Оценить:
 Рейтинг: 0

Николай Пржевальский – первый европеец в глубинах Северного Тибета

Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
С этого времени у Коли Пржевальского стали формироваться навыки настоящего охотника, что было сродни навыкам военного. Большое влияние на Н. М. Пржевальского в детстве оказывали не только мать, но также и няня Ольга Макарьевна, и дядя, брат матери – Павел Алексеевич Каретников. Дядя Павел Алексеевич гулял с мальчиками, с четырёх-пяти лет стал обучать их грамоте и французскому языку, а позже приучил к охоте из настоящего ружья. Первыми книгами, прочитанными им, были «Басни Крылова».

Постоянные занятия охотой выработали у Коли такие навыки и качества характера, как: смелость и выдержка, быстрота ориентировки, умение использовать местность, скрытность передвижения в любую погоду и в любой территории, умение использовать оружие (т. н. огневая подготовка), стрелять навскидку. Люди тех профессий, где требуется мгновенное принятие решений, смелость, сопряжённая с риском, становятся, как правило, хорошими путешественниками и разведчиками – к чему постоянно стремился все детские и юношеские годы Пржевальский.

Николай очень дружил со средним братом – Володей, старше которого был всего на год. Володя прислушивался, как учат Николая, и сам в четыре года выучился читать. Для обучения мальчиков приглашались и различные учителя. Все они оказывались плохими педагогами, и их часто меняли, лишь один из семинаристов, – сын священника Дмитрий Зезюлинский, сумел подготовить детей к поступлению в гимназию.

Лет с восьми Николай жадно читал все, что попадалось под руку. Особенно большое впечатление производили на него рассказы о путешествиях. Няня, или, как ее называет Пржевальский, мамка, часто рассказывала детям сказки. Детская привязанность к няне перешла у Николая Михайловича в безграничное к ней доверие на всю жизнь. Она до конца своих дней была в их доме ключницей, экономкой и главной помощницей по хозяйству.

В 1840-х годах дворянство считало обязанностью отдавать своих детей в кадетские корпуса. Мать Николая Михайловича также хлопотала об определении своих сыновей в Павловский кадетский корпус[19 - Ввиду того, что дети рано остались без отца, мать решила устроить их в Императорский военно-сиротский дом, который с 19 февраля 1829 года был уравнён по своей организации с остальными кадетскими корпусами и наименован в честь своего основателя-цесаревича Павла Петровича – Павловским кадетским корпусом.], но тогда это ей не удалось. Но ей посчастливилось только относительно третьего сына, Евгения, который и воспитывался в Александринском московском корпусе[20 - Высочайшим рескриптом от 25.12.1849 года в Москве был создан Александринский сиротский кадетский корпус для 400 сирот штаб и обер-офицеров, а также военных и гражданских чиновников из потомственных дворян. Его директором стал Пётр Александрович Грессер.]. Тогда она решила отдать их в Смоленскую гражданскую гимназию. Во второй половине 1849 года, дворовый человек дядька Игнат, повёз Николая и Владимира Пржевальских в Смоленск, где они отлично выдержали экзамен и были приняты во 2-й класс 7-го ноября 1849 года у них начался курс обучения[21 - Там же.].

Дом в Смоленске, напротив церкви Божьей Матери Олигирия, где жил Н. М. Пржевальский во время обучения в гимназии. Фото 1901–1905 годов

Жили они на ул. Армянской (ныне ул. Соболева) напротив церкви Божьей Матери Одигитрии в скромной квартирке во флигеле дома Шаршавицкого. Одигитриевская церковь – главная достопримечательность начала улицы Соболева – сохранилась до наших дней. Платили за флигель 2,5 рубля/мес., и за учёбу 5 рублей в год.

За ними присматривали дядька Игнат и кухарка, сестра няни. Так после домашнего обучения Николай и Володя поступили в Смоленскую гимназию. В гости к товарищам они никогда не ходили и кроме гимназии встречались с ними на крепостном валу, или Смоленской стене, куда дети с дядькой ходили поиграть и «ловить воробьёв». Недостаток сверстников в дошкольный период наложило на Николая характер отпечаток замкнутого человека, избегающего толпы и больших мероприятий в обществе. Про обучение в гимназии он писал:

«Вообще, вся тогдашняя система воспитания состояла в запугивании и зубрении от такого-то до такого-то слова. Тем не менее, науки было мало. А свободы много и гимназисты не выглядели такими стариками, как нынешние, не ходили в pince-nez или в очках и долго оставались детьми часто шумными и драчливыми. Летом я часто увлекался охотой, однако это не мешало мне заниматься чтением зоологических книг и книгах о путешествиях, которые выписывала мне мать»[22 - Там же. С. 530.].

