Главный пульт управления

– Слушай, Ефим, а что там, за Специальное Конструкторское Бюро на территории Машиностроительного завода до девяносто пятого работало, а? Я тут наши документы посмотрел, но ничего не понял…

– Специальное КБ? – переспросил майор, собираясь с мыслями.

– Ну, да.

– СКБ «Экран» находилось на территории завода с сорок девятого года, – начал докладывать он. – Но к заводу Бюро никакого отношения не имело. Занимались там чем-то, то ли антирадарным, то ли противоракетным. Работники завода туда не допускались. Сотрудники нашего управления тоже.

– Это как так? – удивился Пигот.

– Вот так. Режим охраны и проведение контрразведывательных мероприятий обеспечивала Москва – сотрудники Главка Центрального аппарата. После ликвидации все оборудование и документацию вывезли.

– А те, кто работал в СКБ, куда делись?

– Ну, кто куда… – пожал плечами майор. – Начальствующий состав состоял в основном из москвичей. После ликвидации КБ они в Москву и вернулись. Ну, из остальных… кто-то на заводе работает, кто-то ухал в другой город, кто-то умер. Жизнь… – докладывал майор, а сам думал:

«Сейчас на Машиностроительный пошлет. Точно. А встреча с Танечкой, кажется, сорвалась…»

– Давай, Ефим, бери ноги в руки и отправляйся на Машиностроительный, – командирским тоном подтвердил неприятные предположения Ефима подполковник.

– Так мне сегодня еще информацию по авиазаводу проверить надо. – предпринял попытку отсрочить поездку и спасти свидание с Татьяной Ивановной майор. – Ты же сам вчера говорил, что это очень важно…

– Потом проверишь! Не до этого! – словно от ничтожной мухи, отмахнулся от его слов Гоша. – Мне уже завтра в Москву о Чапеле докладывать надо! Так что, прямо сейчас поезжай! По заводскому поселку походи. Пощупай обстановку. С агентурой поговори. Ну, не может быть, чтобы никто ничего не видел…

Георгий Иванович сделал пару шагов по кабинету и продолжил:

– Хотя бы рабочую версию, куда мог деться Чапель, ты к завтрашнему утру должен привезти… А, еще лучше, – подполковник помолчал, – привези мне самого Чапеля! Живого или мертвого. Лучше живого, конечно, – строго взглянул он на Ефима с таким выражением, будто Ефим для удобства транспортировки мог собственноручно лишить Чапеля жизни.

Майор Мимикьянов не обиделся. К Гошиной манере вести беседу Ефим давно привык.

– Понял, товарищ подполковник, – дисциплинированно ответил он.

Майор подождал несколько секунд: не добавит ли еще что-нибудь строгий начальник. Но Гоша молчал.

Мимикьянов кивнул, поднялся со стула и покинул руководящий кабинет.

Оказавшись в длинном прохладном кабинете управления, майор немного постоял на месте. В здании едва слышно шуршала тишина. Утренние совещания в отделах уже закончились, и большая часть оперативников без следа растворились в бесконечных гончарных, бетонных и деревянных лабиринтах большого города.

Ехать на Машиностроительный майору не хотелось. По причинам не служебного, но личного характера. Стремясь хоть немного отсрочить начало внутригородской командировки, он начал убеждать себя: для бодрости ему обязательно нужно выпить чашечку кофе. Убедил и деловым шагом направился в сторону буфета.

В высоком зале с белой гипсовой гирляндой под потолком, почти никого не было. Только за столиком в углу что-то обсуждали двое офицеров из отдела наружного наблюдения.

Буфетчица Божена, увидев Ефима, заблестела глазами.

Ефим в ответ изобразил улыбку, но умеренную. В последние недели майор осуществлял стратегию постепенного понижения температуры своих отношений с темпераментной тридцатипятилетней брюнеткой. Он исходил из мудрого правила: для контрразведчика безопасность – прежде всего. По многим признакам, майор ощутил: еще немного и начнется: «Я так больше не могу! Я хочу, чтоб ты всегда был рядом. Мне надоело врать маме, что я ночевала у подруги».

В результате этой женской психологической диверсии он должен был оказаться официальным третьим супругом любвеобильной Божены. Чтобы не допустить подобного развития событий, но и не вызвать шумный женский скандал со слезами, битьем посуды на глазах у всех и жалобой генералу, майор и осуществлял осторожные маневры по отходу на заранее подготовленные позиции.

