Смерть императора

Адриан вошел в триклиний, когда уже все гости заняли свои места за столом. Консульское, самое почетное место за столом было приготовлено именно для него, и наместник немедленно возлег на ложе.

Мальчик лет двенадцати, смазливый, румяный, поднес наместнику венок из виноградных листьев.

– О, боги, Филон, такое впечатление, что все несчастья, постигшие Антиохию, миновали твою виллу, – заметил Адриан, осушая поднесенный ему виночерпием бокал с мульсом[30 - Мульс – смесь вина с медом и водой, аперитив, подавался до приема пищи.].

И хотя после декабрьского землетрясения он бывал у Филона не раз и не два, всякий раз считал нужным выказать свое изумление по поводу роскошной жизни механика.

– Боги были милостивы ко мне, – скромно потупился Филон. Сам хозяин только пил – и пока не притронулся к закускам – кусок не шел в горло, ибо – как подозревал Филон – обед этот мог оказаться последним в его жизни.

– Да, боги не только милостивы, но и причудливы в своих милостях, – заметил Адриан. – Ты, верно, слышал, что богач Юлий Агриппа не только уцелел, но и сохранил большинство своих сокровищ. Сегодня я виделся с ним, и Агриппа заверил, что готов из своих средств восстановить полностью разрушенную Апамею.

«А я полагаю, что если ты и виделся с ним, то никак не сегодня…» – мысленно усмехнулся Приск.

– Какая щедрость! И какое несчастье! – встрял в разговор Дионисий. – Я слышал, что в городе не осталось ни одного не пострадавшего здания, ни одной целой колонны.

– Агриппа уже начал расчистку развалин, – Адриан оставил замечание Дионисия без внимания. – Ему нужен архитектор, чтобы спроектировать новую кардо с роскошной колоннадой. Что ты думаешь об этом, хитроумный Филон?

– Я? – Механик огляделся. – У меня есть одна задумка… Но это если строить улицу заново. Целиком.

– Именно так. Целиком. Я же сказал: в Апамее ничего не осталось целого. Все разбито. Пока вывозят обломки, но часть будущей кардо уже свободна.

Приск улыбнулся, будто наяву представив, как начинает расти грандиозная ни с чем не сравнимая кардо Апамеи. Как символ вечного непобедимого Рима, непобедимого не только на полях брани, но и гневом матери Геи, могучего Юпитера и гневного Нептуна, непобедимого в мраморе и граните своих городов, в мощеных улицах, длина которых измерялась милями, а ширина – в сотню футов и более, непобедимого в бесконечных шеренгах легионов и в идеально ровных шеренгах крытых колоннад, в точных бросках пилумов и в точеных листьях аканта в капителях колонн. Римляне покоряли природу так же, как покоряли народы, – с яростным упорством, веруя, что за поражением всегда последует победа, лишь бы хватило сильных рук, способных держать кирки и лопаты так же твердо, как пилумы и мечи.

– Так я могу ответить Юлию Агриппе, что ты согласен, боголюбимый Филон? – спросил Адриан.

– О да…

– Или наши гости хотят заказать тебе тоже что-нибудь построить? – с самым невинным видом осведомился Адриан и только теперь глянул на Дионисия.

Пока Филон беззвучно открывал рот и издавал нечленораздельные звуки, а Дионисий с Бораком многозначительно переглядывались, Приск счел свои долгом ответить наместнику:

– Дионисий из Хатры и Борак из рода Шамшбораков приехали заказать нашему другу Филону новые машины.

– Игрушечные театры? – предположил Адриан. – Такой замечательный театр понравился моей жене Сабине. Думаю, в Хатре подобный театр тоже понравится и станет украшением дворца или храма.

– Не совсем… – Дионисий откашлялся. – Речь идет о машинах, извергающих хатрийский огонь.

– Мне рассказывали про хатрийский огонь, – Адриан, казалось, нисколько не удивился подобному ответу, а наоборот, оживился. – Кажется, это смесь нафты и серы? И снаряд загорается, едва вылетев из машины.

– Именно так, сиятельный… – позволил себе подать голос Филон.

– Так зачем же нужны те машины? – В этот раз Адриан адресовал вопрос Дионисию.

– Сиятельный! Хатра стоит посреди пустыни, и пустыня прибивает к стенам нашего города народы, живущие в палатках, волна за волной. Год от года кочевники пытаются завладеть нашим священным городом, и, если бы не прочные стены и не машины, что швыряют огненные ядра в нападающих, давно было бы разорено святилище бога Шамша, и разрушены дома, и фонтаны на городских улицах сделались бы горьки от соли, и вода в колодцах ушла бы в песок.

– Но я слышал, что город и так практически неприступен, – сказал Адриан.

– Сиятельный… Маленькая армия в самом деле не сможет взять Священную Хатру. Но если народы, живущие в палатках, хлынут лавиной, Хатра не устоит и будет разрушена. Посему мы умоляем тебя позволить твоему воистину боголюбимому механику Филону изготовить для стен нашего города новые машины.