Состав гимназистов был разнообразный. Рядом с 10-ти летними мальчиками сидели 20-ти летние лентяи и повесы. Отношения между учениками и учителями было почти, как описано в произведении Помяловского «Очерки бурсы»[23 - Помяловский Н. Г. В «Очерках бурсы» изображены педагоги, которые ничем не лучше, чем тюремщики, или учебные заведения, которые хуже и страшнее каторжных домов.]. Примерно такую же картину описывает и учившийся в гимназии учёный, соратник Пржевальского по Сибири Б. Дыбовский.

Смоленск. Классическая гимназия

По словам Пржевальского «дурной метод преподавания делал решительно невозможным, даже при сильном желании изучить, что-либо положительно. Из педагогов особенно выдавался в этом отношении Федотов, как говорили, бывший вольноотпущенный, который, невзирая на вероисповедание учеников, всех обращал в православие. Во время его класса постоянно человек пятнадцать были на коленях. Но особенно боялись мы инспектора Соколова, который по субботам сёк ребят для собственного удовольствия. Вообще вся тогдашняя система воспитания состояла в запугивании и зубрении…»

Николай Михайлович тепло вспоминал директора гимназии Лыкошина, он был мягким человеком, священника Доронина, доброго, умного, Домбровского – учителя истории; Дьяконова, преподававшего географию[24 - Там же.].

Гимназист России XIX века

Хотя дядя, учивший детей охоте, снабжал мальчиков боеприпасами, они постоянно чувствовали в них недостаток и хитро выходили из положения. Они часто вырезали старые дробинки из заборов, собирали свинцовую бумагу – чайную обёртку, и переплавляя на свечке, отливали себе пули[25 - А. В. Зеленин. // Путешествия Н. М. Пржевальского.1899, С. 422.].

Все эти и другие навыки пригодились Пржевальскому дальнейшем в путешествиях, где необходимо было «выживать».

Постоянное нахождение на природе положительно сказалось на характере будущего учёного путешественника и привило ему особое к ней отношение. Об этом авторитетно заметил крупнейший русский географ, многолетний руководитель ИРГО П. П. Семенов-Тян-Шанский:

«Всему высокому, всему прекрасному научился богато одарённый юноша в лоне матери-природы; ее непосредственному влиянию обязан он и нравственной чистотой, и детской простотой своей прекрасной души, и тонкой наблюдательностью своего ума, и своею неутомимой силою и энергией в борьбе с физическими и духовными препятствиями, и замечательным здоровьем души и тела, и беспредельной своею преданностью науке и отечеству. В течение всей дальнейшей своей жизни Н. М. Пржевальский не разорвал связи с своею Смоленской родиной, с тем дорогим ему уголком земли, где прошло его беззаботное детство, где природа в юношеские его годы выработала из него, почти без посторонней помощи, все то, что сделало его одним из самых выдающихся деятелей своего времени и своего Отечества»[26 - Из речи П. П. Семёнова-Тян-Шанского 9 ноября 1888 г.]

Когда Николай Пржевальский учился в шестом классе, началась Крымская война.

Глава II. Начало военной службы. Учёба в Академии. Служба после Академии

«Вообще розог немало мне досталось в ранней юности, потому что я был препорядочный сорванец, так что бывшие в гостях деревенские соседи обыкновенно советовали моей матери отправить меня, со временем, на Кавказ, на службу».

    (Н. М. Пржевальский. Автобиография. Журнал «Русская Старина» изд. 1888 г. № 11, с. 530)

В ранней молодости Коля Пржевальский прочитал лубочную книгу «Воин без страха», которая попала ему случайно из короба офени-коробейника и произвела на него сильное впечатление, чем решила его судьбу. Эта книга показала, что, только следуя описанному в ней примеру можно сделаться добродетельным.

Овеянный романтикой, мальчик её так полюбил, что носил её всегда вместе с учебниками. Николай решился поступить на военную службу, оставив мысли об университете и, поэтому он по собственному заявлению был освобождён в гимназии от изучения латыни[27 - В 1843 году в Российских гимназиях было ослаблено преподавание латинского языка, допускалось оканчивать гимназию без него, если кто не хотел получить аттестата об окончании полного курса Гимназии. Ист: Российские универсальные энциклопедии Брокгауз – Ефрон и Большая Советская Энциклопедия, объединённый словник, «Гимназия».].

