Война в раю

Их жизнь наполнена событиями. Победил врага, получил награду – опыт и репутацию. Чем больше воюешь, тем быстрее повышается уровень развития.

Воины, получившие травмы, а это случается часто, идут к целителям. В лечебницах кипит жизнь. Воины новостями обмениваются, байки травят, победами хвалятся. Целители их

лечат да слушают. И не скучно, и полезно. Вылечил – получил воплату репутацию. Опыта накопил, уровень повысил. Красота!

А к мастерам воины заходят редко. Только если в бою сломалось оружие или одежда порвалась. Нет заказа – нет репутации, не повышается мастерство. Тоска. Нет заказа от людей – всегда можно поработать на Небожителей. Но у них оплата мизерная. Так что жизнь у мастеров скучна и однообразна.Поплакался я сам себе и вернулся к вопросу Приврата.

– Кто я? Я мастер малых форм.

Приврат собрался задать мне следующий вопрос, но я его опередил.

– Разреши спросить.

Приврат помолчал, подозрительно глядя на меня, но кивнул в знак согласия.

– Почему Оракул назначил меня мастером?

Как я и ожидал, ответ был стандартный. Я такой получал от всехНебожителей, кому задавал этот мучивший меня вопрос.

– Спроси у Оракула.

Вот с кем общаться у меня нет ни малейшего желания. Когда я впервые попал в рай, я был как чистый лист. Ничего не умел, ничего не знал. Встретил меня в первый и последний раз не Приврат, а Оракул. Я даже не могу вспомнить, как он выглядел, так мне тогда было страшно от его пронизывающего взгляда. Оракул всмотрелся в мои глаза, наверное потому, что, как говорят, они зеркало души, и сказал:«Быть тебе мастером. Но сначала поработаешь подмастерьем. Имя тебе даст мастер-наставник. Когда достигнешь десятого уровня, получишь право самому выбирать себе внешность и имя. Ступай».

Мастер, к которому я попал, был мастероммалых форм. С тех пор все мои тридцать две жизни в раю делаю вещи.И не без успеха. Достигнув тридцатого уровня мастерства, я получил звание Великого мастера.

– Что еще можешь сказать про рай? – прервал мои воспоминания Приврат.

– Рай – самое лучшее место в мире, выстроенное Создателем по совершенной, единственно правильной, самодействующей и саморегулирующейся всеобщей программе. В раю всегда светло и тепло. Нет боли, голода и страданий. Здесь все занимаются своим делом. Никто никому не мешает, не завидует, а наоборот – помогают и радуются успехам товарищей. Всеговорят на одном языке.

– Отлично!Последний вопрос. Зачем люди зарабатывают репутацию?

Этот вроде бы простой вопрос загнал меня в тупик. Репутация – это райские деньги. Воины зарабатывают её в бою. Ею они платят целителямза лечение, а мастерамза вещи. Но на Землю ее не возьмешь. Рождаясь на Земле, все начинают с чистого листа. Или нет?

– Ай-яй-яй, – покачал головой Приврат, – стыдно забыть о такой важной вещи, как совесть.

Все встало на место. Конечно, в конце райской жизни люди меняют накопленную репутацию на совесть. Потому как без совести земная жизнь может пройти впустую. Она однаподсказывает человеку, что хорошо, а что плохо.

– Люди зарабатывают репутацию, чтобы в конце райской жизни обменять ее на совесть. Чем больше репутации, тем больше совести, тем больше вероятности, что результат земной жизни будет положительный.

– Молодец, – похвалил меня Приврат, глядя на возникший перед ним экран. – Сейчас я оценю твою земную жизнь,а тебе посоветую отметить лучшее, что с тобой там произошло. Напоминаю, отмеченные тобой события в течение года останутся в твоей памяти. Остальное я должен буду стереть.

Я закрыл глаза.Что же оставить себе на отведенный для земных воспоминаний год?Начну, пожалуй, сдетства. Мне три или четыре года. К нам домой пришли сослуживцы отца и дали мне конфету. Какая же она была вкусная! Мой отец, которого я никогда не видел (он умер сразу после моего рождения), был важный ученый-ядерщик. Делал атомную бомбу и облучился. Так рассказывала мне мама. Я долго думал, что актер Баталов в фильме «Девять дней одного года» и есть мой отец. Красивый, умный, настоящий герой. Но потом повзрослел и понял, что это не так. Вот и осталсяу меня от отца только незабываемый вкус конфеты.Пусть побудет со мной еще год.

Я умный, наверное, благодаря отцу, и глупый, потому что послушался мать и поступил после окончания школы в институт.

Да не в простой, а престижный – московский физтех. Хотя больше всего мне нравилось возиться с приборами в лаборатории института прикладной физики, куда меня, еще школьника, приняли по протекции друга отца. Из студенческой жизни больше всего запомнился летний стройотряд. Днем – работа, вечером – танцы, костер, вино, девчонки. Красота!

Физтех я все же бросил. После третьего курса. И до пенсиипроработал в той самой лаборатории, куда пришел еще школьником. Приборы и установки, что были сделаны моими руками, я точно хотел бы оставить в воспоминаниях. Я их придумал, собрал, отладил и знаю до самого маленького винтика. Я их люблю, как своих детей. Тем более что настоящих детей у меня так и не появилось. Об этом тоже не хочу забывать. Хоть воспоминание это невеселое.

Мне тридцать лет. Я пришел в нашу институтскую поликлинику на очередной профосмотр. Увидел новенькую медсестру и остолбенел. Ничего особенного в ней не было. Тоненькая, светленькая, с припухшей верхней губой и копной волос, которые золотились в лучах бьющего в окно солнца. Звали ее Ольга. Она только что устроилась на работу в поликлинику после техникума.

