Оценить:
 Рейтинг: 0

Немеркнущая звезда. Часть третья

Год написания книги
2017
<< 1 2 3 4 5 6 ... 13 >>
На страницу:
2 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Поэтому-то народ советский, якобы одураченный и обманутый за 70 последних лет, но чести и совести не утративший, должен-де (по внушениям Яковлева и его команды) дружно начать обоих их проклинать. Построенную же ими Державу “тоталитарную” и “кровососущую” до основанья опять разрушить: в пыль, в труху превратить, в пустыню. И возвести на её месте новую, по западному образцу: образцу какой-нибудь Англии или Америки, – где всё честно, чётко и гладко (Яковлев так считал, а за ним – Горбачёв), сытно, тепло и светло. И где людишки тамошние этакими земными ангелами живут, ездят на “мерседесах” и джипах по миру, барствуют, золотистое пиво каждый день пьют с душистыми свиными сардельками и гамбургерами – и зла никому не желают. Упаси Бог! Тем более, нам, одурманенным русским людям, которых-де они и жалеют и любят, уму-разуму, демократии задарма хотят научить вкупе с другими дурнями из Азии и Африки, и Латинской Америки, на истинный путь наставить: и англичане с американцами, и немцы с французами, все…

Народу рассказывалось и внушалось всё то, одним словом, что “было старо как мир”, набило оскомину и обрыдло думающим образованным людям своим кретинизмом и примитивной пошлостью. Но что, тем не менее, давно уже превратилось в российской революционной и антинациональной среде в некие универсальные заклинания-мантры, в идеальные символы и идеологические клише для промывания мозгов, зомбирования и политического разогрева.

С непременным последующим превращением одураченных и возбуждённых народных масс в агрессивно-послушное стадо сначала, а потом – и в стихию огненную, лава-образную, способную разгромить и спалить что угодно по указке вождей. В том числе – и собственную страну, их благодетельницу, охранительницу и кормилицу…

Подобными антироссийскими проповедями по поводу уже и “советской империи зла” запестрели тогда страницы большинства союзных толстых журналов и выходящих миллионными тиражами газет. И наиболее гнусными и оголтелыми из них, наиболее выдающимися по своей изощрённой лживости, цинизму и лицемерию были журнал “Огонёк”, несомненно, Виталия Коротича и газета “Московский комсомолец” Павла Гусева – два омерзительно-тошнотворных “рупора перестройки”, самых подлых, пошлых и гадких из всех, самых грязных и мерзких, самых вонючих, главные редактора которых были отъявленными антисоветчиками и анти-националистами, жизнь положившими, по примеру дедов и отцов, на борьбу с “великодержавным русским шовинизмом”.

Не сосчитать, не измерить, не осознать, сколько они грязи вылили на страну, скольких прекрасных и честных людей, молодых и старых, образованных и не очень, этой зловонной газетно-журнальной жижей запачкали и задурили, с толку сбили. Но больше, но сильнее всего досталось от них Ленину и Сталину, безусловно! Двух этих выдающихся деятелей, лидеров большевистской партии в первые и самые тяжелейшие годы, там полоскали печатными помоями каждый день в течение нескольких лет – так они оба были рвавшимся к власти мировым финансовым воротилам до тошноты, до болей головных ненавистны! Все их семейные тайны “выведали” и “раскрыли” борзые пронырливые писаки, все недостатки со слабостями, все “чихи”. Уже чуть ли ни в штаны к каждому из них забрались и всё там с увеличительным стеклом рассмотрели: кто был обрезанный, а кто нет; кто из них двоих был еврей, а кто – шабесгой-полукровок. И заставили читателей вместе с ними, похабниками бессовестными и помоешниками, весь этот кошмарный ужас читать, брезгливо плеваться сквозь зубы и морщиться.

А уж про ленинско-сталинскую партийную и государственную работу и говорить не приходиться: всю её буквально по полочкам разложили с первого и до последнего дня сопливые столичные журналисты с двумя извилинами в башке – и ничего там кроме фатальных и катастрофических “ошибок” вперемешку с репрессиями не нашли, кроме жажды власти, крови и подлости. Представляете?!

