Вернуть Онегина

«Конечно! – охотно согласился он. – Честно говоря, я и сам не знаю – ведь везде все кончается одним и тем же. Но если они есть, значит это кому-то надо…»

«Лично мне они не нужны – я тебя и без них люблю!» – заключила она.

Конечно, ей нравилось то, чем они занимались, очень нравилось. Но еще больше ей нравились паузы, в которых они открывали друг другу пласты, залежи и месторождения полезных сердечных ископаемых. Он мог говорить часами, а она часами его слушать. Облокотившись одной рукой на подушку и подперев ладонью голову, она во все глаза смотрела на него сбоку. Смотрела, как шевелятся его пухлые губы, как ровным прямым трамплином вырастает от упрямой переносицы нос, как порхают, подтверждая сказанное, его густые девчоночьи ресницы, как между нависшим обрывом бровей и крепкой возвышенностью скул плещутся смехом серые котлованы глаз. И его размашистый лоб, и аккуратные с розовой оторочкой уши, и лохматая темно-русая голова – все оживленное, любимое, родное.

«Знаешь, никогда не думал, что между нами что-то будет, а тем более любовь! Господи, даже в голову такое не могло прийти – вот, ей-богу! Ты всегда была для меня маленькой, испуганной, безголосой малолеткой. Извини, конечно… И вот теперь ты красивая, гордая, умная, любимая моя девчонка! Прямо какая-то сказка про гадкого утенка!» – говорил он, удивлением своим напоминая задумчивую кинокамеру, что насладившись играми невинных отроков, отводит от них взгляд и, цитируя быстротекущее время, бродит по облакам, а возвратившись к героям, обнаруживает их, повзрослевших, в одной постели. Она никак не захотела это объяснять, а подобравшись к нему, расплющила подбородок об его грудь и пробормотала, глядя ему в глаза:

«Представляешь, Санечка, мать думает, что мы с тобой только целуемся…»

«Да, а мы с тобой уже давно муж и жена… – погладил он ее по голове и вдруг спохватился: – Слушай, я совсем заболтался! Расскажи о себе: как ты тут, чем занимаешься, ну, в общем, все!»

Она рассказала ему о словах завуча, и он пришел в восторг:

«Вот видишь, я же говорил, что ты у меня способная! Я это уже по письмам твоим понял! Учись, Алечка, учись, я так рад за тебя! Подожди, мы с тобой еще музыкой займемся, я тебе книги по искусству дам, в общем, сделаем из тебя роковую женщину!»

«Что значит роковую?»

«Значит, будешь всех мужчин сводить с ума, а я буду радоваться за тебя!»

«Мне не нужны все, мне нужен только ты…»

«Ну, меня-то ты уже свела…» – улыбнулся он, обнимая и тычась в нее под одеялом ожившей силой.

«Мне шить очень нравится…» – заторопилась она.

«Да, да, я уже понял, я же вижу, какие ты себе платья шьешь!»

«Нет, я хотела сказать, что мне нравится придумывать новые платья… – освободившись от объятий, отодвинулась она и облокотилась на подушку. – Вот ты знаешь, я смотрю на женщину и вижу, какая одежда ей идет. Одной надо талию поднять, другой сделать прямые плечи, третьей бедра убрать, четвертой грудь подчеркнуть, пятой ноги спрятать, ну, и так далее… А материал! Один материал старит, другой молодит, один грустный, другой веселый… А цвет! Ведь цветом человека можно совершенно изменить! В общем, материал, цвет и фасон…»

Он серьезно посмотрел на нее и внушительно сказал:

«Алка, ты обязательно должна учиться дальше!»

«Я буду, я обязательно буду, Санечка! Ради тебя буду!» – пробормотала она, проваливаясь в бездну его объятий.

И все бы ничего, но было в их отношениях с миром одно уязвимое место – его родители.