«Проходите, что же вы стоите», – сказала Ольга и улыбнулась.

Я увидел ямочки на ее щеках и понял, что с этой девушкой я не хочу расставаться. Раньше, и в институте, и после, были девчонки, которые нравились, но чтоб так – никогда. С этого дня каждый вечер я провожал Ольгу после работы домой. Эти наши прогулки остались в памяти до мельчайших деталей. Ее голос, запах духов, каждое прикосновение. Одно смущало – я был старше больше чем на десять лет. Но через месяц решился. Купил золотое колечко и пошел делать предложение.

Дошел, волнуясь, до пешеходного перехода, что вел прямо к поликлинике на другой стороне улицы. А Ольга уже шла по нему мне навстречу.Вот она прошла мимо автомобиля, застывшего перед пешеходами,сделала еще шаг, и тут откуда-то вылетела машина скорой медицинской помощи. На этой машине ее и увезли. Вместе со мной. До утра я просидел в больничном коридоре, надеясь на лучшее. Но когда из операционной вышел врач, по его лицу понял, что случилось непоправимое. Мне стало так плохо, что спасать пришлось уже меня. Так я заработал свой первый инфаркт. От горя. Второй, получается, случился от радости. Когда у тебя слабое сердце, любые сильные эмоции противопоказаны.

Вот, пожалуй, и все, что я хотел бы помнить о Земле в данный мне по закону год райской жизни.

Я открыл глаза и удивился. Приврат стоял. Такого никогда не было. Случилось что-то? И если случилось, то наверняка плохое, раз заставило Приврата встать. Он стоял передо мной – маленький такой, беззащитный, и молчал. Глаза его стали нежно-голубыми и прозрачными, как океанская вода над коралловыми рифами. Такие глаза у Приврата бывают, только когда результат у вернувшегося в рай человека положительный. И выглядел он явно помолодевшим. У меня отлегло от сердца.

– В результате проверки твоей земной жизни, мастер Гусь, -провозгласил Приврат торжественным голосом, – ты достиг тридцать третьего уровня мастерства.

– Извини, ты, часом, не ошибся? – уточнил я. – У меня ведь был тридцать первый уровень.

– Никакой ошибки нет, – Приврат ткнул пальцем в экран, – тут так и написано: тридцать третий уровень.

Ладно, тридцать третий так тридцать третий, спорить не буду.

– Тебе начислено бонусных очков, которые ты можешь добавить по своему усмотрению к своим характеристикам, – Приврат выдержал длиннющую паузу, – двести двадцать пять.

Ничего себе! Да я больше сотни никогда не получал. А тут двести двадцать пять! С чего бы? Что я такого сделал, что программа так расщедрилась?

Я не на шутку встревожился. Не люблю, когда происходят такие большие отклонения от обычных результатов, пусть даже и в положительном направлении. Сейчас Приврат скажет «но», и я услышу какую-нибудь гадость. Однако ничего подобного не случилось. Приврат, не снижая торжественности в голосе, вновь заговорил.

– Кроме того, тебе присвоено звание, – опять мхатовская пауза, – «Уникальный мастер».

Ну все, туши свет. Что еще за уникальность? Зачем она мне? Ладно, как-нибудь разберусь. Да и Приврата расстраивать подозрениями не хочется. Вон он от радости даже светится.

– Пусть я и уникальный, но для тебя я по-прежнему просто Гусь, так что прошу тебя, сядь и успокойся. А не сядешь, попрошу, чтобы мне другого Приврата назначили.

Приврат съежился, поник головой и сел.

– Да шучу я!Ты самый лучший Небожитель! –вот ведь дурак, зачем-то обидел добрейшего Приврата. – Я тебя ни на кого не променяю. Ни за что.

– Не шути так больше, – облегченно вздохнул Приврат. – Имя и внешность новые возьмешь?

Внешность у меня, и правда, невыдающаяся. Только зачем мне другая? Я скромный мастер. Пусть теперь и уникальный. Рост средний, волосы короткие, темные. Когда звание «Великиймастер» получил, сделал их для солидности с проседью. Глаза карие, нос прямой, подбородок имеется, но не выпирает. Всяких там ямочек нет. Одежда стандартная, как у моего первого учителя. Куртка и штаны из мягкой ткани с кожаными заплатками на локтях и коленях. Карман один, накладной, с молнией. Там лежат два диска. На одном хранятся всякие вещи, на другом – боевом – пусто. Зачем мне оружие, я не воин,мне сражаться не требуется. Когда стал Великим мастером, емкость дисков увеличил так, что туда много чего могло поместиться, но заполнить их под завязку не пробовал. А что имя мое кому-то кажется странным, так это его проблемы. Первая вещь, которую я сделал своимирукамии которую одобрил мой учитель, была статуэтка гуся. Она с тех пор всегда со мной. Вроде талисмана. Поэтому когда я сталмастероми мне позволили выбрать себе имя, я, недолго думая, решил – пусть меня называют Гудвин Гусь.

– И внешность,и имя оставлю как были.

– Одобряю, – обрадовался Приврат, – а то в последнее время моду взяли!Такую внешность себе просят сделать – смотреть противно. Волосы красят, лица разрисовывают, парни в уши кольца вставляют. Да и называться хотят по-новому. Что там, на Земле,происходит?

– Извращений стало заметно больше.

– Оно и видно. Говорил я на Совете, что память земную надо сразу стирать, да разве меня кто послушает. Я им говорю…

Приврат прервался и закатил глаза. Так всегда бывает, когда смотрят на внутренний экран.