Путешествие по небесной России

– А ты не догадываешься?! – гордо приподняла подбородок девушка. – Я, кабриолет, еду. А?

– Нет…

– Н-да, – цокнула водитель и снисходительно посмотрела на владивостокца. – У меня нет конечной точки. Я всегда еду куда-нибудь. Сажусь в кабриолет и еду куда-нибудь.

– Куда-нибудь?

– Да, куда-нибудь!! – вмиг закипела блондинка. – Так, едешь или нет?! Больше разговора не будет!

Грубая эмоциональная реакция заставила приморца внезапно вспомнить речь имярека про поиск дороги вместе с фразами “слушай – да не спрашивай” и “язык до небесного Киева доведёт”. В голове фаната стихий всё мгновенно соединилось воедино: красавица, машина, куда-нибудь. И он на автомате выдал:

– Едем!

Девушка молча показала перевёрнутой ладонью на пассажирское сиденье. Дальневосточник без промедленья шмыгнул внутрь, захлопнул дверь, быстро пристегнул ремень. Красотка дала по газам – и белый кабриолет понёсся дальше.

Перво-наперво Андреев взгляд упёрся в торпедо – в три маленьких изображения. Ещё во время короткой беседы по ту сторону двери он бегло принял разделённый на три части горизонтальный прямоугольник за типичные иконки, которые приклеены к передним панелям половины российских автомобилей. Однако едва владивостокец оказался прямо перед бардачком, он увидел трёх нарисованных художником людей. На правой картинке был изображён мужчина с овальным лицом, широким лбом, зачёсанными назад длинными волнистыми седыми волосами и белозубой улыбкой. Не без сомнений Андрей признал в незнакомце поэта-песенника Илью Резника. Со среднего портрета смотрела женщина, чьи короткие светлые волосы, чуть прикрытые красным платьем плечи и бюст, а также полупрозрачное ожерелье, выдавали в ней певицу Любовь Успенскую. Неизвестный же с левой трети являлся круглолицым, имел тёмные короткие волосы, носил затемнённые очки. Хотя Андрей и не припоминал фамилию композитора, похожего на последнего персонажа, но догадывался, что прообразом мог быть именно сочинитель музыки.

Всплытие из памяти одного за другим известных людей нисколько не удивило любителя катаклизмов, поскольку благодаря ярко выраженной любви своей матери к творчеству эстрадных исполнителей приморец с самого детства стал неравнодушен к музыке как таковой. За маленькой спиной владивостокца были не только посещённые с мамой концерты, но и просмотр бесчисленных тематических, зачастую – скандальных, ТВ-передач, наложивших на него различные музыкальные отпечатки.

Туманный гость вторично пробежался взором по всем троим героям, затем по торпедо, сиденьям, капоту, припомнил звучавшую из магнитолы мелодию – и мозаика у него неожиданно сложилась: перед глазами находилась троица – поэт, композитор и певица, – олицетворявшая собой популярнейшую песню “Кабриолет”! Собственная догадка поразила владивостокца до глубины души.

Чтобы убедиться в своей правоте, фанат стихий показал пальцем на прямоугольник с портретами:

– А кто эти люди?

– Это, – довольно покосилась водитель, – создатели моей любимой песни “Кабриолет”. Я, в отличие от толпы, не считаю её народной.

– Народной? – Андрей подумал, что ослышался.

– Ну да, многие же считают её народной. А я – нет. Я – за версию, что у такой прекрасной песни были прекрасные создатели, и они – перед тобой.

Невзирая на подтверждение догадки, молодой человек озадачился ещё больше: его лишили покоя странные слова о народной принадлежности. Да и фамилия композитора назло никак не приходила на ум. Её выяснение приморец решил не откладывать, сочтя самым плёвым делом:

– А слева – это кто конкретно?

– Это автор музыки, – новый участливый вопрос заставил девушку искренне заулыбаться. – Гари Голд, ну или Григорий Голдинберг.