После чего читателям было объявлено с радостью, с некой ребячьей гордостью даже, замешанной на полном невежестве и незнании, кретинизме собственном и дебилизме, что ничего другого там и не было, дескать, да и быть не могло по причине умственной отсталости и Владимира Ильича, и Иосифа Виссарионовича! Вот ведь до чего додумались-дописались в итоге газетно-журнальные борзописцы, “убогие по уму и по сердцу”, к чему подвели честной православный люд! Измерили своими блошиными мерками двух Великанов, сравняли Великанов с собой – и раструбили об этом на всю страну: вот, мол, какие мы молодцы, как на бумаге ловко с ними расправились. Да руководи мы тогда государством, дескать, – в СССР всё по-другому было бы! Тихо, спокойно и благостно – как в раю! Молочные реки текли бы повсюду в кисельных берегах. А на заборах вместо галок и голубей жирные индюки сидели.

И обожранные академики-обществоведы, завсегдатаи общественно-политических телепрограмм, редакций самых крутых и издательств, и масонских клубов, лауреаты всех мыслимых и немыслимых наград и премий, как и маститые сочинители и публицисты из элитарного и высокооплачиваемого “Нового мира”, дружно трезвонили и строчили про то же, ничем не отличаясь, по сути, от глупеньких бульварных газетных писак, вторя им в унисон, соревнуясь в хуле и очернении героической советской эпохи с ними… Что только подтверждало “огоньковско-московско-комсомольский” бред, придавало ему вид правды и общественный вес и силу.

Только анатоль-ивановская “Молодая гвардия”, викуловско-куняевский “Наш современник”, да прохановская газета “День” как могли сопротивлялись тотальной разнузданной лжи, пытаясь хоть как-то отстоять и защитить советское славное прошлое, одурманенным демократической пропагандой людям на происходящее глаза открыть, бесстрашно высказаться-прокричать со своих страниц, что перестроечные горбачёвские бесы в очередной раз пытаются до основания разрушить страну, а русских бессовестно обобрать и унизить! Но разве ж справиться было им втроём с такой многотиражной махиной…

Естественно, что доверчивый советский народ, малообразованный и политически-неискушённый в основной своей массе, тяжёлой ежедневной работой придавленный, бытовой неустроенностью, да ещё и начальством запуганный и забитый, привыкший полностью верить всегда печатному столичному слову, – народ был шокирован, с толку сбит подобными газетно-журнальными публикациями-“откровениями”, разносившимися быстрее молнии по городам и весям Союза, добиравшимися до самых отдалённых уголков страны и переворачивавшими там всё с ног на голову в смысле мировоззрения и полит-пристрастий… И через какое-то время, к концу 1980-х годов, наивные русские люди, оболваненные пропагандой, стали действительно сомневаться и в строе советском, родном, и в его легендарных руководителях, на портреты которых ещё недавно они с великой гордостью и надеждой смотрели, тихо радовались и молились, в светлое будущее безоговорочно верили. А к Западу, наоборот, люди стали напряжённо присматриваться и прислушиваться. И гадать: а там-то, мол, как? сравнить бы! съездить бы!..

На это-то и была рассчитана оголтелая травля легендарного советского прошлого через электронные и печатные СМИ и ежедневная пропагандистская истерия: лишить людей веры, надежды, радости и света душевного, тихого земного счастья, покоя, комфорта, любви; сбить их, к Богу, к правде стремившихся, с намеченного пути, с духовных идеалов и ориентиров; заставить сомневаться сначала, а после – негодовать и беситься, ненавидеть Родину, историю и вождей. Чтобы перетянуть их, одураченных и взбесившихся, на свою вражью сторону – и сделать убеждёнными и яростными противниками властей, потенциальными хулителями и разрушителями собственного государства.

