2084, или Планета крыс

– А-а. А мне послышалось, ептыть…

Неужели, правда: он – командир линкора?! Ептыть!!!

– Всем всегда одно и то же слышится, – сморщила в обиде лицо Мозолина. – Я – о духовности хочу, а мужикам – одно на уме. Я ведь не техничкой хотела стать, а дипломанткой. В ИМГИМО поступать готовилась. Знаешь, рыба, какая я умная раньше была? Против суррогатного материнству выступала!

– А что это такое значит? – обернулся к уборщице Чудов, с отвращением глядя на ее помятую пятнистую физиономию. Эх, и откуда такие берутся?! Нет, это – просто невероятно… Надо хлебнуть!

– Это такая, вишь ты, технология – затянула шарманку уборщица. – Хуже орального сексу. Уничтожает естественные способа производства приплода. От такой заразы все человечество может вымереть, понял?

– Не слыхал, – признался Чудов.

Если он теперь командир линкора – подстригать бороду, или – не стоит? Как-то она последние дни подрастрепалась…

Длинные, русые и густые волосы были гордостью полковника, особенно в нынешнее время борьбы с безбородыми космополитами. Решил оставить, как есть.

– У детей, рожденных суррогатными матерьми, нету статусу, – продолжала занудно развивать волнующую тему Мозолина. – У них две кровные родительницы: та, которая, стало быть, зачала, и та, через кровь которой, значить, девять месяцев дитя получало духовную и физическую пищу. Я против этого. Иди ко мне, рыба!

Чудову было не до утренних душевных терзаний уборщицы. Тяжелая любовная работа с прыжками до потолка в конец его обессилила, а тут – такой звонок. Это ж, ептыть, это ж, как же так?

– Это же уму непостижимо! – вырвалось у него.

– Вот и я говорю! – зачастила Мозолина. – Разве можно человека от его любимой девушки отрывать? Да, хоть и служба – что с того? Разве не может офицер отдохнуть? – она попыталась обнять Чуркина за мохнатую исцарапанную спину, но тот проворно вывернулся.

– Служба превыше всего! – пробормотал Чудов. – Такое не всякому доверят, понимаешь. Линкором управлять – это не наперстки на вокзале кидать. Мы еще встретимся, душа моя, Богом клянусь, но – не сейчас!

Он в трусах кинулся на кухню, где выпил литр холодного – прямо из-под крана – жигулевского пива, и принялся гладить парадные шелковые лосины. Сердце все ускоряло свой бег. Экран древнего телеприемника показывал передачу «Воскресный вечер с Владимиром Попугаевым», и толстенький юркий журналист разучивал на два голоса с народным артистом Али Исааковичем Удодом песню «Эх, хорошо в стране имперской жить!». В такт им на кухне слаженно гудели многочисленные тропические крылатые насекомые с незнакомыми для Чудова названиями.

А Удод-то помрет скоро, наверное, подумал Чудов, глядя на мертвенно-бледное напудренное лицо певца с вылезающим гримом, нарисованные черным карандашом брови, вздыбленный черный парик и подкрашенные фиолетовым цветом полуприкрытые веки. Сколько лет поет… пора, пора в мир иной!

А нам помирать еще – рановато. Есть у нас еще дома дела!

В помещеньице было грязно, тесно, свисающая с потолка лампочка почти касалась макушки полковника, от газовой плиты исходил запашок, помойное ведро под раковиной, битком забитое объедками, вообще воняло, но!

Чудов был далек от этих мелких подробностей бытия. Свершилось, значит, ептыть! Не зря он всю жизнь гнул позвоночник перед начальством, не зря докладывал то, что оно хотело услышать. Не зря! В животе росло ликование, выражающееся в интенсивном бурлении. Впрочем, может быть, это были последствия ночной винно-философской дискуссии с уборщицей, которая на все доводы и аргументы Чудова о преимуществах орального секса лишь рассуждала об усыновлении детей-сирот и клеймила западную гей-пропаганду. Не помогла даже демонстрация любимых наперстков и карточных фокусов.

Прощай служба в захолустном, вонючем (хоть и теплом) Тувалу, прощайте клопы с тараканами и отвратительная трясущаяся плоть Мозолиной, прощайте скалистые горы – на подвиг, ептыть, Отчизна зовет!

Он все явственнее видел открывающиеся ослепительные перспективы, и рот его, не выдержав томления, сам собой дребезжащим тенором стал выводить песню, что донеслась до ушей огорченной Мозолиной из кухни:

– Мы вышли в открытое моррррррррреееееее, в суровый и дальний похоооооооооооооодддддддддд!

Чудова, как тесто в кастрюле с опарой, просто распирало от счастья – и это почти в пятьдесят лет! Как юнец-лейтенант, понимаешь ли!

Похожий на очкастого деда Мороза, лысеющий полковник имел за плечами солидный жизненный опыт. Кем он только не был! В молодости окончил двухгодичный факультет журналистики Санкт-Петербургского пехотного училища, возглавлял научный совет 69 кавалерийско-ракетного полка, заочно отучился в Народном институте русийской физики, участвовал в создании многопартийной системы Руси, командовал полком аэрокосмической аппаратуры «Бдение»… А, какого мастерства достиг в фокусах с наперстками!

Пульсы стучали уже на обоих запястьях, как молоты в местной кузне, на виске вздувалась и опадала жила, в груди клокотало, желудочно-кишечный тракт в полном составе присоединился к всеобщему ликованию и мажорным урчанием теперь стал брать ноты из «Марша славянки».

На кухню вышла Мозолина. Она успела быстрой рукой густо и ярко-красно намазать губы, чтобы в меру возможностей превратиться в секс-бомбу. Прозрачная короткая болоньевая ночная рубашка с желтой ромашкой на причинном месте открывала дряблые целлюлитные ноги с голубыми толстыми венами. Нужно было спешить, пока полковник был на ее территории.

– Так что, – спросила она заискивающе, – к обеду ждать? Я тебе еще про Норвегию расскажу, рыба. У них там, если заметят, что маленькая девочка играет с машинкой, то спрашивают: а вдруг ты мальчик? И начинают пичкать гормонами. А дальше – уже поздно!

– Да, уж, волчий оскал, ептыть! – промолвил набитым ртом Чудов. Он постепенно успокаивался. Надо быть хладнокровнее, ептыть, он же теперь – командир космического линкора!

– В Норвегии и руки не моют перед едой, – села она перед Чудовым и вперила в него слезящиеся глаза.

– Не горюй, птича, – ухмыльнулся Чудов. – Что нам Норвегия? Там снег, а у нас тут, видишь, как тепло? Мы еще с тобой поиграем в дурака на раздевание!

Наскоро позавтракав тушеной жабой с бананами, полковник покинул безутешную уборщицу, и вскоре был на арендованной взлетно-посадочной полосе Фунафути.

Быстрее, быстрее! Время – вперед, как говорил композитор Свиридов!

Становилось жарко.

Местные куры неподвижно стояли в тени пальм, вытянув клювы к небу. На взлетной полосе обильно лежали засохшие крупные коровьи лепешки. Небольшое козье стадо пережевывало колючие кустарники и с любопытством наблюдало, как техники вручную катят трап-лестницу к дверце самолета.

Техники не спешили, и, жуя коку, вполголоса переговаривались: