Битва за Русскую Арктику

Никаких военных объектов на Соловецких островах никогда не было. Тем не менее монахи не ждали ничего хорошего от «носителей европейской цивилизации». В начале мая в монастыре по указанию настоятеля отца Александра была проведена ревизия вооружения, хранившегося в крепости со времен войны монастыря с царем Алексеем Михайловичем. Итого, было найдено 16 пушек калибром от 3 до 18 фунтов, две 5-фунтовые медные пушки, две мортиры, четыре пищали, 645 различных ружей и… 20 арбалетов. Увы, пушки XVI–XVII веков при пробе рвались, а большую часть физически нельзя было отчистить от ржавчины. Боеспособными оказались лишь 3-фунтовые (76-мм) пушки.

В мае из Архангельска прибыла инвалидная команда в составе 50 человек, во главе с поручиком Бугаевским, прапорщиком Никоновичем и фейерверкером Друшевским. Вместе с ними прибыли и восемь 6-фунтовых пушек.

Увидев вражеские пароходы, отец-настоятель вместе с прапорщиком Никоновичем, фейерверкером Друшевским, двумя унтер-офицерами, десятью нижними чинами и двенадцатью монахами, взяв две древние 3-фунтовые пушки, направились к берегу. После установки пушек на берегу настоятель и прапорщик отправились в монастырь.

Англичане, не мудрствуя лукаво, открыли огонь по монастырю. Позже они оправдывались, что, мол, первые выстрелы были холостые. Фейерверкер Друшевский в ответ велел палить из 3-фунтовых пушек, стоявших на берегу.

Первая английская бомба

весом 1,5 пуда попала в ограду Преображенского собора, не разорвавшись. Следующий выстрел был сделан по больничному корпусу, но и эта бомба не взорвалась. Третья бомба попала в Святые ворота, чудом не задев находившихся рядом настоятеля Александра и монахов. Несколько последующих бомб разорвались. За время первой бомбардировки ни один человек в монастыре не пострадал, хотя несколько зданий и получили повреждения.

3-фунтовые пушки Друшевского добились как минимум одного попадания в английский фрегат «Бриск». На следующий день с «Бриска» была спущена шлюпка под белым флагом. Парламентеры доставили настоятелю ультиматум командующего британскими силами на Севере Эразмуса Омманея. Тот потребовал в течение трех часов гарнизону цитадели капитулировать, а коменданту крепости сдать шпагу. В противном случае Омманей грозил немедленно начать бомбардировку. Отец Александр на это ответил, что шпаги у него нет, а сдавать монастырь неприятелю он не желает. Тогда Омманей пошел на хитрость – он заявил, что считает своим долгом высадить на берег пленных русских, захваченных им ранее. Однако хитрость не удалась – монахи отказались принять «пленных», а на самом деле английский десант.

Омманей все же попытался высадить десант, и несколько гребных судов уже направлялись к берегу, когда совершенно неожиданно высадка была сорвана. Спрятавшиеся в лесу охотники (то есть вооруженные богомольцы и монахи) не смогли совладать со своим любопытством и, нарушив «воинскую дисциплину», высунулись из леса посмотреть, что делается на море. А англичане, обнаружив эту «засаду», поспешили вернуться на свои суда. После этого Омманей приказал вновь открыть по монастырю огонь, продолжавшийся несколько часов.

Замечу, что 6 и 7 июля 6-фунтовые пушки исправно вели огонь со стен монастыря, но их ядра не долетали до вражеских фрегатов. Близко же к монастырю «просвещенные мореплаватели» подходить боялись, и их стрельба была малоэффективна против каменных строений с толстыми стенами. Монахи при обстреле не теряли присутствия духа и даже провели под огнем два крестных хода по крепостной стене. Архимандрит Александр доносил своему начальству: «В оба боевые дня из людей монастырских не было ни одного убитого, ни одного раненого, нигде ничего не загоралося и все повреждения оказались ничтожными».