Недели через две после его приезда мать спросила его:

«Что-то я тебя слишком часто с Алкой вижу. Ты чего – других девчонок не нашел?»

«А чем она тебе не нравится?»

«А чем она должна мне нравиться, эта малолетняя пэтэушница?»

«Ну, хорошо, если ты хочешь, я тебе скажу: у нас с ней любовь!»

«В смысле?»

«Ну, любовь! Как у вас с отцом… Когда я закончу институт, мы поженимся»

«Что-о-о? – вытаращила мать глаза. – Ты что, шутишь?»

«Нет. Я серьезно…»

«Серьезно? Ты серьезно? Ты в своем уме?! Ты что такое говоришь! На ком это ты женишься? На этой? На пэтэушнице? Да ты знаешь, что про нее говорят, ты знаешь?»

«Да плевать мне, что о ней болтают!» – раздраженно откликнулся он, чувствуя себя неуютно.

«Вот спасибо сынок, вот учудил!» – не слушая его, кричала мать.

«Послушай…» – попытался вклиниться он, но клин оказался короткий и не очень твердый.

«На дочке путейщицы! На пэтэушнице! На какой-то шалаве! Опозорить нас хочешь? Да никогда, да ни за что!» – кричала мать, и он, хлопнув дверью, ушел из дома.

Во дворе он сколотил компанию из двух друзей, и они с двумя бутылками портвейна укрылись за сараями в надежном, недосягаемом для чужих глаз месте. Потом пришла Алка, и они пошли с ней кино. Заметив, что он рассеян и курит больше обычного, она спросила, что случилось. Он рассказал о своем разговоре с матерью.

«Ну, зачем, Саша, ну зачем!» – с выражением беды на лице воскликнула она.

Когда он вечером пришел домой, мать сидела на диване в гостиной с платочком в руке. Увидев его, она отвернулась. Отец сказал:

«Пойдем, поговорим…»

Они пришли на кухню, отец закрыл дверь, сел и велел:

«Ну, рассказывай, что ты там придумал…»

И он твердо и убедительно поведал о своих планах.

«Да, не самое лучшее решение… – помолчав, сказал отец. И киркой противных доводов принялся обкалывать гранитное решение сына. – Ну, допустим, это любовь, и ты не можешь без нее жить. Допустим. Отбросим те слухи, которые циркулируют по ее поводу, отбросим. В конце концов, свечку никто не держал, а придумать можно всякое. Допустим, вы поженитесь. Ну, и где вы будете жить? Ты что, согласишься после Москвы вернуться сюда? Ах, вы хотите все же жить в Москве! Хорошо! Только чтобы инженеру устроиться после института в Москве, нужно как минимум быть женатым на москвичке. Ну, хорошо, предположим, ты найдешь работу с общежитием где-нибудь в Подмосковье, предположим. Вы станете жить в бараке, а потом она родит, и начнется коммунальный ад. Будете жить на одну зарплату, ругаться и ссориться. К этому времени твой любовный угар пройдет, и ты увидишь, что она как была пэтэушницей, так и осталась. Дальше продолжать?»

«А вы как с матерью жили?» – раздраженно воскликнул он.

«Приблизительно в тех же условиях. Только у нас с ней было одинаковое положение, и время другое было…»

«То есть, ты считаешь, что она мне не ровня?»

«Александр, да ты посмотри, кто у нее родители! – покраснел сдержанный голос отца. – Мать – путейщица, отец – бандит! Тебе это о чем-нибудь говорит?»

«Но ты же ее не знаешь, она совсем другая!» – болезненно перекосилось лицо сына.

«Чудес не бывает, и генетику никто не отменял!» – изрек отец.

«В общем, пап, я не хочу об этом говорить!» – занервничал сын.

«Хорошо. Подумай. Взвесь все за и против. В конце концов, до окончания института еще уйма времени. Я надеюсь, ты не спишь с ней?»

«Не сплю!» – с вызовом ответил сын.