Черный гусар. Разведчик из будущего

– Бертольд! – позвал Игнат Севастьянович.

Тут же в дверях возник слуга. Складывалось ощущение, что стоял он в коридоре все это время и ждал.

– Бертольд! Где мои сапоги?

– Вот они, господин барон, – проговорил лакей, протягивая начищенные до блеска короткие сапожки, верхний край которых был обшит серебристым галуном.

Сухомлинов взял их в руки и только теперь заметил шпоры. Скорее всего, подумал он, они медные. Надел. Собрался было ментию, короткий кафтан, надеть, да передумал. Поднял его с кресла. Отряхнул и, протянув Бертольду сказал:

– Почисти.

– Хорошо, господин барон, – проговорил слуга.

Взял ментию и ушел, оставив Сухомлинова одного. Тот же отыскал колпак, такой же черный, как его мундир. Взял в руки и оглядел. Мирлитон с плоским верхом и откидной на правой стороне лопастью, украшенной гарусной кистью. Но больше всего Игната Севастьяновича заинтересовал вышитый нитками символ Черных гусар – серебряный череп с костями. В голове сразу возникли образы эсэсовцев. Как-то было противно держать колпак в руках, а уж надевать на голову… Сдержался. Что поделать, что в будущем эту эмблему испоганят. Взял со стола пистолет. Перезарядил и собирался было выйти, как в кабинет вошел старый приятель барона Иоганн фон Штрехендорф.

– Вы куда-то собрались, Адольф? – спросил он. Вот когда начинаешь жалеть, что тебя зовут так,

а не иначе. Обычно имена выбирают родители, и ничего тут уже не поделаешь, но в ситуации с Сухомлиновым судьба словно поиздевалась над ним. Оставалось только надеяться, что фамилия барона была не Шикльгрубер. А еще бы не хотелось: Геринг, Геббельс и Гиммлер. Впрочем, решил Игнат Севастья-нович, вполне возможно, что Адольфом Сухомлинов

пробудет всего лишь несколько часов, а затем тело бедного барона предадут земле, а он вновь умрет.

– Я решил немного поупражняться в стрельбе, Иоганн, – проговорил бывший старшина. – Давно этого не делал.

– Ага, с позавчерашнего вечера, когда мы с тобой с выстрелами и песнями въехали в твой замок.

Приятель подкинул в небо пустую бутылку из-под вина. Он осушил ее сам. Предлагал барону, да вот только Сухомлинов отказался. Как бы ни складывались обстоятельства, а на дуэль нужно было идти с трезвой головой. Игнат Севастьянович вытянул руку и прицелился. У него была мысль сперва прогуляться по замку, тем более что приятель барона появился как раз вовремя, но одумался. Если жив останется после дуэли, так само собой будет возможность изучить свои владения. Причем сделать это так, чтобы не вызвать у окружающих кривотолков. Что это барон по замку ходит, словно никогда здесь раньше не бывал?

Прицелился. Выстрелил. Бутылка разлетелась вдребезги. На землю посыпались осколки.

– Уже уверенно, Адольф, – проговорил фон Штре– хендорф.

Иоганн недоуменно смотрел на своего товарища по полку, когда тот сделал первые неудачные выстрелы. Он никак не мог взять в толк, почему барон так плохо стреляет. Ведь гусар прекрасно видел, как до этого тот, в каком бы состоянии ни был, владел пистолетом. Помнил, как они вдвоем, пьяные вдрабадан, отбивались от австрияков. Тогда минут десять продержались, пока не подоспели товарищи по полку.

Пока барон перезаряжал пистолет, а делал он это тоже на удивление медленно, фон Штрехендорф осушил еще одну бутылку.

– Ты готов, Адольф? – поинтересовался он.

– Готов, дружище, – сказал Сухомлинов и вытянул руку.

Иоганн, пошатываясь, подкинул бутылку в воздух, не устоял на ногах и упал в лужу. Игнат Севастьяно-вич выстрелил. Бутылка вдребезги. Поднес ствол ко рту, дунул и только потом взглянул на гусара. Тот как свинья копошился в луже.

– Какой из тебя, к черту, секундант, – прошептал он. Повернулся в сторону дома и, увидев стоявшего у дверей и смотревшего, как господа упражняются в стрельбе, слугу, прокричал: – Бертольд, иди сюда!

Тот подошел. На фон Штрехендорфа даже не взглянул.

– Чем могу служить, господин барон?

– Унеси это тело в дом, – проговорил Сухомлинов. – Пусть проспится. Одежду отдай, чтобы почистили, нехорошо, если он пойдет на мою дуэль грязным, как свинья. Затем, если через пять часов в себя не придет, попытайся отпоить.

– Хорошо, господин барон.

Бертольд подошел к валявшемуся гусару и попытался его поднять. Выругался. Тут же ушел, отчего Сухомлинов проводил слугу удивленным взглядом. Затем вернулся, но уже не один, а с двумя здоровыми парнями. Игнат Севастьянович, помня, с какой прытью Фридрих II Великий забирал таких гигантов в прусскую пехоту, удивился, почему те не оказались там. Между тем Бертольд дал тем указания. Они подошли с двух сторон, не обратив внимания на лужу, и подняли гусара под руки. Поволокли. Начищенные до блеска сапоги покрылись пылью.