Будучи шестнадцатилетним подростком, он окончил курс Смоленской гимназии с правом на первый гражданский чин, что соответствовало медали[28 - Свидетельство о прохождении полного курса среднего учебного заведения, давало право поступить на военную службу солдатом-вольноопределяющимся, прослужить один год, выдержать экзамен на чин прапорщика запаса и, имея этот первый офицерский чин, сдать экзамен за курс военного училища; после этого следовало производство в чин подпоручика запаса, и этот офицер мог ходатайствовать о зачислении его на действительную военную службу, что было совершенным уравнением его со сверстниками, нормально прошедшими курс военного училища.], и выпустился в 1855 году, когда новости о героической защите Севастополя не сходили с первых полос газет и вызывали восхищение у всей России. Николай рвался на войну.

Однако жизненные обстоятельства сложились так, что пришлось ждать до сентября, когда мать смогла отвезти его и брата Владимира в Москву, для определения одного в университет, а другого – на военную службу.

В ожидании назначенного срока отъезда, Николай Михайлович проводил целые дни на охоте, и впоследствии называл это время нескончаемым рядом удовольствий и счастливейшим периодом все его жизни. Умение стрелять с детства не раз спасало его в жизни от неминуемой гибели. Умение скрытно ходить по лесу, быть чутким к каждому шороху, делало его хорошим, а преодолевать на любой местности в день десятки вёрст закалило его физически, подготовило к предстоящим трудностям и испытаниям судьбы, как путешественника[29 - Журнал «Русская старина», 1888 г. Том LX. Выпуски 10–12. Николай Михайлович Пржевальский, Автобиографический его рассказ (стр. 532) Собственная черновая записка, оставшаяся в бумагах Н. М. Пржевальского от 06 февраля 1862 г. (см. Дубровин, С.14).]

Военная служба в звании вольноопределяющегося

Год 1855

Наступил день долгожданного отъезда на военную службу. Но, когда пришло время отбыть, он вдруг почувствовал тоску, и неизвестное будущее его взволновало. 4 сентября 1855 года он покинул родное Отрадное, чтобы быть принятым в полк вольноопределяющимся[30 - Вольноопределяющиеся – нижний чин РИ армии. Поступивший на воинскую службу добровольно и пользовавшийся определёнными льготами. В эпоху рекрутской повинности (до 1874 года) вольноопределяющимися назывались лица, добровольно поступившие на службу из податных сословий, не подлежащих рекрутскому набору (купцы, мещане и другие), или же лица из податных сословий, не подлежавшие набору лично. (Из П. С. Законов Российской Империи. Собрание второе. – СПб.1867. – Т. XLI. 1 Отделение первое. № 43304.).] и 11 сентября юный Николай Пржевальский поступил унтер-офицером[31 - Унтер-офицер войск (от нем. Unteroffizier) – категория младших офицеров, условно соответствующая сержантскому составу в советских, а затем и в российских ВС.] в Сводно-запасный Рязанский пехотный полк 18 сводной дивизии. Полк в то время дислоцировался в Тульской губернии деревне Литвиново, Белёвского уезда. Пржевальский вспоминает: «Молодые и старые одинаково ничего не делали, служба велась очень плохо; полковой командир был такой, что подчинённые, проходя мимо его дома, должны были шапки снимать».

Спустя несколько дней, полк выступил в поход. При первом же переходе, товарищи по службе украли где-то сапоги и тут же их пропили. Этот и другие подобные случаи нанесли молодому юноше первую моральную травму, и он начал терять интерес к строевой военной службе. Впервые у него возникла мысль, и желание во что бы то ни стало выйти из этого порочного окружения. После 12-дневного перехода (около 140 км) полк прибыл в Калугу. Молодой унтер-офицер за это время впервые испытал все тяготы и невзгоды походной жизни, делая в день иногда и по 30 вёрст пешком и питаясь самой простой пищей, – чем не закалка для будущих многотысячных переходов?

Одиночество и жизнь среди не симпатичного ему общества заставили Николая вспоминать о семье, и он поддерживал постоянную переписку с матерью, в которой сообщал обо всех нюансах полковой жизни.

«Кормили нас такими кушаньями, – писал он в первом письме матери, давали щи, цветом они были похожи на самые грязные помои, да и вкусом-то немного отличались от помой; но с голодухи нам и такие щи были хороши; на некоторых станциях я покупал себе молоко и яйца; но иные деревни были так хороши, что нельзя было достать и этого, и тогда я должен был довольствоваться только этими щами».