“Точняк! – возликовал Андрей про себя и начал проговаривать услышанную фамилию. – Голд… Голдинберг… Голдинберг… Голдинберг…” На фоне повторения он вспомнил одно из телевизионных шоу, в котором рассказывалось о еврейском композиторе, эмигрировавшем из Советского Союза в США и приобретшего там белый немецкий кабриолет, который спустя время стал главным героем одноимённой песни. Дальневосточник вновь посмотрел на портреты-иконки, потом – на капот, и с него перевёл взгляд на словно съедаемую автомобилем дорогу, зажатую голой степью и непроглядным туманом. Тут же Андрею ни с того ни с всего представился итог Второй мировой войны в виде красивой езды евреев на дорогой немецкой машине по бедной России, ведь и Голдинберг, и Резник, и Успенская имели еврейское происхождение. Следом молодой человек задумался о том, прямо ли была связана воображённая картина с устроенным Германией Холокостом (“Всесожжением”, массовым уничтожением евреев и других народов нацистами во время Второй мировой войны. – Прим. автора) или же к нему совершенно не относилась. Но всплывшее засим из памяти правило бородатого имярека о разделении страны и государства будто одёрнуло. Владивостокец сильно зажмурился и выдохнул. Это помогло: место не весть откуда взявшегося антисемитизма (враждебного отношения к евреям. – Прим. автора) заняли просто три талантливых человека. В мыслях остался только белоснежный “Мерседес” со сдвоенными круглыми фарами и блестящими дисками.

– И кабриолет тоже из песни? – не удержался приморец.

– Само собой, – отчеканила блондинка. – 560SL, автомат, экспортный “американец”, тёмно-бирюзовая кожаная обивка. Обожаю мою ласточку!

– Он, что, настоящий? От композитора?

– Не знаю, может – и настоящий! – рассмеялась незнакомка. – Я попросила отца достать мне модель из народных слухов – и он где-то достал. Но я не считаю их слухами, как и не признаю народное авторство песни. Она – Успенской! И когда я в моей ласточке, я не перестану напоминать об этом даже своим элегантным видом – таким же, какой был у певицы!

То, как быстро водитель взбудоражилась, защищая исполнительницу, прямо говорило Андрею о крайней важности для девушки всего связанного с хитом. “И опять это прошедшее время… – завертелось у него в голове. – “Был вид”, “были создатели”… “Не народная песня”… С какого перепуга её вообще считать народной?”

– Так, а почему эту популярную песню многие считают народной? – озвучил свои мысли пассажир. – Разве они не знают, чья она?

– В том-то всё и дело! – буквально вскликнула блондинка и дважды ударила правой рукой по рулю, да столь резко, что задравшийся красный рукав позволил татуировке “LES” ненадолго удлиниться до “MY RULES” (“МОИ ПРАВИЛА”. – Прим. автора). – Неужели не понятно, что если авторов нет среди нас, то это не значит, что их нет вообще! Это – песня Успенской, хоть её никто и не видел вживую! Сколько об этом люди говорят, надо же прислушиваться! И ведь есть известные описания и её, и композитора, и поэта, и самого кабриолета! – водитель направила перевёрнутую ладонь к портретам. – Песня не может взяться из ниоткуда!

“Не может взяться из ниоткуда? Ну-ну, прям точно, как я…” – повторил про себя ошарашенный речью девушки владивостокец. Рассуждения незнакомки об авторстве хита вообще подтолкнули дальневосточника к тому, чтобы начать думать не просто о том, что она немного не в себе – а о том, что она толику сумасшедшая. Впрочем, по Андрееву мнению, это легко могло объясняться её слепым фанатизмом.

– А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь! – будто в подтверждение раздумий попутчика напела водитель.

После произнесения главной песенной строчки непонимание приморцем девушки многократно усилилось осознанием того, что он действительно до сих пор не знал, куда ехал. “Одно дело – молоть ерунду про музыку, – заключил мысленно туманный гость, – а другое – реально мчаться без цели”.

