Ментальные шахматы

– Хорошо. Я понимаю.

– Ты только не сердись…

– Я не сержусь.

С какой-то тяжестью на душе направился я на работу. На работу, которая, будучи интересной, уже успела, тем не менее, опостылеть. Изматывающий график с постоянной беготнёй и срочностью, с пятиминутной готовностью двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, припадки гнева идиота-шефа – всё это хотелось скомкать и выбросить, как ненужную бумажку, бумажку весом в полтонны…

Типизированный, конторско-офисный мир… он не терпит инакомыслия, не терпит свободы. Однотонно-монотонная череда коридоров, ряды однотипных офисов – они нивелируют понятие личности. Личность не нужна в их мире. Да и зачем вообще нужен человек в этом мире? Быть винтиком и смазкой в чудо-машине, спицей в колесе прогресса. Сверять время по часам каждые десять минут в предвкушении передышки и страхе не успеть, не сделать вовремя, выбиться из расписания, нарушить утверждённый график. Жить для общества, чтобы изредка получать от него подачки. Служить прогрессу, чтобы рабски самозабвенно радоваться его красивым подаркам-безделушкам, вроде различных имплантатов и волновых модуляторов последних моделей, завёрнутых в блестящие обёртки из глянца.

Не таким видели прогресс в девятнадцатом, двадцатом и даже в начале двадцать первого века. С каждым годом человек всё больше становится машиной, и даже не машиной, а её крошечной частью, всё большим винтиком. И всё больше замыкается в клетке противоречий, запутывается в многоцветьи проводов, не в силах вырваться из замкнутого круга.

* * *

Следующий день прошёл неожиданно спокойно, без суеты. Казалось, что у каждого человека в фирме внезапно закончилась работа – все занимались преимущественно своими делами. Время еле волочило ноги, и в отделе воцарилась скука. Люди, поддавшись этой расслабляющей обстановке, непрестанно зевали и, чтобы не заснуть, вступали в длинные бессодержательные разговоры друг с другом.

Наконец рабочий день кончился, и все дружно ринулись к выходу. Идя по коридору, я встретил Вику. Хотя она и говорила, что всё нормально, было заметно, что она обижена вчерашним. Несмотря на то, что она пыталась это всячески скрыть, в её взгляде проскальзывало недовольство, и фразы получались порою резковатыми.

К концу разговора она, однако, немного оттаяла, и согласилась в выходные съездить за город покататься на лыжах. Я клятвенно заверил её, что на этот раз никуда не пропаду.

* * *

Настала суббота. Наконец-то мне удалось выспаться, так что голограмма сегодня была явно не нужна. Умывшись и позавтракав, я позвонил Вике и сообщил, что выхожу (мы жили на противоположных концах города, поэтому договорились встретиться прямо на лыжной базе).

День выдался солнечным и тёплым – градусов пять мороза. Возле лыжной базы лежали сугробы, и их ослепительная белизна резала глаз. Белоснежную чистоту поля несколько оттенял сосновый бор, начинавшийся в ста метрах за зданием. От базы были проложены несколько лыжных трасс, и по ним уже катились немногочисленные лыжники.

Весь вид этой залитой солнечным светом зимней природы заряжал оптимизмом и наполнял душу необъяснимой радостью.

Любуясь картиной, я неторопливо подошёл к базе – приземистому одноэтажному бревенчатому зданию, в котором, помимо самой базы, располагалась также и небольшая закусочная.

Не успел я войти внутрь, как раздался звонок телефона. Думая, что это Вика, я ответил, но, услышав голос шефа, сразу отключился. Телефон тут же зазвонил вновь.

Не обращая на него внимания, я вошёл в закусочную. Взяв с одного из столиков коробочку с зубной нитью, я сунул её в карман и подошёл к стойке. Спросив у стоящего за ней человека, где туалет, я направился туда. Телефон продолжал трезвонить.

Звонки не прекратились и в туалете. Приходя через волновой модулятор непосредственно в сознание, они вызывали раздражение большее, нежели сотня назойливых комаров.

Я достал из кармана зубную нить. Отмотав от неё кусок сантиметров сорок, я привязал один конец к искусственному зубу, другой – к металлическому крану умывальника, для чего пришлось над ним наклониться.

Глубоко вдохнув, я дёрнул первый раз. Челюсть пронзила резкая боль.