Из Калуги полк двинулся в г. Белев Тульской губернии (около 100 км), где все юнкера и вольноопределяющиеся были собраны в городе и из них составлена особая юнкерская команда. Пржевальскому отвели «квартиру» в кухне, в которой, по его словам, в декабре месяце было так холодно, что даже и в то время, когда топилась печь, было 5 градусов мороза. Единственным спасением были полати[32 - Полати-лежанка, устроенная между стеной избы и русской печью, – деревянные настилы, сооружённые под потолком.], на которые забирались все, желавшие отогреться.

Ежедневно от 10 часов утра до часу пополудни юнкера должны были собираться в «манеже» на строевые занятия. «Манеж» представлял собой длинный погреб, выкопанный в земле и настолько тёмный, что на расстоянии 20 шагов с трудом можно было различить человека. Сюда сходились юнкера в самых разнообразных костюмах: кто без сапог, кто в изорванном халате, а кто и в сюртуке без рукавов. Это был, можно сказать, сброд порочных людей, картёжников и пьяниц, занимавшихся кражей вещей и «пропиванием» их в кабаке. Ротные командиры заставляли пить водку.

Николай писал матери: «Видя себя между такими сотоварищами, невольно вспомнишь слова, что я буду алмаз, но в куче навоза». «Служба в полку велась очень плохо, никто и ничего не делал. На юнкеров не обращали внимания, но с солдатами обращались жестоко. Офицеры вели жизнь разгульную и проводили время среди карт и пьянства. Поступившему в полк новичку трудно было не поддаться общему течению, но если ему это удавалось, то он заслуживал общее уважение среди товарищей-пьяниц».

Та армейская обстановка не особенно нравилась молодому и энергичному вольноопределяющемуся. Он ходил в лес на охоту и часто там плакал от безысходности. Тогда он был так молод, что походил скорее на ребёнка, чем на воина. Прелесть военной службы, почерпнутая из книг, сразу разрушилась, и Николай Михайлович, переносясь мыслью к Отрадному, просил мать взять его на праздники домой, чтобы хоть на несколько дней забыть банальную и скучную обстановку военной жизни. Побывав дома, он в январе месяце следующего 1856 года находился в том же, если не худшем положении, потому что финансовые средства его совершенно истощились.

24 апреля 1856 года его перевели в 7-й запасный батальон Белёвского пехотного полк[33 - В 1856 г. полк назван Белёвским пехотным, 23.02.1856 г. – батальон полка передан в состав Люблинского егерского полка. С 25.03.1864 г. наименован 71-м пехотным Белёвским полком. Командир полка 1853–1856 – Ольшевский Мелентий Яковлевич, в 1852 г. избран членом-сотрудником ИРГО (Федеральные архивы, РГВИА, Фонд 2685 – 71-й пехотный Белевский полк).]. Юный Пржевальский принимал участие в учениях полка, к которому был прикомандирован.

В это время в России, участвующей в войне, накануне произошли события, принявшие взрывоопасный характер, что заставило произвести ряд контрмер со стороны русского правительства. Воспользовавшись Крымской войной, франко-английский альянс решил отбросить нашу страну, вначале от берегов Тихого океана. В течение двух лет англо-французский флот безрезультатно бомбил русское восточное побережье. Нападение иноземных захватчиков было отбито в районе Петропавловска Камчатского с большим для них позором.

И тогда в 1855 году на Балтике, финская крепость Свеаборг[34 - Крепость Свеаборг (швед. Sveaborg – «Шведская крепость») или Суоменлинна (фин. Suomenlinna – «Финская крепость»), – бастионная система укреплений на островах близ столицы Финляндии. Административно – район города Хельсинки. С XVIII по XX век укрепления защищали столицу Гельсингфорс с моря.], входящая в состав Российской империи, подверглась предательскому нападению с бомбардировкой со стороны англо-французского флота[35 - 9 августа 1855 года началась интенсивная бомбардировка крепости Свеаборг со стороны англо-французского флота. После двухдневного артиллерийского обстрела, получив отпор со стороны артиллерии крепости, совместная эскадра неприятеля ушла от Свеаборга, потеряв несколько мортирных кораблей и произведя в бастионе незначительные пожары и разрушения.]. Это нападение неприятельского флота на территорию России заставило командование Русской Армии принять меры по защите своих рубежей. Ввиду угрозы безопасности границ, Белёвский полк стал готовиться к походу в Финляндию.

