Эсхатология

Он был как трое рослых мужчин поставленных друг другу на плечи, плотного телосложения, длиннорук, обрюзгший и заросший. Из берлоги смердело, повсюду разбросанные объедки, гниющее награбленное добро, кучи помета. Тут же рядком лежали выпотрошенные тела слуг и животных. Зажав в пудовом кулаке еще кровоточащее тело, Падший Бог воткнул несчастному в зад вертел и вдавливал, пока острие не вылезло из ключицы.

– Проваливай прочь, щенок! – проворчал он, едва покосившись на пришельца. – У меня достаточно пищи и забавных игрушек на много дней вперед, ты мне не нужен!

– Подумать только, во что превратился наш Адонис, бог красоты, покровитель кротости! Заповедовавший когда-то, что, собирая плоды – оставь немного на древе том, и, пожиная злак, не жни весь, часть разбросай и оставь на поле, чтобы была пища птицам небесным да зверям лесным, ибо как ты заботишься о малых сих, так и я воздам почитателям моим.

– А, это.… С тех давних пор понятия о красоте сильно переменились. Этот сгнивший труп у тебя под ногами не родит более ни плодов, ни птиц, ни зверья, лишь нарывы нерожденных покрывают его лик, да и все мы – паразиты, кишащие на его шелудивой коже.

– Ха! Поведай что-нибудь новое! Лучше тебе пасть ниц, вор и немедленно просить прощение, а то я велю разрезать тебя и накормить мясом всех нуждающихся в жилище отца моего. Как тебе понравиться быть Съеденным Богом?

Великан расхохотался, обдав гнилостным дыханием:

– Ты не посмеешь, я же все-таки бог!

– Отчего же? Не так уж и трудно сотворить нового кумира! – запальчиво выкрикнул Сандр.

Зарычав, оскорбленный исполин запустил вертел с нанизанным в Сандра, однако юноша умудрился увернуться. В свою очередь он выхватил из-за голенища сапога нож, просвистев в воздухе, три вершка голубой стали утонули в жирном брюхе. Но великан даже не заметил ранения, растопырив волосатые пятерни, он грозно ринулся в атаку.

Должно быть, где-то в ночи властелины судеб сгрудились у игрового стола, бывшего планетой.

– Все, теперь никто не поставит на него и ломаного гроша.

– Я ставлю! – и монета взлетела сверхновой.

А Сандр, ожидавший хладнокровно нападения, в последний момент приседает, и когда исполинская туша проноситься над его головой обеими руками на всю длину всаживает саблю в промежность противнику. Взревев так, что заложило уши, а с потолка посыпались комья, великан падает, сотрясая своды пещеры, и эфес оружия ломается.

Падший скуля и рыдая катается по полу, силясь выковырнуть глубоко засевшее лезвие, раздирает рану острыми когтями. Сандр увертывается и прыгает в диком танце, выкрикивая насмешки и оскорбления, покудова великан не обессиливает, и тогда юноша осторожно приближается к тяжело дышащей куче, держа наготове подобранную в углу увесистую дубинку. Раз за разом, снова и снова он бьет поверженного противника по голове до тех пор, пока череп не лопается, забрызгав лицо и одежду кровавыми ошметками.

По возвращению из мрачной обители, казалось, проклятие убиенного божества все же настигает отважного юношу, и Сандр долго болеет прикованный к постели. Ему все хуже и хуже, и бессильные изгнать духов ворожеи вместе со своими магическими бубнами, по приказу безутешного князя, зашиты в мешки и утоплены в озере, и разочаровавшие лекари со своими склянками заживо зарыты в землю; вот уже приготовлены роскошные удобные погребальные носилки, когда Сандр вдруг встает совершенно выздоровевший и только глубоко на дне его глаз таиться насмешка.