– А ты не боишься, – поинтересовался он издалека, – что если ехать всё время куда-нибудь, то элементарно может закончиться бензин?

– Может, но это не повод не ехать! – громко бросила незнакомка. – К тому же, везде есть заправки!

– Ну это спорно, – улыбнулся молодой человек. – Попробуй, к примеру, от Хабаровска до Читы доехать – не получится, надо на всякий случай как минимум хороший бензин с собой брать.

– В моём “куда-нибудь” нет ни Хабаровска, ни Читы! – усмехнулась блондинка. – В твоём есть?

– В моём тоже нет, – продолжил улыбаться Андрей. – А что же тогда есть?

– В моём “куда-нибудь” одна любовь!

– То есть конечная точка всё-таки любовь?

– Дружочек, ты, наверное, никогда не любил, – девушка бегло посмотрела на собеседника, – а любить надо. Когда-нибудь ты придёшь к любви, но говорят, что и дальше тоже что-то есть, что жизнь становится как сказка – но я такого не видела. Так что за “куда-нибудь” тоже что-то есть. Но “куда-нибудь” – это и есть любовь. Все люди туда едут и идут! Не все добираются, но в путь собираются все!

Выплеснув романтические эмоции, красотка замолчала. Андрею, уже приятно удивлённому попутчицей, тоже ничего добавлять не хотелось. Он поглядел вправо, затем до упора повернулся назад: от тумана не осталось и следа. За разговором про любовь белая пелена незаметно спала – впредь за обеими дорожными обочинами тянулась прежняя, но немного всхолмившаяся зелёно-бежевая степь. Форма дороги также изменилась: первоначально почти что прямая линия постепенно превратилась в череду плавных поворотов, которые, по предположению владивостокца, должны были привести к показавшимся вдалеке макушкам перелеска.

Для дальневосточника проплывавший пейзаж как никакой другой подходил к одиноко нёсшемуся белому кабриолету, за рулём которого сидела блондинка в красном платье – и если бы освободившийся от тумана ландшафт нигде не заканчивался, то, возможно, “Мерседесу” стоило ехать по нему вечно, в своё неизвестное “куда-нибудь”, наполненное светлой, чистой любовью.

– А вообще я тебе так скажу, – ласково провела пальцами по торпедо девушка. – Когда машина красивая, то ты не знаешь, куда ехать, а когда не красивая, то – знаешь. На красивой машине хочется просто ехать.

– По небесной России? – добродушно уточнил приморец.

– Да по любой России! По небесной, по земной, по подземной! А лучше – по небесному Монте-Карло!! – взмахнула рукой девушка и запела:

А в Монте-Карло любовь и розы,

А в Монте-Карло весь высший свет!

Я в Монте-Карло лечу в “Роллс-Ройсе”,

И лучше места на свете нет!

Словно в насмешку именно под строчки о лучшем месте на свете ещё более искривившаяся трасса покрылась выбоинами. Кабриолет слегка тряхануло. Любитель катаклизмов прикинул, что если бы не высокая скорость авто, то ему с водителем было бы совсем не сладко. К ухудшению дорожного полотна добавились первые тени от появившихся у обочин деревьев.

– Вот тебе и Монте-Карло! – досадно ругнулась незнакомка.

Трасса вильнула влево, затем вправо – и из-за возвышенности вынырнул странный красно-белый прямоугольный дорожный знак, донельзя напоминавший огромную этикетку водки “Столичная”. Приглядевшись, Андрей чрезвычайно удивился прямоте сообщаемой им информации. Внутри белого прямоугольника, заключённого в красную широкую рамку, находился чёрный рисунок – в точности такой же, как на знаке “Скользкая дорога”: по двум чёрным, изогнутым в форме латинских букв “SS”, колеям ехал накренившийся чёрный автомобиль. На верхней стороне красной рамки, аккурат над крышей машины, белели два слова: “ПЬЯНАЯ ДОРОГА”.