Накануне этого мероприятия предстояли смотры старших начальников. Все чистилось и охорашивалось, а нижним чинам выдавались лапти и полушубки. Поход предстоял через Москву и Петербург, и Пржевальский тешил себя надеждой повидаться с братом и матерью.

7 июля 1856 г. ему присвоили звание юнкер. Однако поход в Финляндию был отменен и, вместо того, летом 1856 года полк двинулся в город Козлов, Тамбовской губернии (около 436 км). Этот поход Пржевальский называл, «передвижением шайки грабителей», поскольку ни людям, ни лошадям ничего не покупалось – все бралось даром. Воровство на продовольствие офицеров было в обычаях того времени.

Как потом вспоминал Пржевальский, «в этом соблюдалась очередь, и раз, когда пришёл мой черёд, я, между прочим, заколол штыком индюка, которого потом съели по пути из Белёва в Козлов»[36 - Дубровин Н. Ф. // Николай Михайлович Пржевальский. Биографический очерк. – СПб.: Военная типография, 1890. С. 14.].

Николай Пржевальский. 1956 год

Стоянка в Козлове не отличалась ничем от предыдущих стоянок. Пржевальский уходил на охоту или проводил время с одним из товарищей, с которым читал книги исторические, путешествия, романы и, получив в гимназии сведения из зоологии и ботаники, пристрастился к собиранию растений. «Это навело меня на мысль, что я должен непременно отправиться путешествовать», – вспоминал он.

Получение первого младшего чина офицерского состава

Храня свою заветную мечту, Николай Михайлович оставался на военной службе и, по окончании установленного срока 24 ноября 1856 года был произведён прапорщиком в Полоцкий пехотный полк[37 - 28-й пехотный Полоцкий полк – пехотный полк Русской Императорской армии, 17 апреля 1856-переформирован в пехотный. С 1855 г. командир полка полковник Войцех-Альберт Иванович Островский (1809–1911) – отставной генерал-майор, участник Севастопольской обороны 1854–1855 годов.], стоявший в родной ему Смоленской губернии, в г. Белом. Пржевальский вспоминает: «Перед этим я съездил в свою деревню и привёз оттуда слугу Ивана Маркова, хорошего охотника, который последовал за мной в Польшу, когда туда был переведён полк».

В те годы в Российской Империи, ввиду сложившихся обстоятельств возникло первое «трезвенное движение (1858–1860), начавшееся, как период крестьянских волнений и явилось наиболее ярким его проявлением. Движение возникло сначала в Польше: Ковенской, потом Виленской и Гродненской губерниях, а через год распространилось на 32 губернии России»[38 - «Трезвенное движение» было стихийным и истинно народным, суть его состояла в том, что в знак протеста против злоупотреблений откупщиков, сравнительной дороговизны и значительной токсичности водки, люди коллективно отказывались от её употребления. Население не подчинялось распоряжению об уничтожении существующих и запрещении создания новых обществ трезвости. 26 октября 1860 года был принят законодательный акт о замене с 1863 года откупной системы акцизной. В движении участвовали крестьяне и священники, которые принимали у крестьян присягу в том, чтобы не пить. Фёдоров В. А. // Трезвенное движение. Советская историческая энциклопедия. – М., 1973. т. 14. C. 381.]. И правительство приняло экстренные меры, бросив на подавление бунтов войска, которым срочно понадобилась новая партия оружия.

Пржевальский вспоминает: «В 1858 году послан был я в Москву, в командировку, принять партию ружей и пистолетов, после чего вернулся я в свой полк, находящийся в Варшаве»[39 - Журнал «Русская старина» 1888 г. Автобиография Н. М. Пржевальского, С. 532.] Поместившись в доме купца Перонского, Пржевальский попал в общество, едва ли не худшее, чем было прежде. Офицеров этого полка никто не хотел пускать на квартиру, был нанят особый дом без мебели, кроме кроватей, да и то не у всех. Посреди комнаты стояло ведро с водкой и стаканы. День начинался и кончался пьянством, а местные жители обходили этот дом далеко, чтобы не попасть на глаза офицерам[40 - Там же.].

Разгульную жизнь он не любил, а посему много читал. В основном это были книги исторические и о путешествиях, роман «Три страны света» Н. Некрасова и Н. Станицкого. Название романа соответствовало географическому положению, которое занимала тогда Россия, уже имевшая владения в Азии, а до 1867 года – в Северо-Западной Америке. Герои Некрасова и Станицкого путешествующие по Европейской России, проникающие в азиатские степи, посещающие Русскую Америку, вдохновили молодого офицера на «странческие» скитания.

<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4