Наследник императора

– Мы уходим немедленно, сейчас же! – выпалил он, спешно сбрасывая варварские тряпки и облачаясь в свою тунику. – Снимай лорику, живо! – приказал игравшему его роль ауксиларию. – Я сказал – живо! Это западня. Немедленно, сейчас же, назад, к перевалу.

Пока говорил, пальцы спешно застегивали ремни пояса с мечом.

– Центурион, объясни в чем дело! – потребовал Лонгин.

– Сейчас. – Приск на миг перевел дыхание, потом сообщил: – Децебал собирается захватить тебя в плен. Тебя и всех нас.

– И что в этом такого ужасного? – спросил без тени волнения Лонгин.

– Но ведь… – Приск опешил. – Плен… – только и сказал он одно страшное слово.

В Дакийскую войну не было ничего страшнее плена – даже смерть или тяжкое ранение не так пугали, как плен. Почти сразу вслед за началом военных действий стало известно, что даки отдавали пленников своим женщинам, а те уж резвились на славу – вырезали глаза и срамные органы, живьем клали на горящие поленья да еще поливали тела топленым жиром. Потом черные гнилые головы убитых, насаженные на колья, таращились пустыми глазницами со стен дакийских крепостей.

Кажется, Лонгин понял, о чем думает в это мгновение центурион.

– Слишком ценна добыча, чтобы отдавать нас на потеху сумасшедшим бабам, – заметил легат. – Разумеется, Децебал может сделать вид, что захватил нас в плен. Но мы ведь хотели оказаться в Сармизегетузе. И мы там окажемся – это главное. Разве ты не жаждал увидеть все укрепления подробно?

Был ли подвох в последнем вопросе Лонгина, Приск так и не понял. Всплыл на миг в памяти разговор с Зеноном: Адриану нужна Сармизегетуза. Неужели такой ценой?

Приск на миг закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул.

– Вот видишь, тебе нужна Сармизегетуза, – сказал Лонгин, как будто прочел мысли центуриона.

Центурион опустился на походный стул подле легата.

– Так мы просто должны сдаться?

– Неужели ты надеялся ускользнуть? Это глупо, центурион. – Легат улыбнулся. – Не нужно делать глупости.

«Глупо…» – это слово все время вертелось на языке Приска в последние дни.

– Децебал наверняка запамятовал, что такое – схватить волка за уши, – продолжал Лонгин. – Так вот, римляне – самые опасные волки, куда опаснее даков. Держать волка придется двумя руками. А как только одна рука разожмется, волк либо вырвется, либо нападет. Неужели мы проделали этот путь, чтобы удрать при первой опасности?

Приск отрицательно покачал головой. Чувство было такое, что он сам, по доброй воле, должен сигануть с головокружительной высоты утеса. А есть ли там внизу поток воды – не разглядеть в полумраке ущелья. Шум доносится, это верно. Но речки горные мелки и каменисты, и бегущая внизу вода не спасет безумного прыгуна. А главное в этом безумии то, что они сами взобрались на этот утес, сами отрезали себе путь к отступлению.

– Децебал подержит нас в плену и отпустит – иного выхода у него нет, – продолжал как ни в чем не бывало Лонгин. – Зато мы увидим Сармизегетузу.

– Я едва шею не сломал – мчался тебя предупредить. И что теперь?

– Прежде всего смени дакийские сандалии на свои калиги. А потом неплохо будет плотно поесть. Асклепий, – повернулся Лонгин к вольноотпущеннику. – Предложи нашему храброму центуриону кусок ветчины да налей вина. Ветчина у даков великолепная. Лучше у них – лишь соленая рыба.

* * *

Приск уже закончил трапезу, когда полог палатки распахнулся и в нее влетел Сабиней. Голова дака была вся в крови, запекшиеся пятна на манер лишая сползали по шее и расплывались бурым на рубахе и плаще.

– Выходи! – указал он на Приска измазанным в крови пальцем.

Центурион поднялся. Лонгин тоже.

– Ты – сиди! – Сабиней довольно грубо ткнул легата в грудь. – А ты выходи!

