– Здравствуй, – отвечала Маша. – Есть будешь?
Тот кивал и садился есть.
Через год совместной жизни у Маши произошел выкидыш, а Павел запил. Эти два события никак не взаимосвязаны – просто совпадение. Павел пил, Маша переживала.
Пьяный Павел был еще более молчалив. Ложась в супружескую постель, он сгребал Машу в охапку, становясь грубоватым и жестким, а супружеский долг исполнял так, будто мстил кому-то или пытался что-то доказать. Знать бы только, что и кому.
Пару раз Маша плакала. Она сидела на темной кухне, в окне качался желтый уличный фонарь, вокруг которого словно мухи кружили снежинки, на стене висел чулок, набитый луком, на подоконнике в плошке росла герань, а Маша беззвучно плакала, сама не понимая отчего.
Причин вроде не было. У других и мужа-то нет. А у нее есть. Ну, выпивает, а у кого мужик не пьет? Не бьет же.
Но все равно что-то было не так. Маша не знала что даже приблизительно. Просто какой-то тоненький и противный голос шептал ей, что все должно быть не так.
– А как? Как должно быть? – шептала Маша в пустоту.
Но ответа не было.
Был обычный мартовский день; в обеденный перерыв в кафе всегда много народа, так что уборщица баба Надя не успевала протереть грязь от обуви посетителей, следы которых тянулись от входной двери к прилавку и кассе, а дальше к столикам.
– С вас восемьдесят девять копеек, – сказала Маша, отбивая чек.
На нее смотрел невысокий мужчина, лет сорока, с рано пробившимися залысинами и грустными блестящими глазами, которыми он восторженно смотрел на Машу…
– С вас восемьдесят девять копеек, – повторила Маша и смущенно отвела глаза.
– Да-да, конечно, – очнулся мужчина, суетливо полез в карман, вынув мятую трешку: – Вот… пожалуйста… простите…
Маша взяла и, отсчитав сдачу, протянула мужчине.
– Простите. – Тот взволнованно поправил очки. – Я очень извиняюсь… дело в том, что я художник. Ах да… Я не представился, меня зовут Давид, художник, я рисую, а у вас такой образ… Я бы хотел нарисовать вас… если вы не против, конечно…
– Меня? – удивилась Маша. – Зачем же меня?..
– Слышь, художник, давай быстрее, ты тут не один, – сказал стоящий в очереди в кассу крупный мужчина в телогрейке: – После работы рисуй, а тут люди жрать хотят!
– Извините, – смутился художник, взял поднос с едой и ушел к столикам.
Наступил вечер, Маша вышла из закрывшегося кафе и не спеша направилась к остановке, думая о странном художнике, который разглядел в ней какой-то образ…
– Девушка, подождите! – услышала она и обернулась.
Перед ней стоял Давид:
– Неудобно вышло в кафе, прошу принять искренние извинения, вы на работе, а тут я… Но я решил дождаться вас. Я уже говорил, что художник, меня зовут Давид… А вас как зовут?
– Маша…
– Очень приятно, Машенька… Так вот… я бы хотел вас нарисовать.
Маша вздрогнула. Он назвал ее Машенькой. А она уже и забыла, что из ее обычного сермяжного имени можно создать что-то ласковое и нежное… Машенька. Именно так он ее назвал.
На следующий день наступил выходной. Утром Маша встала, надела красивое платье, впервые за долгое время накрасилась. Глядя на смотрящего с любопытством Павла, она улыбнулась:
– У начальницы юбилей. Сегодня отмечаем.
Павел пожал плечами и отвернулся.
– Вот так, Машенька, вот так… еще поверните головку вправо, вот так, да. – Давид, едва касаясь, немного развернул ее плечи.
Машенька…
Знакомое чувство нахлынуло, захлестнув с головой. От каждого прикосновения Давида словно било током, словно переворачивало с ног на голову. Но что-то было не так. Так не должно было быть.
– А как? Как должно быть? – про себя спросила Маша.
Ответа не последовало.
А дальше всё было так, как в романе, который когда-то читала Маша. Давным-давно читала, еще в Карачеве. В комнате все так наэлектризовалось, что пошли молнии, и прикосновения Давида стали более настойчивыми, лицо ближе, и Маша закрыла глаза…
– Машенька…
Она почувствовала тепло губ у себя на шее, все поплыло…
– А как? Как должно быть? – спрашивала Маша саму себя…
– Не так. – Вдруг отчетливо услышала она ответ и раскрыла глаза.
– Знаете, Давид, – решительно отстранилась она от него. – Не надо меня рисовать!
– Но как же… Машенька… Почему? Почему не надо?! У вас такой образ…
– И Машенькой меня не зовите! Не надо…
Она резко встала, схватила пальто, сумку и выбежала прочь.
Дома было тихо. Павел спал на диване. Рядом валялась пустая бутылка из-под пива. Громко тикали часы.
Маша зашла на кухню и закрыла за собой дверь. В окне зажегся желтый фонарь. В плошке на подоконнике отцветала красная герань. Холодильник вздохнул и перестал урчать. Было очень тихо.
– Так как должно быть-то, а? – прошептала Маша фонарю. – Как должно быть?
Фонарь только качнулся в ответ и промолчал…
Жука Жукова
Нейронная сеть
Мы вместе кино смотрели, а на экране в кадре город симпатичный ненашенский такой. Я говорю: