Суглоб

Такая ничем не примечательная квартира, даже и описывать ее лень.

Помню, хозяин в дырявом китайском халате с мертвыми птицами проводил меня на кухню, предложил чуть теплого, попахивающего тленом чая, уселся напротив и принялся рассматривать нечто чуть выше и позади меня.

Диалог наш выглядел следующим образом:

– Федор Иванович, я к вам, собственно, за документами

– Да, да.

Пауза

– Федор Иванович, я к вам за документами.

– Да я понял.

Пауза.

– Федор Иванович, мне бы документы у вас получить.

– Документы, да.

Пауза.

– Федор Иванович…

– Конечно, конечно.

Пауза

– Послушайте, а почему бы вам не выпрыгнуть в окно?

– В окно?

– В окно, Федор Иванович.

Воробушек мой поднялся, неспешно подошел к окну, отворил его и…

Позже я узнал, что он остался жив, только сломал руку и четыре ребра.

Прибывшему врачу Федор Иванович сообщил, что мыл окно и упал случайно.

Разве не находите вы в этой истории примет героизма? Притом, обоюдного героизма. Как с его, так и с моей стороны.

* * *

И все же, и все же…

* * *

Тщусь убедить себя и заявляю вслух, что ничего особенного о себе не воображаю, что мне безразлично мое положение в собственном самосознании и глазах окружающих, что я готов довольствоваться малым и не мечтаю ни о чем этаком.

Что же, в известной степени я действительно не воображаю о себе ничего особенного. В известной степени мне безразлично мое положение в собственном самосознании и глазах окружающих.

Наверное.

Я готов довольствоваться малым и не мечтаю ни о чем этаком.

Наверное.

Но так ли это в объективной реальности?

И что это – объективная реальность?

То, что я ничего особенного о себе не воображаю, то, что мне безразлично мое положение в собственном самосознании и глазах окружающих, то, что я готов довольствоваться малым и не мечтаю ни о чем этаком, разве это и есть объективная реальность?

Вряд ли.

Что же, в таком случае?

Ничего.

Вынужден констатировать: без Гипербореи я – ничто.

Как не прискорбно.

* * *

Бессмертие – вот хрустальная мечта человечества.

Сдается мне, что фразочки типа проклятущего memento mori и простонародного все там будем – настоящий метафизический яд, что медленно ведет индивидуума к кажущемуся вполне логичным концу жизни.

Под концом жизни я подразумеваю то непредсказуемое неуправляемое несчастье, или (если не верить в Бога) счастье, когда, подобно чертику из табакерки, выскакивает рак или грудная жаба или, леший знает, кто еще.

Не знаю, как насчет бессмертия, но двести – двести пятьдесят лет жизни, по моим подсчетам, в будущем гарантированы. Сбудется мечта великого Павлова!

Видите, как получается?

А дальше?

А дальше, как говорится, если стоите, присядьте.

Не знаю, о чем еще мечтал великий Павлов, об этом никто кроме него не знает, а самого физиолога, к всеобщему огорчению, уже нет в живых.

Беру на себя смелость утверждать, что Ивана Петровича, как человека острого и современного, наряду с собаками, заботила проблема микробов и их, вроде бы, незаслуженного могущества.

Думаю, что Иван Петрович так и не нашел решения этой проблемы, подтверждением чего является произнесенная им незадолго до смерти фраза – Не такой я дурак, чтобы не верить в Бога…

На мой взгляд, верующих людей намного меньше, чем кажется, но значительно больше, нежели есть на самом деле.