Когда Сандр отдыхал на привале, в его шатер вихрем ворвался всклокоченный Констант, очи его пылали, возвысив голос, он заголосил, потрясая темным посохом с круглым металлическим набалдашником:

– Во имя десяти тысяч не родившихся младенцев, как ты позволил втянуть себя в эту безумную авантюру? Это ли не самоубийство, не крах всего крепкого Древоградского княжества, что во сто крат хуже, грядет? Лучшие мужи, защитники и гордость отечества отправлены на верную смерть, мирный люд, брошен на произвол судьбы, без защиты отдан на разграбление алчным соседям! Почему ты отослал меня с поручением в тот злополучный вечер, почему меня не было рядом, чтобы вразумить моего мальчика, когда вершилось коварное предательство державным интересам! О, горе мне! Горе всем нам, коли пастух, волей свыше пасти поставленный стадо слепо ведет его к пропасти! Заклинаю, Сандр, одумайся и накажи воротить войско обратно!

Старик хотел припасть юноше на грудь, но Сандр с негодованием отстранился и, вконец обессилив, наставник тяжело опустился на сундук, уронив руки в меховых рукавицах, седые патлы свесились, закрыв лицо.

Сандр подождал, пока каждый из них успокоится, и ровным голосом отвечал:

– Невозможно. Да ты и сам прекрасно знаешь – теперь слишком многое поставлено на кон, чтобы вот так, подобно ветряку поворачиваться туда и обратно. Я и так дал поблажку, позволив себя отговорить от запланированного «сожжения мостов», что должно было стать феерическим началом моего взлета. Так отринь прочь гнетущие сомнения, мы еще будем пировать в чумном граде Мора и благополучно с победой вернемся назад, и ты составишь подробное описание наших славных деяний. А после игрищ я замыслил новый поход до края суши, – Сандр подошел, и присев обнял учителя за плечи. – Поведай лучше, тебе удалось отыскать ту девушку?

Констант поднял голову, постепенно глаза его очищались от накипи отчаянья, в них вспыхнули искорки интереса, откашлявшись, он сказал:

– Ты знаешь, благодаря своим связям я вхож во многие дома уважаемых купцов, мои люди также посетили каждый постоялый двор и общественные ночлежки, более того – я лично имел беседу с начальником доставившего нас каравана. Кое-кто мельком видел соответствующую описанию особу, но в одном все схожи: никто не знает, с кем она путешествовала, ни когда присоединилась, ни когда покинула процессию. Тогда я посетил городской архив, и вот что выяснил, роясь в пропахших плесенью фолиантах: в прошлом столетии причиной распада обширного Ур-Алтынского ханства, в действительности представлявшего собой союз патриархальных общин лесных и горных племен, стала неблаговидная история, случившаяся среди верхов правящей фамилии и подобно пожару распространившаяся среди самых широких слоев, ломая окостенелые устои и быт общества. Что-то связанное с незаконнорожденным отпрыском одной незамужней особы. В той вспыхнувшей братоубийственной усобице сгинуло бессчетно народа, в том числе и сама виновница преступления.

– Я не понимаю, к чему вся эта быльем поросшая чушь, Констант, стоило ли задерживаться столько дней в Древограде, чтобы ворошить грязное белье давно умерших иноземцев? – перебил Сандр.

– О, поверь, оно того стоило мой мальчик, с жаром продолжил Констант. – Как я уже говорил, вооружившись увеличительным стеклом, я просматривал сохранившиеся генеалогические древа династий, относящиеся к той эпохи царствования, и под одной из вымаранных надписей обнаружил сохранившейся портрет нарушившей закон госпожи, а надо сказать она занимала отнюдь не последнее место при дворе. И вот тут я подхожу к самой интриге – там была изображена наша скрывшаяся незнакомка.

– Не может быть! – вскочив с табурета, воскликнул юноша. – Но даже ежели допустить, что той ночью мы оба пали жертвами игры разума да травяного дурмана, не могло же нам привидеться одно и тоже!

– Конечно, нет, я просто в растерянности, заинтригован и сбит с толку. Ур-Алтынское ханство кануло в лету, развалилось, распалось на незначительные обособленные общины, которым, памятуя извлеченный кровавый урок, заново пришлось переосмысливать роль женского начала как подлинного воплощения источника и охранительницы рода. Но почему она, как ей удалось, я хочу сказать, что, то было за виденье: неведомая магия, черное искусство эскулапов, а может козни неуспокоенных духов земли?