И неожиданностью это не стало, опять-таки, для опытных и знающих, политически-просвещённых и искушённых людей, знакомых с историей захвата власти и закулисными полит-технологиями. Ведь беспардонно-подлую травлю-методу эту, чудодейственный её рецепт “огоньковским” и “московско-комсомольским” писакам их идеологический предшественник и наставник Добролюбов ещё завещал в XIX веке.

«Нам следует группировать факты русской жизни, – прозорливо напутствовал он их со страниц своих сочинений (из письма к С.Т.Славутинскому, русскому писателю-народнику). -…Надо вызывать читателей на внимание к тому, что их окружает, надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыху – для того, чтобы противно стало читателю всё это царство грязи, чтобы он, задетый за живое, вскочил и с азартом вымолвил: “да что же, дескать, эта за каторга: лучше пропадай моя душонка, а жить в этом омуте я не хочу больше”…»

Сей разрушительный завет Добролюбова и исполняли в точности советские прикормленные журналисты тех лихих перестроечных лет – молодые, нахальные, глупые, но ужасно высокомерные и борзые от вседозволенности и рукоплесканий, и гонораров космических, необъятных, что сыпались на них как из рога изобилия и из госказны, и разных зарубежных фондов. Они-то и доводили народ до бешенства, до белого коленья, что называется, заражали души и нервы людские очередной долговыводимой проказой – такой же реальной и страшной, как и проказа телесная, – изо дня в день «расстреливая из приземистых крепостей толстых журналов и газетных зловонных траншей все самые талантливые явления русской духовной жизни»…

И вот, по прошествии нескольких лет, уже кипит и пенится вся страна, до краёв накаченная взрывоопасным политическим порохом. Никто не работает в институтах и министерствах, многочисленных конторах и учреждениях, где в основном советская интеллигенция обитала, – все только очередную “историческую сенсацию” обсуждают, очередной печатный “шедевр” какого-нибудь рыжего или картавого борзописца: спорят, кричат, горячатся, правду-матку хотят найти, единую и неделимую.

В курилки было зайти нельзя – там шум стоял как в цеху кузнечном. Сквозь дым сигаретный было лиц не узреть.

«Погляди, что пишут-то, а! что Сталин, подлец, вытворял! – кричал, к примеру, какой-нибудь молодой и горячий еврей-инженер, тряся перед носом коллег свежим номером купленного в киоске журнала, который он перед тем от начала и до конца уже успел проштудировать на рабочем месте (это вместо того, чтобы думать и изобретать). – Всё сделал, собака, паскудина, сволочь, чтобы Великую Отечественную войну проиграть, весь цвет доблестной Красной Армии перед войною вычистил. Вот мерзавец! подлец! негодяй! Повесить надо было его за такие вещи, иуду!..»

Помнится, в первые дни перестройки вечно куда-то спешащий Вадим поневоле задерживался в курилке, болезненно слушал весь этот досужий вздор и даже пробовал было защищать поначалу несправедливо оболганного Генералиссимуса.