За столом воцарилось молчание. Ведал ли Дионисий сам, что сказал только что, – если Филон построит для Хатры новые машины, то даже самая огромная армия не сможет взять эту твердыню. Хатра – город, стоящий на перекрестке караванных путей и одновременно святилище Шамша, деньги торговцев и паломников год от года доставляют в нее все новые и новые богатства. Хатрийские сокровища – в самом деле соблазн для бродяг пустыни, что приходят время от времени к воротам города в жажде добычи. Но не о них в этот миг подумал Приск – да и Адриан наверняка тоже. Об армии Траяна, самой могучей армии в мире, которая не сможет взять город, если на крепостных стенах установят новые машины.

– Я слышал, в Эдессе Траян вернул колчаны, полные стрел, царю. Так милостиво наилучший принцепс обходится со своими союзниками. Хатра же готова стать союзником Рима… – юлил Дионисий. – Мы просим машины, которые пригодны лишь для обороны.

– Ты не посол… – перебил Адриан льстивого грека.

– Посол – Борак из рода Шамшбораков, он привез великолепные дары Траяну и заверения в дружбе правителя Хатры. А я всего лишь хочу купить несколько машин для защиты наших стен. Такое простое и совсем безобидное желание.

– И как быстро будут изготовлены эти машины? – повернулся Адриан к Филону.

– Полагаю, что за два месяца фабры смогут управиться.

Адриан на миг прикрыл глаза и задумался. О чем он размышлял в этот момент? Приск как военный трибун Шестого легиона присутствовал на последнем заседании военного совета, что происходил на гипподроме – после землетрясения это было наилучшее место для подобных сборов. Траян объявил о своем плане предстоящей военной кампании: две армии пойдут вдоль двух рек – Евфрата и Тигра. Из окрестностей Нисибиса на Тигр доставят сборные корабли – из них соберут понтоны для форсирования реки. Флотилия из пятидесяти кораблей поплывет вниз по Евфрату, а далее ее переправят на Тигр, выкопав в самом узком месте между двумя великими реками канал. Получалось – что Хатру римская армия, направляясь к Ктесифону, обойдет стороной. А когда столица Парфии падет, остальные города сами откроют перед римлянами ворота. Так что в желании Дионисия в самом деле не было ничего опасного для Рима… во всяком случае на первый взгляд. Но вот Адриан… Похоже, он видит какой-то иной вариант развития событий. Видит – но молчит.

Приск весь напрягся. Сейчас все зависело от Адриана. Он может отказать, может согласиться.

– Ну что ж, Дионисий из Хатры, я понимаю твое желание и желание хатрийцев обезопасить свой город, – милостиво кивнул Адриан, – так что Филон изготовит для твоего города машины. – Он умел быть любезен. Так любезен, что буквально очаровывал людей совершенно незнакомых. Вот только он умел еще быть переменчивым, подозрительным и жестоким.

– Кстати, а сколько машин? – спросил механик против воли дрогнувшим голосом.

– Три… тридцать… – сказал Дионисий.

«Наверняка соврал, – подумал Прииск, – я бы увеличил это число как минимум вдвое».

– За каждую машину ты заплатишь в казну половину ее стоимости – ибо, делая для тебя машины, фабры в эти дни не будут восстанавливать несчастную Антиохию. Посему я такое требование считаю справедливым, – объявил Адриан.

– О да, наместник! – охотно согласился Дионисий, видимо не рассчитывавший на подобный успех.

– И не забудь, Филон, что тебя ждет Юлий Агриппа в Апамее, – заметил Адриан.

– Я не задержусь… Чертежи машины… – Филон запнулся – он едва не ляпнул: готовы. – Изготовить нетрудно… А… а… Аза постройкой машин будет следить мой помощник.

– Отлично. Но времени тебе и твоим фабрам даю не два месяца, а только месяц. Ты все понял, умнейший мой Филон?

Еще бы не понять! Ему казалось, что он был погребен заживо в гранитном вместилище, и вдруг милостивая рука подняла крышку саркофага.

Филон перевел дыхание так, будто до той поры не дышал вечность.

* * *

В поздний час, когда возлияния после обеда закончились, Адриан отбыл назад в Антиохию, а гости разошлись по своим комнатам, Филон заглянул в покои Приска.

– О, боги, боги… ты чуть не погубил меня, Гай! Да чтоб тебе заболеть! – воскликнул Филон в сердцах. – Я был буквально между Сциллой и Харибдой! А если бы речь зашла о прежних машинах?

– О прежних машинах никто не собирался говорить – ни ты, ни Дионисий, ни тем более Адриан, – отозвался Приск. – И – уверяю тебя – ты ничем не рисковал в нынешней ситуации. Откажи Адриан – вряд ли хатрийцы стали бы доносить на тебя. А раз согласился – тем более не в их интересах распространяться, что ты уже снабжал их город машинами.

– И что Адриан, в самом деле дозволяет мне изготовить для них машины?

– Именно так. Разве ты не слышал?