К большому удивлению защитников монастыря, утром 8 июля вражеские фрегаты снялись с якоря и двинулись по направлению к Заяцким островам. Подойдя к Большому Заяцкому острову, фрегаты сделали два выстрела и высадили десант, который разграбил деревенскую церковь апостола Андрея Первозванного. Англичане разрубили дверь церкви, разломали кружку с пожертвованиями, рассыпав медные монеты, осквернили церковные святыни, украли три колокола и два серебряных крестика. Этим и закончились боевые действия англичан против Соловецкого монастыря.

За заслуги в обороне монастыря отца Александра наградили наперсным, украшенным бриллиантами крестом на Георгиевской ленте. Золотыми наперсными крестами на Георгиевской ленте были награждены иеромонахи Матфей, Варнава и Николай.

В 1855 г. британский флот возобновил боевые действия на Севере. Был подвергнут артиллерийскому обстрелу городок Кола на Кольском полуострове. «9 (21) июля 1855 года английский пароход подошел к приморскому селению Мегры и высадил десант, который сжег три дома (из шести), уничтожил лодки рыбаков, а три карбаса с припасами увел. В августе с мурманского берега в Архангельск шли на трех собственных шняках с грузом рыбы крестьяне Кемского уезда Сороцкой волости: Павел Малашес, Семен Галанин и Петр Леонтьев; английский пароход остановил их, две шняки сжег, а третью увел. 18 (30) сентября во время отсутствия жителей, ушедших на рыбный промысел, английский десант сжег Екопский лопарский погост (7 избушек и несколько веж)»

.

Несколько раз вражеские пароходы появлялись в районе Соловецкого монастыря, но нападать на него не решались.

Увы, уроки Крымской войны царям и адмиралам впрок не пошли, и у нас по-прежнему не имелось на Севере ни флота, ни военно-морских баз. Мало того, в 1863 г. была упразднена единственная на Севере береговая крепость – Новодвинская, прикрывавшая Архангельск.

А защищать наши северные рубежи нужно было не только в дни войны, но и в мирное время. С середины XIX века как в Баренцевом море, так и в районе Чукотки появляется множество браконьеров и контрабандистов, ведущих незаконную торговлю с жителями Севера.

Тем не менее походы военных кораблей на Север с 1857 г. по 1914 г. носили эпизодический характер. Так, в 1870 г. в дальнее плавание была отправлена эскадра вице-адмирала К.Н. Посьета. Главной ее задачей было «дать морскую практику» молодому великому князю Алексею Александровичу, будущему генерал-адмиралу русского флота. По пути с Балтики корвет «Варяг», клипер «Жемчуг» и шхуна «Секстан» посетили Киль, Берген, Гаммерфест, Варде. 20 июня корабли входили в горло Белого моря, где Посьет отметил «весьма неточные и недостаточные промеры на карте». Тем не менее через два дня встали на якорь у Мудьюгского маяка. Великий князь на пароходе «Десятинный» посетил Архангельск, где, как сказано в отчете, «встретился с народом, губернскими чинами и духовенством во главе с епископом Нафаилом». Затем суда посетили Соловецкие острова, Кемь, Сумской Посад, Сороку, попутно выполнив съемочные, астрономические и магнитные работы.

В плавании принимал участие академик А.Ф. Миддендорф, выполнивший большие гидрологические и биологические исследования Гольфстрима. 12 июля корвет и клипер прибыли на Новую Землю. Офицеры произвели картографирование пролива Костин Шар, многие объекты его назвав именами участников плавания. В завершение плавания «Варяг» посетил Исландию, а «Жемчуг», получивший в шторм повреждения, повернул в Кронштадт.

В 1875 г. клипер «Гайдамак» отправился к берегам Чукотки. Его офицеры произвели исследования бухты Провидения. Направляясь далее в пролив Сенявина, клипер оставил чукчам для передачи иностранным судам печатные декларации, запрещающие им вести промысел и торговлю в русских территориальных водах. В заливе Святого Лаврентия «Гайдамак» задержал американскую шхуну «Тимандра», которая к этому времени успела распродать свои товары. В чукотской юрте командир клипера С.П. Тыртов обнаружил бочку водки, выменянную за 20 пар клыков и 15 китовых усов. «Я тотчас же, – пишет он в отчете, – послал офицера на шхуну потребовать от шхипера обратно незаконно выменянный товар, и, когда тот отказался, я приказал открыть трюм, взять оттуда означенное количество клыков и ус и возвратить чукче, бочку же с водкой разбил на берегу, остальную водку отобрал, но, чтобы не разорять окончательно ничего не знавшего чукчу, я выдал ему на этот раз 3 пуда табаку, подтвердив в сем, что на будущий раз водка будет взята даром и уничтожена. Конфискованной водки оказалось около 30 ведер, и, по измерению Тралесом не превышала 30°». После этого шхуну отпустили с миром.