«Сталин, он что, самоубийцею был, да? – скажи вот ты мне на милость, – маньяком полупомешанным? – обращался он к пылкому сослуживцу-еврею, ещё не зная и не догадываясь, что тот – еврей; всё это потом уже выяснилось доподлинно, когда власть в стране поменялась, и быть евреем стало, элементарно, выгодно. – Ведь проигрыш в той войне, пойми ты, чудак, означал бы лично его, как руководителя государства и человека, немедленную гибель. Его бы участь Адольфа Гитлера ожидала, то есть быстрая и позорная смерть. И это – в лучшем случае… Сталин про это знал, разумеется, – и делал всё возможное и невозможное, чтобы этого не случилось, чтобы личной трагедии избежать. И инстинкт самосохранения ему правильные решения и ходы подсказывал, правильные приказы и постановления. А может – и Сам Господь Бог!.. И то, что этого не случилось, в итоге: проигрыша и позорной смерти его, – и в 1945-ом победа наша была, неоспоримая и безоговорочная, – всё это именно о том говорит, что делал-то он, наш Верховный Главнокомандующий Сталин, всё очень и очень правильно, “как доктор ему прописал”. И “пятую колонну” перед войной он абсолютно правильно вычистил из Вооружённых сил, из партии и правительства, дальновидно на Колыму отправил от греха подальше после известного заговора Тухачевского – всех этих беспутных троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, революционеров сугубых и ярых, откровенных саботажников и вредителей по преимуществу, кровожадных маньяков и упырей, ничего не умевших по сути, как только заговоры плести да давить и резать людей ради “светлого и счастливого будущего”. Народу нашему и ему самому это было только на руку и на пользу. Потому что с предателями и саботажниками, и заговорщиками потенциальными за спиной мы бы точно ту войну проиграли. В этом нечего даже и сомневаться. Вспомни 1905 год, 1917-ый. Русско-японскую войну, Первую мировую. Уж сколько про те подпольные либерально-интернациональные козни сказано и написано – не передать! А мы всё никак не поймём, не напряжём мозги; всё клюём и клюём на эту их вражью удочку… Сценарий-то у мировой финансовой закулисы один: сначала – изматывающая война, хорошо бы проигранная, и следом за ней – революция, или госпереворот. Они только таким манером к власти и приходили, и будут приходить всегда. И не только, кстати сказать, у нас. Повсюду!..»

Но как только он это произносил, такую непозволительную похвалу “великому деспоту и тирану”, на него набрасывались со всех сторон разъярённые молодые евреи, сотрудники института.

«Да как ты смеешь, Вадим, такие слова говорить?! Опомнись! – со злобою кричали они, готовые растерзать Стеблова. – У меня дед от Сталина пострадал в 37-м! на Колыме загнулся!.. И у меня дед сидел в это же приблизительно время, честный советский труженик, член партии с 1918-го года, революционер, коммунист со стажем!.. И у меня в 37-м деда арестовали, лишили имущества и всех постов!.. И у меня!..»

Их так много оказывалось тогда, всех этих ярых еврейских отпрысков-агитаторов, хулителей-ниспровергателей Сталина, а защитников и почитателей – мало, и все они тихо сидели за рабочим столом, как правило, одинокие, затравленные, разобщённые, – что Вадим только диву давался, не веря своим ушам, открывая заново для себя портреты многих своих сослуживцев, коллег по работе. Удивлённый до крайности и смущённый, он замолкал, поскорей покидал взбунтовавшуюся против него курилку; но, придя на рабочее место, долго ещё не мог успокоиться, сердце всклокоченное унять, привести в порядок угорелые мысли и чувства…

«Как же это так? – после подобных стихийных бесед всегда расстроено сокрушался он и в институте, и дома. – Что в стране и со страной происходит? – если уже даже и до Ленина со Сталиным добрались новые идеологи и пропагандисты, наших легендарных вождей и кумиров, основателей СССР! И как самых лютых врагов их перед народом выставили, отъявленных мерзавцев, предателей и злодеев! Это их-то, кому мы кланяться все должны до скончания века, благодарить, петь “осанну”! Как же после этого дальше-то будем жить – думать, любить, работать, строить счастливую светлую жизнь, космос двигать вперёд, науку советскую и культуру? С таким-то настроеньем мерзопакостным?»

4

Поначалу, правда, если уж быть абсолютно честным и объективным, и всё описывать точно, как было, советский народ Горбачёва с надеждой встретил. Ещё бы: молодой, энергичный, сладкоголосый, больному и косноязычному Брежневу не чета; много ездил и говорил, много чего обещал хорошего. Но потом наступило разочарование вперемешку с обидой, досадою даже. Люди быстро почувствовали, что их новый Генсек – пустозвон, и хорошего от него ждать нечего.

