Исполнитель желаний

– Вот и ладно, – весело произнес Тубальцев. – Ну, что ж, идемте, Леонид Иванович. Слово офицера: пятнадцать минут. Не больше!

Гость улыбался, даже веерок добрых морщинок появился в уголках глаз.

Профессор поднялся и, сделал жест в направлении двери, ведущей в его половину дома:

– Ну, что же, раз никто не протестует, прошу в мои апартаменты!

Они вошли в дом, и гость плотно прикрыл за собой дверь.

Как только она закрылась, Ефим нарочито громко произнес:

– Аня, давай я помогу тебе посуду вымыть!

Анна Сергеевна удивленно посмотрела на него: они только приступили к чаепитью, куда спешить? Посуда в раковине никуда ведь не убежит. Но ее замешательство длилось лишь мгновение. Все-таки, Аршавская была профессиональная актриса и умела моментально реагировать на посыл товарища по сцене.

– Ой, Фима, какой ты молодец! А то я с такой горой посуды одна до самой ночи провожусь! – так же громко, как и Ефим, совершенно естественным тоном отозвалась она.

Анна спросила взглядом майора: «Правильно ответила? Попала в мизансцену?»

Майор также безмолвно послал глазами сигнал: «Именно то, что нужно.»

Анна встала и направилась в свою половину.

Через пол минуты поднялся и майор. Он бросил взгляд на улицу. Двое мужчин по-прежнему были на своих позициях. Похоже, обмен репликами между ним и актрисой они услышали.

Ефим демонстративно потянулся и отправился вслед за Аршавской за тюлевую занавеску.

Афиши у Анны Сергеевны висели даже в спальне.

Но афиши майору не мешали. Мешало скользкое шелковое покрывало на кровати. Он начинал съезжать вниз, как только прижимал ухо к оклеенной обоями стене за изголовьем кровати.

Стена отделяла спальню актрисы Аршавской от кабинета профессора Вулканова. Она была не капитальной, сделана из двух листов фанеры и в двух местах имела хорошую звукопроницаемость. Особенно, если плотно приложить к ней ухо.

Об этом знали и Анна и Леонид Иванович. Но, разумеется, не мог знать человек, назвавший себя Борисом Игоревичем Тубальцевым.

– Вот и хорошо, что в вашем сейфе не было ничего ценного! – услышал майор голос гостя за тонкой стеной. – Правильно! Главные ценности надо хранить в таком месте, где никто не подумает искать! А сейф, это – первое, что приходит в голову!

– Я не совсем понимаю вас… – ответил ему голос Вулканова. – О каких ценностях вы говорите?… Поверьте, никаких ценностей у меня нет, и не было.

Похоже, профессор представлял, где в данное время находится майор Мимикьянов: он определенно говорил громче, чем обычно.

– Леонид Иванович, но вы же государственный человек! – быстро ответил Тубальцев. – Вы же должны понимать, если мы задаем вопросы, значит, это не случайно! Значит, это согласовано со всеми, с кем положено! –

Его голос звучал серьезно и внушительно.

– Да, вы скажите толком, о каких ценностях вы говорите! – голос Вулканова слышался совсем отчетливо. Похоже, он подошел к стене вплотную.

– Как – о каких? Как – о каких? – за стеной зазвучало предельное удивление. – Конечно, о материалах к вашей разработке «Способ связи с Большим Сознанием»!

– Борис Игоревич, – убеждающим тоном проговорил профессор. –Поверьте, уходя на пенсию, я сдал все материалы! У меня ничего нет!

– Леонид Иванович, вы что, не понимаете, насколько все серьезно? – спросил Тубальцев проникновенно. – Только представьте, если, скажем, – не дай Бог конечно! – террористы завладеют этими материалами, а? Тогда все наши группы и отряды «Антитеррор» можно отправлять на свалку! Да и всех нас! Да, что нас? Тогда беззащитными окажутся даже люди на самом верху! Вы это понимаете, Леонид Иванович?

Голос Бориса Игоревича звучал так, будто он находился здесь же, в Аниной спальне.

– Я понимаю! – не менее громко слышались и слова, произносимые Вулкановым. – Но у меня нет никаких материалов по этой теме! Вы понимаете: нет! И уж тем, кому положено, это должны знать!

– Леонид Иванович!

– Ну, что мне поклясться, что ли? Страшной клятвой?

Артистка Аршавская присела за кроватью в углу, где по прихоти законов акустики находилось второе место повышенной звукопроницаемости. Такое поведение артистки было проявлением женского любопытства и нарушением всех правил приличия. Не говоря уж о правилах поведения внештатной агентуры. Ефим хотел сделать ей замечание. Но не рискнул: звукопроницаемость работает в обе стороны. Его слова могли услышать в профессорском кабинете.

Анна Сергеевна же была настолько увлечена своим занятием, что не замечала даже задравшийся подол своего домашнего халатика. Он не только не закрывал ее солидные бедра, но вообще находился на поясе.