На следующий год к берегам Чукотки отправился клипер «Всадник» под командованием капитан-лейтенанта А.П. Новосильского. После окончания съемки бухты Провидения «Всадник» направился на Север. В Мичигменском заливе и заливе Лаврентия, как и в других местах, куда заходили, не встречали ни иностранных судов, ни иностранных поселений. Однако предметы торговли с иностранцами – ножи, ружья, металлические изделия – видели повсюду. В юрте богатого оленного чукчи Омлилькота, например, обнаружили два бочонка американского виски и запас табаку. 28 июля обогнули мыс Восточный (так до 1898 г. назывался мыс Дежнева) и под парусами водами Северного Ледовитого океана на восьмой день достигли мыса Северного (ныне мыс Отто Шмидта). Дальнейший путь преградили сплоченные льды.

Позже в отчете А.П. Новосильский напишет: «В продолжение двенадцатидневного своего крейсерства в Ледовитом океане, сделав в оба конца пути около 1000 миль, клипер одни сутки находился под парами и одиннадцать – под парусами, встречая преимущественно противные ветры. Постоянно пасмурное состояние погоды, дожди и туманы препятствовали осмотру густо населенного чукчами северного берега Сибири».

Летом 1881 г. в районе Чукотки патрулировал клипер «Стрелок». В 1884 г. клипер «Разбойник» под командованием капитан-лейтенанта Я.А. Гильтенбранта конфисковал американские шхуны «Элиза» и «София Джонсон», на которых были обнаружены контрабандные товары и водка.

В 80-х годах XIX века лишь винтовые шхуны «Бакан» и «Полярная звезда» в Баренцевом море изредка «попугивали» иностранных браконьеров, у них по горло хватало неотложной работы по картографированию Кольского побережья и Белого моря.

Только в 1893 г. с Балтики в Баренцево море стали посылать охранные корабли. Так, 1 мая этого года из Ревеля вокруг Скандинавии направился клипер «Наездник» (командир – капитан 2-го ранга Пелль). У мурманского берега он арестовал сразу шесть норвежских шхун, трюмы которых были набиты шкурами молодых тюленей – хохлуш и тюленьим салом. Все это было явно добыто в русских территориальных водах, в то время когда суда из Архангельска не пускали беломорские льды. Браконьеров отвели в Колу для разбора дела в местном мировом суде. Когда позволила ледовая обстановка, «Наездник» выполнил гидрографические и гидрологические работы в Архангельске, на Соловках, у островов Колгуев, Матвеева, Долгого в Баренцевом море, в проливе Югорский Шар и у Новой Земли, закончив их снова у мурманского побережья. Лейтенант Михаил Ефимович Жданко астрономически определил положение восьми пунктов, произвел магнитные и гидрологические наблюдения в северных морях.

На следующий год на Север из Либавы был отправлен клипер «Вестник» (командир – капитан 2-го ранга В.А. Ларин) с задачей пройти от Екатерининской гавани до Новой Земли «для охраны рыбных и звериных промыслов». За время плавания офицеры клипера под руководством Жданко составили описи мурманского побережья, изучали течения в Белом море и провели другие гидрографические исследования. Отмечая значительно большее, чем в 1893 г., разнообразие выполненных исследований, Жданко писал: «Подробные описные работы истекшего 1894 года дали особенно интересные результаты для лимана Печоры. Они выяснили, что плавание по лиману Печоры не представляет и для больших судов особых затруднений, если прибрежные рифы и отдельные банки будут правильно ограждаться…»

Как и в предыдущем плавании, Жданко вместе с командиром крейсера выбрал места для строительства и частично построил навигационные знаки на побережье Белого и Баренцева морей. В 1895 г. Жданко и Морозов продолжали исследования на клипере «Джигит».