Хорошего ничего и не было, а был бардак, балаган беспрерывный и критиканство, всеобщая непрекращающаяся говорильня и загнивание. Жизнь с каждым новым днём стремительно ухудшалась для честного советского труженика, катастрофически падала дисциплина труда; а с нею вместе – качество производимых товаров… А то, что и было ещё конкурентоспособного и качественного – гнали прямиком за рубеж, на приобретение валюты; и на поддержку наших друзей и союзников по социалистическому лагерю и Коминтерну, которых развелось что грязи в распутицу, да ещё и на всех континентах и материках.

Денег за эту помощь с них никаких не брали, или почти никаких. Зачем?! что за глупость и мелочность непозволительная для коммунистов, на солидарности трудящихся всех стран воспитанных, на взаимовыручке?! В СССР это было не принято делать в расчётах “с друзьями” – плату за поставленные товары и услуги брать. Сочли бы за моветон, за кровное оскорбление и обиду.

Да и много ли с них, оборванцев и голодранцев, взять можно было, дикарей необразованных, неумытых, умеющих только плодиться без меры и сутками сидеть и лясы точить, пить и жрать без продыху, совокупляться. Половину Африки таким вот убыточным образом содержали вместе с Азией и Латинской Америкой, себе отказывая во всём, себя до последнего истощая и обедняя.

Прагматичные Соединённые Штаты, наверное, от удивленья только буйной гривой трясли, диву даваясь на наше природное ротозейство и щедрость, и втихомолку над нами посмеивались, вероятно: давай, говорили, давай, Иван, взваливай на себя побольше. Скоро вообще, ухмылялись, без штанов останешься от доброты и простоты своей, да от своих дебильных руководителей. Вот тогда-то мы, дескать, с тобой, босяком, повоюем, покажем тебе “кузькину мать”. Голыми руками тебя возьмём, без единого выстрела…

Сельское население в последние советские годы стремительно сокращалось из-за происходившего на селе бардака, упадка нравов и грошовых заработков. Люди любыми путями стремились зацепиться за город, за лёгкую городскую жизнь – и это было понятно и объяснимо, и для деревенских людей простительно: такое их массовое с родных насиженных мест дезертирство.

Города непомерно разбухали и перенаселялись от этого, и к началу 90-х годов там обитали уже миллионы здоровых трудоспособных граждан, от которых или вовсе не было пользы, или польза была сомнительной; но которых нужно было поить и кормить, платить высокую в сравнение с нищей деревней зарплату… Из-за подобной урбанизации, при Горбачеве катастрофической, стремительно исчезали с прилавков продукты питания и товары первой необходимости: их уже просто некому стало производить в таком огромном количестве. Мясо, масло, макаронные и крупяные изделия даже и в крупных промышленных городах людям к началу 90-х годов в магазинах уже невозможно было купить – только на рынках у спекулянтов, и втридорога. Сахар и водку из-за бездумной антиалкогольной компании, сигареты те же и вовсе стали выдавать по талонам и карточкам, от которых отвыкли с войны. На страну надвигался голод…{3}

Москву захлестнули бесконечные очереди и толпы полуголодных провинциалов. Люди в столицу за сотни километров из российской глубинки ехали и выстаивали здесь в очередях часами за каждой мелочью и ерундой, даже и за хлебом тем же. Там у них уже и ерунда пропала с прилавков следом за мясом, сыром и колбасой, мылом и порошком стиральным: всё это они из Москвы мешками и тюками возили, москвичей оставляя ни с чем – с одним раздражением и недовольством. Калуга, Тула, Рязань, Брянск, Иваново, Владимир и Тверь уже только в Москве снабжались, жили за счёт Москвы; не говоря уже про огромную Московскую область, которой сам Бог повелел в Москве отираться и подъедаться. Люди там не работали – так москвичам казалось, – только за продуктами ездили, “кисли”, потели в очередях. Государство при такой разрушительной, бездумной и бездарной политике неминуемо ждал коллапс. Советская Держава стремительно катилась в пропасть.

На фоне тотального дефицита товаров пышным цветом расцвела спекуляция. Нечистые на руку граждане, кто на дефиците сидел, работал в снабжении или торговле, в момент сколачивали себе капитал, переводили его в золото, камни, антиквариат и валюту. А потом покупали всё и всех на корню: дачи, машины, чиновников, себе и родне халявные должности в министерствах и ведомствах. Чтобы больше во сто крат воровать – и не бояться расплаты, возмездия.

Бесконтрольные мафиози и дельцы-прохиндеи лезли во власть, старались влиять на политику. А политика у них была одна: чем хуже стране, государству советскому – тем им, шакалам и паразитам, лучше…

И тут Ю.В.Андропова надо помянуть недобрым словом, что, будучи председателем КГБ СССР (1967-82 гг.), тайно пестовал эту жуликоватую мразь, сознательно открыл всей этой нечистоплотной и предельно ловкой шушере путь наверх, двери в самые высокие и знатные кабинеты. Где они и обосновывались на правах хозяев, куда тащили друзей и родню. Напомним, что в 1970-ые годы именно он, Андропов, “в интересах укрепления социалистической законности и порядка”, якобы, и недопущения “силовых” злоупотреблений прошлого, провёл через Политбюро решение, для многих и тогда уже спорное, в соответствии с которым полностью упразднялась проверка по линии КГБ лиц, поступающих на работу в партийные и советские органы. Вот и потекли туда аферисты, жулики и коррупционеры всех мастей, типы с сомнительным прошлым, тёмными, а часто и криминальными пятнами в биографии…

5

Но, однако ж, вернёмся к герою нашему, Вадиму Стеблову, молодому московскому учёному с первой половины 1980-х, старшему научному сотруднику крупного столичного НИИ, имевшего наивысший Всесоюзный статус. Выросший, выучившийся и возмужавший, он горбачёвское смутное время, в целом, хорошо пережил – спокойно и уверенно, без потрясений внешних. Успел даже, как уже было сказано, к началу 90-х годов, когда перестройка заканчивалась, кооперативную квартиру себе и своей семье в Строгино купить, элитном московском районе, машину на пару с братом. На родину потом на этой машине регулярно ездил, навещал там состарившихся родителей, продукты им и от них привозил: туда – колбасу и сыр; оттуда – сало, огурцы и картошку. В общем, со стороны если бы кто посмотрел, всё у него было кондово, добротно и гладко, достаток во всём царил, жизнь сытая и размеренная – правильная хорошая жизнь в труде ежедневном и праведном, любви и Боге.

В Москве, правда, стремительно увеличивались очереди в магазинах, в которые уже невозможно стало зайти от переизбытка иногородних граждан, пропадали продукты и товары с прилавков, пышным цветом расцвёл дефицит, – но и это не сильно его расстраивало, жизни не портило, не напрягало. В их институте дельцы из профкома организовали коммерческий отдел и, заключая прямые торговые договоры со столичными магазинами и складами, в целом неплохо снабжали себя и своих сотрудников продуктами первой необходимости, избавляя всех от утомительных вечерних стояний в очередях, по возможности продуктовый дефицит ликвидируя.

И у супруги Вадима, работавшей в Мосгортрансе, похожая наблюдалась картина. Больше скажем. Их коммерческий отдел функционировал даже лучше, к продуктам питания ещё и промышленные товары присовокупив: электроприборы, текстиль и обувь. Так что материальная сторона в их семье была, что называется, в полном порядке…

Одно напрягало Стеблова со второй половины 80-ых – падение дисциплины труда, которое при Горбачёве становилось хроническим и тотальным. На работу пока ещё все ходили, – но по-настоящему работали единицы, в основном – одни старики, занимавшие руководящие должности и имевшие максимальные заработки. То есть люди, с которых по инерции что-то спрашивали ещё, на которых их институт держался. Молодёжь же всё больше и больше устранялась от советских космических тем, годами откровенно дурака валяла и деградировала в профессиональном плане, нивелируя знания и диплом, теряя квалификацию.

