот раз обойдется совсем без рекламы, вот в пивную эту Марек как-то забрел ранней весной спрятаться от дождя и, пока ожидал свою рюмку «бехеровки» и кружку темного пива, которое, вопреки общему мнению о чехах, воспринимал лучше светлого, увидел там эту удивительную девушку.

Он бы вряд ли смог внятно сказать, чем она его так сильно впечатлила: чуть раскосые голубые глаза, высокие скулы, плотные губы, светло-русые волосы, таких вроде бы и полно в Чехии, особенно в Праге, а вроде бы и не встречалось ни одной. Во всяком случае, Мареку она сразу и бесповоротно запала в душу, и он неожиданно для себя стал посещать пивную регулярно, что было достаточно глупо, ведь пиво он не особенно любил, а про девушку не знал совершенно ничего, ни свободна ли она или замужем (и есть ли у нее дети), ни сколько ей лет, ни откуда она родом, и где в Праге живет, в общем, совершенно ничего, даже не знал, как ее зовут. Единственное, что он знал точно, она всегда работала по субботам, кроме всего двух суббот за все время с марта по декабрь, когда Марек, разочарованный, уходил, так и не допив свое темное.

В те остальные субботы, когда она бывала на месте и легко порхала по залу в расшитом своем сарафане (что смешило Марека, потому что никак не добавляло чешского колорита, но, может, и нравилось туристам, сам бы он в такой глупой пивной даже и второй раз бы не появился, в его районе пивные были и лучше, и дешевле), так вот, в те субботы Марек сидел в пивной по полдня и целому вечеру, цедя свое пиво и стараясь лишнего не отсвечивать. Пивная та была большой, места всем желающим хватало, и на него совершенно не обращали внимания, что его вполне устраивало, и он спокойно мог заниматься в телефоне или в планшете своими делами, подключаясь через бесплатный плохенький вай-фай, и сколько угодно наблюдать за предметом своего сердечного томления.

В тот день, о котором я рассказываю вам, один из приятных дней бесснежного декабря накануне Рождества, такой типичный для зимней Праги, Марек, как всегда по субботам, сидел в своей привычной пивной, потягивал пиво, посматривал на официантку, а заодно занимался делом: считал налоги и доходы своей семьи и выводил финансовый прогноз на следующий год. В этом деле Марек был одновременно, так сказать, в одном лице: окрыленный свободой пилот-ас и зануда-педант из финансового управления городской мэрии.

Он обожал цифры и любил, когда они складывались в красивые суммы, а особенно если они округлялись и доходы серьезно превалировали над расходами. Траты и уплаты, в особенности не слишком нужные, расстраивали Марека от души и всерьез. Он просто не находил себе места, пока придумает, как бы их можно было сократить, а в идеале и убрать вовсе, и тогда доход снова станет круглее и полновеснее, а настроение нашего счетовода поползет вверх, как температура на термометре в жаркий летний полдень.

В этот день семейная денежно-финансовая картина выглядела почти радостно, если бы не одно но. Брат Марека Томаш собирался купить собаку. Собака эта была обещана его дочке в подарок на Рождество, стоило не мало, но это не единственная проблема расходов Томаша, к ним добавлялась собачья амуниция, игрушки, утварь, корм и витамины, оплата ветеринара, дрессировщика, и вот представьте себе, еще и этот налог на собак, ну вот что за напасть, честное слово. Вроде сумма и не большая, полторы тысячи крон, но в совокупности, знаете ли, Марека совсем не радовала.

Пан Свобода решил изучить вопрос, а можно ли как-то налог не платить, и оказалось да, действительно, можно. Всего-то нужно было не покупать собаку, а взять из приюта. Это, кстати, бесплатно, плюс налоговая льгота. Правда, эта льгота действовала только год, но что там через год будет, кто это знает, вдруг да собака не ко двору окажется, жена-то у Томаша та еще дамочка, тут Марек подумал, что, может быть, глядя на брата и его жену, он и не женится так долго.

В общем, как оказалось, взять собаку из приюта – не самая плохая идея, и Марек начал «гуглить», какие приюты есть в Праге и как все это вообще можно организовать и оформить. Продираясь через информационную чащу, рассказывающую про волонтерство, благотворительность и студенческие стажировки, Марек, наконец, добрел до раздела, где рассказывалось, как взять собаку, и с любопытством принялся читать да разглядывать фото, демонстрирующие незатейливый быт четвероногих обитателей приюта. Внезапно за его плечом покашляли. Марик обернулся и обомлел: предмет его воздыхания, светло-русая голубоглазая повелительница пивных кружек, рюмок «сливовицы» и «бехеровки», а также тарелок с гуляшом и «утопенцами», стояла прямо рядом с ним, сжимая в руках поднос, покрытый полотенцем, и глядя в его планшет.