Приску ничего не оставалось как подчиниться. Он вышел из палатки. Вокруг стояли даки, как показалось центуриону – не меньше полусотни. Стояли немо – посему их присутствие удивило и несколько обескуражило. Приск ожидал выйти с Сабинеем один на один, а когда вокруг еще пять десятков врагов – нелепо кидаться в драку.

Сабиней ткнул центуриона в спину так, что Приск совершил пару нелепых прыжков, но на ногах устоял и сумел повернуться к давнему врагу лицом.

– Римлянин! Отдай оружие, – приказал Сабиней.

– Децебал клятвенно обещал нам неприкосновенность! – напомнил Приск.

– Неприкосновенность? Теперь твою неприкосновенность гарантирую я. Меч! Сюда! Живо!

Приск снял перевязь с мечом. И тут Сабиней, вместо того чтобы забрать оружие, кинулся на него с фальксом.

Приск успел вырвать из ножен меч и даже сблокировать удар, а заодно хлопнуть ножнами дака по лбу – но такой удар комату навредил не более чем дружеский хлопок. Подскочивший на помощь Сабинею юный комат получил от Приска удар ногой в живот. Но больше ничего центурион сделать не сумел – сбоку на него обрушился мощнейший удар фалькса, подцепил, будто крюком, и швырнул на землю. Прочнейшую лорику фалькс не пробил, но удар выбил воздух из груди – не вздохнуть. Приск попытался откатиться в сторону, но Сабиней подскочил и наступил ногой на грудь.

Центурион стиснул пальцы и только тогда понял, что рукояти меча больше нет в руке.

Ну вот и все. Конец. Опять этот дак его победил.

– Не калечить его! – услышал римлянин окрик и узнал голос Децебала. – Центурион мне нужен живым.

Дакийский царь успел спуститься вниз, оставив в покое умершую Баниту.

Двое даков, оттеснив Сабинея, подняли центуриона на ноги. Третий варвар подобрал перевязь с ножнами и меч.

– Сними с него лорику, – приказал Сабиней одному из коматов. – Такие доспехи пригодятся одному из наших воинов.

Приск взвыл от ярости, услышав приказ, – лорика центуриона стоила бешеных денег, и то, что в ней будет щеголять какой-то косматый дак, привело Приска в ярость. Но сопротивляться было и глупо, и безнадежно: посеребренную лорику сняли, как и нижнюю, из тонкой кожи, оставили римлянина в одной тунике. Забрали перевязь с мечом и кинжалом, шлем. Потом связали веревкой руки. Рядом вязали покорно вышедшего из палатки Асклепия. Легат тоже вышел наружу, римские ауксиларии окружили Лонгина. Но рядом с легатом их было всего четверо, остальных люди Сабинея уже обезоружили.

– Отдайте оружие, – приказал Лонгин охране. – Сопротивление бессмысленно. – И сам первым протянул свою спату Сабинею. – Требую, чтобы с моими людьми обращались достойно, – обратился он к Децебалу.

– Ты мой гость, легат, и я буду гостеприимен. Только не пытайся делать то, что не понравится мне и моим людям. Тогда я не смогу тебе помочь.

Децебал подошел к Приску и довольно долго его разглядывал, будто оценивал силу и стать. Так, наверное, охотники на львов и пантер разглядывают добычу, прежде чем замкнуть в клетку и отправить на корабль, плывущий в Рим, где зверя выпустят на арену – умирать на потеху толпе. Римлянин для дака был тоже своего рода зверем. Как и дак для римлянина – ибо мыслил каждый по-своему, не понятным врагу образом. Децебал задрал тунику на плече и глянул на татуировку.

– Пятый Македонский… Давно служишь? – заговорил дакийский царь на латыни.

– Восемь лет.

Царь ничего больше не сказал и повернулся к Сабинею.

– Он – твой. Только не калечь и не убивай. Пока, – добавил Децебал на местном наречии.

– Ты снова проиграл, римлянин! – в ярости воскликнул Сабиней и ударил Приска изо всей силы в лицо.

Вот уж истинно – звезды из глаз. А потом обрушилась тьма.

* * *