И этому никто не препятствовал, в колокола не бил, не тревожился, что к добру такое безалаберное научно-кадровое расточительство не приведёт – боком государству выйдет. Потому, наверное, что патриотов-державников наверху становилось всё меньше и меньше. Продажный и гнилой Горбачёв их принципиально рядом с собой не держал, поганой метлой гнал с постов ответственных, значимых, заменяя безродными и бездарными дельцами-космополитами, под стать себе, которым всё “до лампочки” было, “до фени”, кроме тугой мошны и наполненного до краёв корыта… А ещё потому, что её тогда становилось очень много везде – праздношатающейся образованной молодёжи, – следствие перегиба с обязательным и бесплатным образованием (дневным, вечерним, заочным) и отсутствием безработицы. И, одновременно, с запретом на любую частную инициативу, предпринимательство, малый и средний бизнес: дипломированных молодых специалистов государству просто нечем становилось занять, катастрофически нечем.

И заброшенная, бесхозная и бесцельная молодёжь, сама того не планируя и не желая, превращалась в нахлебницу, “динамит”, паразитирующую прослойку общества, предельно озлобленную и взрывоопасную от хронической праздности и переизбытка сил, готовую взорваться в любую минуту и разнести к чёртовой матери всё. В том числе – и страну, не дающую её энергии и талантам выхода и развития…

6

То, как кисла и загнивала, и вырождалась при Горбачёве некогда славная советская инженерия, оставляя государство без будущего, без грамотных профессиональных кадров в первую очередь – благодарных наследников своих отцов, – можно хорошо проследить на примере стебловского предприятия. Для того, чтобы реально увидеть и оценить, что творилось тогда в стране, какая ужасающая наблюдалась картина в интеллектуальной инженерной среде вообще, и в советской космической сфере – в частности. И не клясть теперь понапрасну и всуе, как это делают упёртые зюгановцы-“патриоты”, будущих её реформаторов-разрушителей с Гайдаром и Чубайсом во главе. Людей беспринципных и наглых, действительно, циничных, двуличных, безжалостных – но и чрезвычайно нужных смертельно больной Державе на тот конкретный период её истории. Чтобы её, Державу советскую, многострадальную, в 80-е годы сгнившую на корню, основательно встряхнуть сначала, а потом сломать до основания, до фундамента. Место этим побыстрее расчистить для нового великодержавного государственного строительства – могучего, перспективного и сверхсовременного, сверхнадёжного.

Так вот, институт, в котором выпала честь трудиться какое-то время Вадиму, был создан сразу же после Великой Отечественно войны задумками и приказами тогдашних выдающихся советских руководителей из ближайшего сталинского окружения. Назывался он первое время НИИ-885, а подчинялся Министерству радиотехнической промышленности СССР. Обычная в те времена практика конспирации и маскировки.

Основал институт Пилюгин Николай Алексеевич – легендарная личность и светлая голова, родоначальник отечественных систем автономного управления ракетными и ракетно-космическими комплексами. А ещё – один из ближайших соратников А.П.Королёва, на редких общих фотографиях неизменно сидевший от Андрея Павловича по правую руку, член легендарной королёвской «шестёрки» Главных конструкторов, пионеров-создателей ракетно-ядерного щита страны и, одновременно, покорителей глубин и просторов Вселенной.

Значение пилюгинского НИИ (с 1963 года – НИИАП, “Научно-исследовательский институт автоматики и приборостроения”) в деле становления и развития первоклассной советской ракетно-космической отрасли невозможно переоценить, – отрасли, выросшей из ничего, по сути, и потому-то так поразившей мир. Тут что ни скажи и ни напиши, и какую итоговую оценку ни выстави, даже самую запредельную и умопомрачительную, – всё будет точно и правильно, всё к месту: наворотили соратники Николая Алексеевича и он сам и вправду много чего передового и значимого, на чём до сих пор российский космос и держится. И долго будет ещё держаться. Это факт! За что государство щедро и по праву награждало их, молодых советских учёных и инженеров-ракетчиков, престижными премиями и орденами, квартирами, дачами, званиями академическими. Ну и зарплатами заоблачными, воистину космическими в сравнение с остальными тружениками страны: деньги на первопроходцев-пилюгинцев и королёвцев сыпались как из рога изобилия из государственных закромов. В материальном плане сотрудники института затруднений не знали даже и в голодные послевоенные годы, как и в удовлетворении разных бытовых просьб и нужд.

А где деньги большие крутятся, там, уж как водится, как некий непременный довесок к любому новому начинанию, обильно плодятся и подъедаются и блатные – многочисленные родственники, знакомые и друзья – лишние, пустые люди, человеческие отбросы, по существу, от которых нет никого прока в науке и на производстве по причине полной бездарности и никчёмности, но которые, тем не менее, хотят есть и пить наравне со всеми, кто что-то реально делает, думает и творит, на ком институты, КБ и заводские цеха в основном и держатся. И при этом при всём, ужами пролезая в хлебные места и на большие оклады, они, пустышки, бездари и блатата, откровенно саботируют порученную работу, ведут самый паразитический образ жизни, разгульный, хищнический и пустой, – сидят у производителей-тружеников на шее, словом, и прекрасно себя в своей вольной и праздной жизни чувствуют. И заставить их в поте лица добывать кусок хлеба, как учит Господь, нельзя: никому ещё этого не удавалось, кроме Иосифа Сталина… За что его и демонизировали теперь, да ещё и кровью густо обмазали: такие вот трутни и захребетники, и проныры бессовестные и ославили, выпачкали дерьмом, которым нужен исключительно хаос и бардак. Они только в бардаке и грязи вольготно и безбедно живут – здравствуют и размножаются.

Это дело понятное и знакомое, и естественное, что хуже-то и подлее всего. Всегда было так, есть и так будет, что “на одного с сошкой придётся семеро с ложкой”. Увы! И кто-то будет вкалывать до упаду и седьмого пота, “пахать” от зори до зори, мучиться и переживать за порученную работу – и при этом жить впроголодь, в бараках и при свечах. А его праведными трудами будут обильно питаться-пользоваться другие – бессовестные, пустые и глупые, и праздные, главное, но с железной хваткой как у волков, с лужёными глотками и стальными желудками. Ведь паразиты – они даже и на клеточном уровне водятся и плодятся, в крови человеческой в виде белых телец. А почему и зачем они там? – Бог весть. Ответов на подобные каверзные вопросы нет, и в скором времени не предвидится. Не стоит, поэтому, и голову себе ломать: такова уж природа человеческая…

Вот и пилюгинский институт (в 1980-е годы НПО уже) со временем двуногими и человекоподобными паразитами наводнился – друзьями, родственниками и детьми первых советских ракетно-космических гениев и творцов-фанатиков. И чем дальше, тем их там становилось больше: многим хотелось к “питательному космическому пирогу” всеми правдами и неправдами пристроиться-присосаться и урвать для себя кусок… Отчего НИИАП количественно пух и разрастался как на дрожжах: сначала занимал одну-единственную площадку возле метро «Калужская», и был несказанно рад и доволен этим; потом рядом построил себе другую на щедро выделяемые государством средства; потом – третью… А под конец ещё и Филиал себе Николай Алексеевич, академик и дважды Герой, отгрохал на крутом берегу Москвы-реки на окраине Филёвского парка, четвёртую по счёту площадку: следствие пилюгинской гигантомании, кичливости и беспредельной славы, неограниченных его возможностей, – которая создавалась уже исключительно для блатных по сути в райском столичном месте, в которой не было нужды институту. Там люди годами баклуши били, просиживали штаны: загорали в рабочее время, купались в Москве-реке, книги читали, кроссворды отгадывали, любились в подсобках и на чердаках – валяли дурака, короче, за государственный счёт. Да ещё и слыли в кругу знакомых и родных большими деятелями-оборонщиками…
<< 1 2 3 4 5 6 ... 13 >>
На страницу:
2 из 13