– Что ж, все, что ты мне поведал, весьма запутано и прискорбно, – подвел итог Сандр. – Воздвигнув жертвенник в честь моего отца на развалинах Мора, мы двинемся навестить наших родичей в Медвежьем Доле, в конечном счете, караван двигался оттуда. А если понадобиться, то огнем и мечом прочешем забытые кручи и буреломы востока.

– Но…– попытался возразить Констант.

– Никаких «но»! – вспылил Сандр. – Я – безраздельный хозяин в своем уделе, и господин над своими людьми. Это ли не знак свыше, из непознанных сфер, меня ведет путеводная звезда, сие не подлежит сомнению!

– Она такая необычная, яркая, умная, а ее рассказы просто нашли живейший отклик в моей душе, – уже мирно произнес Сандр, охлаждаясь так же внезапно, как и вскипая. Он взял небольшое походное зеркальце из ящика раскладного письменного стола и принялся рассматривать себя. – Как ты думаешь, я понравился ей?

– Без сомнения, – буркнул Констант, разворачиваясь, чтобы уйти. – Несомненно.

– Констант! – позвал Сандр, когда наставник уже откинул полог шатра, запуская внутрь промозглый ветер. – Разве до тебя еще не дошло, что я уже давно не твой мальчик, а князь? Привыкай называть меня соответственно.

– Я перестал быть чьим-либо «мальчиком», когда победил бога, – закончил Сандр в одиночестве.

Закрученный в Древограде тугой клубок интриг неспешно катился, распутывая извилистую нить нашего повествования, ведя героев на юг к сомнительной цели, по промерзшему насту болот, через неприветливые леса, где по обеим сторонам тропы за отставшими алчно следили немигающие глазища кровососов. Хотя толком их никто не видел, поговаривали, что имеют они клюв длинный и острый, чуть загнутый на конце, которым проникают в ухо спящему и высасывают мозг. Сказки то или быль, проделки лесного народца, тем не менее, частенько по утру находили опутанные паутиной пустые оболочки, свисающие с черных крон искривленных дубов да осин.

По мере того, как зима отступала сдавая ледяные позиции, разбросанные щедрой рукой древнего великана и вросшие в землю валуны, покрытые таинственными знаками начинали покрываться зеленой порослью. Воздух таял, растекаясь теплыми струями.

В длинных изнурительных переходах под палящим солнцем через пыльные холмистые равнины слабые падали и шли на корм более сильным. Особенно несладко приходилось верховым животным; непривычные к жаре буйволояки едва волочили поклажу и всадников облепляемые тучами мошкары и гнусом, начался падеж.

Увлекаемые железной волей, отчаяньем и миражами, под заунывный бой жреческих барабанов и истошный вой труб они добрались до населенных оседлыми племенами районов, говоривших причудливо и непонятно, забавно растягивая гласные. Там их судьбы пересеклись с пролегавшими путями Следующих За Солнцем. Весь день их бешеные стаи несутся, оставляя позади почерневшую землю, а ночь они проводят в диких иступленных оргиях, в отчаянье и ужасе оплакивая смерть светила, этого налитого дурной кровью полудохлого ока следящего свыше божества. Когда же по утру оно подкормленное душами жертв посылает первые робкие лучи из-за горизонта, они встречают нарождающийся рассвет единым могучим воплем радости, звучащим надрывной ноте в плаче по неизбежному концу мироздания.

Еще не прозвучал сигнал к построению, и сонные слуги-смерды только приступили к разбору шатров и укладки разнообразной утвари, когда на плечах вопящего в панике ночного караула ворвались они в лагерь, не разбирая дороги ломая заграждения, разбрасывая аккуратно составленное оружие и тлеющие костры, топча разбегающихся солдат, давя спящих.