– Привет, Божена! Дай мне чашечку кофе! – сдержанно произнес он.

– Вам растворимый, Ефим Алексеевич? – изогнувшись в его сторону, как подсолнух к свету, спросила Божена.

Майор на интимное телодвижение не отреагировал. Наклоняться к женщине не стал. Продолжал стоять перед стойкой прямо, как на ковре в генеральском кабинете.

– Натуральный, конечно, – ответил он. – Ты ж знаешь, я растворимый не пью.

– Да, я уж забывать стала… – распрямляясь, недобро стрельнула в его сторону глазами буфетчица. – Что-то редко к нам заходить стали, Ефим Алексеевич…

– Дел много, Божена Евгеньевна, – покосившись на ребят из «наружки», ответил Ефим.

Божена включила кофейный аппарат.

– У нас сегодня судачок отварной, как вы, Ефим Алексеевич, любите, – смягчив тон, сказала она. – Приходите обедать… Придете, а?

– Отварной судачок – это хорошо, – кивнул Ефим. – Но сегодня я – в поле на весь день. Начальство гонит. Говорит, чтоб сегодня в управлении и не появлялся. Так что, где-нибудь в городе пообедаю…

– А с ужином как? К ужину-то вы домой вернетесь? – в голосе Божены прорезались командирские нотки, свойственные зарегистрированным в ЗАГСЕ супругам. Их-то не любил и даже боялся, вообще-то в жизни совсем не трусливый майор.

– А с ужином – точно не знаю… Как получится… – неопределенно ответил он, чтобы не доводить дело до открытого выяснения отношений. – Подполковник сказал: не сделаешь, лучше не возвращайся! Хоть ночуй там!

– Так, уж и – ночуй? – засомневалась Божена в словах подполковника.

Кофейный автомат мигнул зеленым глазом, фыркнул по-кошачьи, подождал несколько мгновений, будто нарочно испытывая терпенье людей, и, наконец, энергично наполнил круглобокую фаянсовую чашечку густой коричневой влагой. Ее блестящая поверхность тут же покрылась кремовой пенкой.

Божена, не глядя на Ефима, поставила чашку на блюдце, сунула ей под выпуклый бок два кусочка сахара и десертную ложечку. Затем она с сердцем швырнула блюдце по стойке в сторону майора. Проскользив по гладкому, как стекло, пластику, блюдце замерло на самом краю. При этом из него не расплескалось ни капли.

Ефим отметил точность движений и совершенство дамского глазомера.

– Большое спасибо, Божена!» – сказал он, словно не замечая демонстрации женщиной своего недовольства. Осторожно взяв блюдце с парящей чашкой, майор направился к столику, где сидели офицеры из отдела наружного наблюдения.

По его сведениям, сегодня в отделе у них имелась свободная оперативная машина: Машиностроительный завод имени Бачурина находился от центра города совсем не близко.

2. Водитель идет в атаку

Если быть точным, машиностроительный завод имени Бачурина лежал на самой окраине города.

Рядом с ним располагался поселок. Там жили те, кто на заводе работал. Возник поселок одновременно с производственными корпусами в те легендарные годы, когда эшелоны с людьми и станками стали прибывать в Сибирь с далекой, занятой врагом Украины.

Покинув салон дежурной оперативной «Волги», Ефим направился к виадуку, висящему над железнодорожными путями. За ними и лежал заводской поселок.

С виадука он был виден, как на ладони.

Высокое солнце освещало покрытые розовой штукатуркой однотипные трехэтажные дома. Старые тополя, взметнувшие в синее небо стога сочных июльских листьев. Внушительный дворец культуры с треугольным фронтоном античного храма и толстыми белыми колоннами.

Завод отделяла от поселка ровная лента бетонного забора. Майор скользнул взглядом по длинным грифельным брускам цехов, грибкам вентиляционных труб на их плоских крышах и блестящим нитям стальных рельсов, змеящихся по заводской территории.

Над литейным цехом вился голубой дымок. Рядом двигался над грудами металла козловой кран, похожий на гигантского длинноногого паука. По рельсам медленно перемещался маленький желтый тепловозик. Стараясь изо всех сил, он тянул за собой две открытые платформы, нагруженные стальными парами вагонных колес. Они напоминали большие катушки для ниток.

Ефим постоял, опершись о гладкие деревянные перила, послушал долетающий с территории завода металлический стук, вдохнул пресный запах отработанного мазута и пошагал дальше.