Между тем Сухомлинов перезарядил пистолет. С каждым разом стрелял он все увереннее и увереннее. Не то приноровился к незнакомому оружию, не то опыт, доставшийся от барона, передался «по наследству». Огляделся. Кидать пустые бутылки теперь некому было. Заметил краем глаза сороку, что сидела

на ветке дерева. Прицелился и выстрелил. Птица не успела взлететь. Свалилась на землю.

– Уже лучше, – похвалил себя Сухомлинов.

Он уже было собирался еще раз перезарядить пистолет, да только не успел. Окно на первом этаже, там, где (если память Игнату Севастьяновичу не изменяла) была кухня, распахнулось, и высунулась полная женщина лет пятидесяти. Темно-серое платье, белый передник, волосы спрятаны под чепчиком. В руках поварешка.

– Господин барон! – прокричала она, Сухомлинов вздрогнул. – Обед готов, господин барон.

– Иду, Адалинда! – крикнул он в ответ. Запихнул пистолет за кушак и направился к дому.

Стол, на удивление, от яств не ломился. Первое, что предположил старшина, так это то, что барон к зажиточным землевладельцам не относился. Отчего и подался по наставлению покойного батюшки в созданный совершенно недавно полк Черных гусар. Сухомлинов невольно вздрогнул. Воспоминание из совсем еще недавнего прошлого барона всплыло в его голове. Причина нахождения бравого вояки в поместье, а не в полку с товарищами оказалась довольно банальна. Несколько дней назад его отец Христиан фон Хаффман, в этот момент Игнат Севастьянович вздрогнул, приказал долго жить. Предчувствуя скорую кончину, послал человека в полк с прошением отпустить отпрыска проститься с ним. Подполковник Винтерфельд тут же подписал разрешение, дав Адольфу фон Хаффману неделю срока на улаживание всех дел. Зная шебутной характер барона, заодно порекомендовал тому взять с собой фон Штрехендорфа.

Приехали, когда Христиан фон Хаффман почил, барон тут же потребовал прочитать завещание батюшки. Слегка расстроился, так как большую часть составляли долговые расписки. Затем предал родите-

ля на местном кладбище земле и начал осваиваться, в первую очередь пригласив в свои владения кредиторов, среди которых оказался господин Мюллер и местный бюргер Генрих Шлаг, последний прибыл на следующий день, но не один, а с дочерью, молодой fraulein по имени Катрин. Когда молодой барон ее увидел, у него глаза тут же заблестели. Он словно вторые крылья приобрел. Бюргер тут же смекнул, что к чему, и незаметно, почти по-английски удалился. Старик явно рассчитывал с помощью красивых глазок дочери прибрать в свои руки угодья барона. А как это сделать, если не женить на единственном чаде молодого повесу.

Вот и гуляли впятером накануне вечером: молодой барон, фон Штрехендорф, Катрин да господин Мюллер с приятелем. Ну, а там само собой ссора и дуэль.

Сухомлинов зачерпнул ложкой из фарфоровой миски сырного супа и поднес сначала к носу. Принюхался. Пахло непривычно. Игнат Севастьянович никогда такого блюда не пробовал, в обычной жизни предпочитая густые серые щи да сытную душистую уху. Запихнул ложку с похлебкой в рот и закрыл глаза, пытаясь понять, что в нее намешано. Узнал картошку, лук, фарш. Зачерпнул еще и ощутил вкус сыра и грибов. Хорошо, что Адалинда умелая хозяйка и сотворила из всех этих ингредиентов вкуснейшую вещь.

Сухомлинов улыбнулся и подмигнул стоявшей в дверях кухарке. Та сразу покраснела от смущения, но не ушла, а стала и дальше смотреть за реакцией хозяина, опасалась, что может просто не угодить барону.

Игнат Севастьянович отставил тарелку в сторону, и тут же молодой слуга, все в той же серого света ливрее и белом, накрахмаленном парике, поставил ему второе блюдо. Затем аккуратненько положил перед бароном вилку и ножик. Сухомлинов облегченно вздохнул. Старый добрый бигус. Блюдо

традиционное и популярное не только в Польше, Литве и Белоруссии, но и в России. Тушеная квашеная капуста с копченой колбасой. Как раз чтобы баланс витаминов в организме привести в норму. Только бы за трапезу приняться да обедом насладиться в полной степени, так нет, принесла нелегкая пастора. Аппетит тут же испарился.

– Я гляжу, вы не рады меня видеть, сын мой, – проговорил старый пастор в дверях.

– Как вы догадались? – пробурчал Сухомлинов.

– Да я вот погляжу, у вас и аппетит куда-то пропал. Тарелочку отодвинули. Али есть не желаете?

Священник прошелся по комнате, заглянул пристально сначала в глаза Бертольду затем молодому слуге Зигфриду. Хищно улыбнулся и опустился на соседний стул. Пододвинул к себе тарелку с бигусом. Втянул носом исходящий от еды аппетитный запах и проговорил:

– Так ежели у вас аппетита нет, господин барон, вы не будете возражать, если столь отменно приготовленный обед скушаю я?

И, не дожидаясь ответа, начал смачно поглощать капусту.

– Чем обязан столь важному визиту, господин пастор? – поинтересовался Игнат Севастьянович, надеясь, что правильно обратился к священнику.

Пастор не отреагировал. Его сейчас больше интересовал обед. Казалось, ему было все равно, пост сейчас или нет. Главное было – набить брюхо.

– Хотелось бы узнать причину столь раннего визита? – полюбопытствовал Сухомлинов.