Сандр кубарем свалился со своего ложа прямо перед взметнувшимися копытами закованного в шиповатый панцирь скакуна. Он откатился в сторону, а диковинное создание, издав пронзительное ржание, тряся длиной гривой и сыпля искрами из раздувающихся ноздрей, тяжело опустилось прямо на то место, где юноша только что находился, смяв и изломав покрытое шкурами ложе. Смуглый всадник в рогатом шлеме, оскалившись, наотмашь рубанул кривой саблей стоявший у изголовья портрет прекрасной незнакомки, выполненный со слов Сандра дворовым живописцем.

Верхняя часть рамы разлетелась, и холст с треском разошелся пополам. Всадник развернулся, замахиваясь вновь.

Не помня себя от ярости, Сандр как был спросонья в одних меховых штанах, босой и безоружный набросился на обидчика – подпрыгнул, удачно приземлившись как раз в седло точно позади осквернителя. Его пальцы молниеносно сомкнулись вокруг рукоятки висевшего у напавшего кинжала в ножнах. Прежде чем тот успел отреагировать, князь дернул его за болтавшуюся по плечам косу, понуждая запрокинуть голову, а другой рукой точно и хладнокровно всадил кинжал в открывшееся горло. Жеребец встал на дыбы, Сандр повис на всаднике, рыча подобно зверю, пытаясь, все глубже вдавить уже и без того сидевшее на всю длину лезвие. Они рухнули вместе, и животное, обдав напоследок жаром, умчалось прочь, свободное от бремени, словно ветер.

Оглушенный при падении, сквозь звон в ушах князь смутно ощущал, как мечутся и орут люди. Потом звон железа, лютое ржание жеребцов нападавших, хрипы и грохот уплыли прочь. Он покачивался на волне воспоминаний, забытые события повторялись: также в полумраке кричали родные, остро пахло кровью и потом, рвалась плоть, и ломалось дерево, когда из-под пола избы начал выбираться чудовищный нерожденный. Упала, разбившись, лампа и масло, разливаясь, вспыхнуло. Запахло гарью. Гарь.

Он пришел в себя в натекшей из убитого огромной вонючей луже крови, палатка занималась, горестно хлопали порванные края. Кашляя и протирая глаза, он высвободил кинжал – все это время Сандр так и не разжимал сведенные пальцы. Он огляделся и схватил куртку, застывший лик мертвеца улыбался, и начертанное красной краской на лбу поверх бровей око слабо фосфоресцировало. Сандр поднял остатки загубленного портрета, и, поняв всю безнадежность затеи, с возгласом горечи и боли отбросил лохмотья прочь. В ожесточении он пнул тело и, пошатываясь, выбрался наружу.

Над разгромленным лагерем занимался холодный рассвет и стелился дым, бродили солдаты, стенали раненные, лежали погибшие, пахло гарью, солнцепоклонников и след простыл.

Отбросив кинжал, он схватил за грудки первого попавшегося сотника и заорал:

– Что, позабыли про своего князя, сучье племя? Я еще доберусь до вас! За дело, свиньи, на защиту ваших никчемных жизней и жизни вашего повелителя!

Военачальник в страхе отшатнулся от искаженного нечеловеческой гримасой перепачканного лица, а Сандр уже мчался к загону, где ревели растревоженные буйволояки.

– Шевелись! Пошевеливайтесь! – кричал он, размахивая саблей, сидя на теплой спине могучего животного. – Эй, горнист, труби сбор, мы отправляемся в погоню!

Разумеется им не дано было догнать Следующих За Солнцем и их стремительных скакунов. Лишь взрыхленная бесчисленными копытами почва да запекшиеся капли крови отмечали уходящий в слепящую даль след.

На безрадостном обратном пути отряд сделал крюк, чтобы напоить уставших животных, а также самим напиться и смыть дорожную пыль. Сандр также разделся и по шею зашел в прохладную воду, в тщетной попытке охладить бушевавший внутри пламень бешенства и разочарования. То и дело чувствую мимолетные как бы нерешительные прикосновения к телу мягких чешуйчатых лент обитавших в реке водяных змей, он закрыл глаза, пытаясь воскресить тот, не дававший покоя образ таинственной незнакомки.