В конце XIX века на Белом море и на берегах Кольского полуострова начали устанавливать маяки и создавать специальные спасательные станции. Первые семь маяков с ацетиленовыми горелками и пневматическими сиренами появились на мурманском побережье в 1896–1899 гг. Замечу, что, кроме этих казенных маяков, были и частные. Так, лесопильные заводы в Сороке построили маячную башню на острове Осинка в Онежском заливе, осветили ее судовым фонарем и обслуживали своими силами. Товарищество кемских лесопильных заводов содержало четыре пары светящих створов, лесопильный завод в Умбе – свой створ. Архангельско-Мурманское срочное пароходство зажигало огни на Терском берегу ко времени прихода своих судов.

Главным же портом России на Севере по-прежнему оставался Архангельск, числившийся к концу XIX века «торговым портом 2-го разряда».

В 1893 г. министр финансов С.Ю. Витте предложил царю построить на Севере новый военный и торговый порт. Летом 1894 г. министр финансов устроил ознакомительную поездку по приморским районам Архангельской губернии с целью определить место для закладки порта. Получив напутствие от Александра III «найти там такого рода незамерзающую гавань, где можно было бы строить большой военный флот, такую гавань, которая послужила бы нам главною морскою базою», Витте в сопровождении многочисленной свиты из правительственных чиновников, журналистов, крупных промышленников и работников губернской администрации объехал весь Мурман и остановил свой выбор на Екатерининской гавани, лежавшей у самого входа в Кольский залив: «Такой грандиозной гавани я никогда в своей жизни не видел; она производит еще более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань».

По результатам поездки С.Ю. Витте представил Александру III подробный доклад, в котором указал, что Екатерининская гавань «никогда не замерзает, весьма обширна, легко может быть защищаема… оттуда наш флот будет иметь прямой доступ в океан». В докладе нашла отражение и специфика Севера – на период длительных полярных ночей Витте предлагал «устроить очень сильное электрическое освещение» местности, а для поддержания регулярной связи с центром – провести телеграф и соединить гавань «двухколейной железной дорогой с Петербургом».

Порт на Севере имел огромное стратегическое значение. В случае коалиционной войны с Францией против Германии связь с Францией могла обеспечиваться только через северные моря. В случае конфликта с Англией на Екатерининскую гавань могли базироваться русские крейсера, оперирующие на британских коммуникациях в Атлантике.

Увы, доклад читать было некому. В январе 1894 г. царь тяжело заболел, у него были болезнь почек и острая форма сердечной недостаточности. В сентябре 1894 г. Александра III перевезли в Ливадию (царскую резиденцию в Крыму), где он находился в полубессознательном состоянии. С документами, требующими экстренного реагирования, работала царица Мария Федоровна. Что же касается цесаревича Николая, то он в Ливадии был очень занят: купался в море с кузеном Сандро, с другим кузеном – греческим принцем Николаем – кидался шишками на крыше, писал нежные письма Алисе Гессенской.

Поэтому Витте пришлось ждать смерти Александра III и приезда нового императора в Петербург.

Витте позже писал в своих мемуарах: «Когда я пришел к императору с первым моим всеподданнейшим докладом, то Николай II встретил меня чрезвычайно ласково: он знал, что отец его относился ко мне особливо благосклонно, и, кроме того, когда он, еще будучи совсем молодым человеком, всегда ко мне благоволил, что и выказывал в комитете Сибирской железной дороги, в коем он был председателем.

Карта Екатерининской гавани. XVIII в.

Когда я приступил к докладу, то вопрос, который мне задал император Николай, был следующий: “А где находится ваш доклад о поездке на Мурман? Верните мне его”.

Я доложил государю, что доклада этого его покойный отец мне не возвращал. Тогда государь сказал мне, что доклад этот ему читал (или показывал) покойный император еще в Беловежском дворце (где Александр III находился ранее, нежели переехал в Ливадию) и что на докладе этом императором Александром III сделаны некоторые резолюции.

Я снова подтвердил, что доклада этого я обратно не получал. Николай II был очень этим удивлен и сказал, что непременно его разыщет.

В следующую пятницу (мои доклады всегда были по пятницам) государь сказал мне, что он нашел доклад, и стал говорить со мною о том, что он считает необходимым привести в исполнение этот доклад, и прежде всего главную мысль доклада – о том, чтобы устроить наш морской опорный пункт на Мурмане, в Екатерининской гавани. Затем государь говорил о том, что не следует осуществлять проект грандиозных устройств в Либаве, так как Либава представляет собою порт, не могущий принести России никакой пользы, вследствие того что порт этот находится в таком положении, что в случае войны эскадра наша будет там блокирована. Вообще император высказался против этого проекта…

Император Николай II хотел немедленно объявить указом о том, что основной военный порт должен быть устроен на Мурмане, в Екатерининской гавани, причем Екатерининская гавань должна быть соединена железной дорогой с одной из ближайших станций прилежащих к Петербургу железных дорог.

Прошло месяца 2–3, и вдруг я прочел в “Правительственном вестнике” указ императора Николая II о том, что он считает нужным сделать главным нашим морским опорным пунктом Либаву, и осуществить все эти планы, которые на этот предмет существуют, и назвать этот порт портом императора Александра III во внимание к тому, что будто бы это есть завет императора Александра III.

Меня этот указ чрезвычайно удивил, так как мне было известно да и сам император мне говорил, что покойный император Александр III не только держался совсем другого мнения, но за несколько месяцев до своей смерти на моем всеподданнейшем докладе (который, вероятно, находится в личном архиве императора Николая II) высказал совершенно противоположное мнение.

Через несколько дней после появления этого указа ко мне явился Кази, человек, очень близкий к великому князю Константину Константиновичу, и говорил мне, что вот как великие князья, пользуясь молодостью императора, пользуясь тем, что император только что вступил на престол и, так сказать, еще не окреп, злоупотребляют своим влиянием. Кази рассказал мне, что после указа о Либавском порте император Николай II приехал к великому князю Константину Константиновичу и со слезами на глазах сетовал великому князю о том, что вот генерал-адмирал, великий князь Алексей заставил его подписать указ, указ, который совершенно противоречит его взглядам и взглядам его покойного отца. Отказать же ему в этом император Николай II не мог, так как великий князь поставил этот вопрос таким образом, что если этого не будет сделано, то он почтет себя крайне обиженным и должен будет отказаться от поста генерал-адмирала»

.

Николай уступил, и строительство Либавского порта продолжалось. Мало того, Николай II издал указ, которым Либавский порт был переименован в порт Императора Александра III.

Затраты на строительство порта и крепости Либавы были огромны. Ради Либавы адмиралы и министры экономили на строительстве укреплений Порт-Артура, ставили в зимний период Тихоокеанскую эскадру на прикол в целях экономии топлива и т. д. Но вот Порт-Артур взят японцами, а 27 июня 1907 г. решением Совета государственной обороны была упразднена Либавская крепость.

Материальные потери, понесенные Россией в результате преступной либавской авантюры, превысили материальный ущерб, связанный с утратой Порт-Артура.

В 1928 г. Либаву посетил американский журналист, который с удивлением бродил по безлюдным кварталам пустых казенных зданий, по развалинам огромной крепости и осматривал огромный порт, вход в который затянуло песком. В своем репортаже о Либаве он провел аналогию с романом Г. Уэллса «Война миров».

Витте был упрям и, не желая отступать от своей идеи, а лишь видоизменив ее, внес на рассмотрение в Государственный совет. «В видах правильного развития нашей торговли на Севере и ослабления ее зависимости от иностранных купцов, – утверждал он, – следует безотлагательно приступить к устройству на

Мурманском берегу удобного для стоянки судов коммерческого порта, который вместе с тем служил бы и административным центром». По мнению министра, с появлением портовой инфраструктуры на Мурман потянутся желающие поселиться на новом месте, что даст толчок к дальнейшему усилению там русского присутствия. Правительство же возьмет на себя «инициативу в деле сооружения за казенный счет в Екатерининской гавани частных домов, которые на известных льготных условиях по пониженной стоимости передавались бы в собственность благонадежным лицам из числа русских подданных». Предполагалось перевести из Колы в новый порт все административные учреждения, больницу, школу и почту.