Солдаты далеких гор
«Дуглас» был тщательно проверен и заправлен. Самолет стоял на краю поля в ангаре, старательно замаскированном срубленными молодыми деревцами, которые меняли каждые три дня, чтобы засыхающая листва не выдавала замаскированный объект. Шелестов не находил себе места. Их перелет в Румынию был еще свеж в памяти. Этот способ сейчас и так близко от линии фронта был очень уязвим. Да, лететь недалеко и недолго. Долететь до Румынии и совершить посадку в районе города Бакэу. Там будет ждать конвой в составе усиленной танковой роты и роты автоматчиков. Охрана доставит Броза на военный аэродром, откуда его самолетом под охраной звена истребителей доставят уже в Москву.
Вечером Шелестов собрал группу, зажег керосиновую лампу и тщательно занавесил окна плотными шторами. Разведчики переглянулись, заинтригованные такими предосторожностями. Закончив приготовления, Максим достал карту и расстелил на столе. Он собрал всех, кто должен был лететь с Брозом в самолете и сопровождать его до аэродрома в Тушино. Кроме основной группы, здесь сидели и Лиза, и Федор Крылов.
– Завтра на рассвете «дуглас» должен взлететь и доставить нас вместе с Иосипом Брозом на советский прифронтовой аэродром. Это уже территория, контролируемая войсками Красной Армии, это наша территория. И на этом закончатся все самые опасные этапы операции.
– Но это же хорошо? – спросила Лиза, но, посмотрев на товарищей, поняла, что риторические вопросы здесь неуместны.
– Мы в этом самолете не полетим, – добавил Шелестов, проигнорировав замечание девушки.
– Я так понимаю, что на нем не полетит и Иосип Броз, – вставил Сосновский. – Фокусы с липовыми колоннами продолжаются? Что на этот раз, есть сведения?
– Есть здравое рассуждение, – возразил Шелестов. – Немцы для уничтожения лично Иосипа Броз Тито организовали уникальную и довольно замысловатую и во многом успешную тактическую операцию. Агентурная осведомленность, как показали результаты этой операции, у них высокая. Что спасло Броза? Немцы ошиблись? Опростоволосились? Нет, его спасла случайность. Ну, может, еще наш опыт и наше умение не совсем стандартно мыслить в таких условиях. Поняв, что Броз ушел из расставленных капканов, они бросят все и утрутся? Ничего подобного. Они будут стараться достигнуть своей цели до конца. До тех пор, пока будут реальные предпосылки достичь ее. Насколько сложно сбить транспортный самолет в прифронтовой полосе? При хорошо организованной схеме нападения и при условии, что немцы знают, когда и откуда взлетит «дуглас», шансов долететь у самолета нет. Мы можем дать гарантию, что здесь на станции Потоци среди югославов нет немецкого агента? Не можем.
– Согласен, – поддержал Шелестова Буторин, – прорваться сюда трем-четырем истребителям типа «фокке-вульфов», имеющих не только пулеметное, но и пушечное вооружение, пара пустяков. Три будут отвлекать, а один из-под туч в нужный момент, я бы сказал миг, спикирует и собьет неуклюжий и неповоротливый транспортник.
– Ваше решение, теоретики? – нетерпеливо вставил Коган.
– Самолет взлетает в назначенное время, мы уходим верхом на лошадях через Карпаты, – стал рассказывать Шелестов. – Броз в курсе, и он со мной согласен. Семь лошадей с верховыми седлами и две лошади с вьючными готовы и ждут нас. На рассвете самолет взлетает, а мы уходим в составе каравана. Людей, которые в курсе этой подмены, минимум. Только доверенные люди и люди, которые представления не имеют, что это и для чего.
– Одежда? – осведомился Сосновский, разглядывая свою ногу, ботинок на которой уже два дня как «просил каши».
– Лошадь, одежда, провизия и оружие приготовлены и ждут в пяти километрах отсюда в доме лесника. Утром, пока еще не рассвело, выезжаем отсюда на трофейном «додже». Машина сюда не вернется.
– Значит, это новая идея, а не наш запасной вариант? – спросил Коган. – Значит, готовиться надо к тому, что за нами будет погоня. Рано или поздно. Маршрут-то хоть никто не знает?
– С маршрутом мы сейчас с вами разберемся сами, – улыбнулся Шелестов. – У нас в запасе пять дней. Учитывая, что лошади у нас не отборные, а просто хорошие и здоровые, а идти нам придется в том числе и через горы, то в день мы сможем проходить километров семьдесят – восемьдесят. Наш маршрут и контрольные точки я укажу в радиограмме. Сегодня ночью отправлю шифровку для Платова. Он обещал, что нас по пути подхватят и переправят. Они готовят несколько разведгрупп со знанием местности и языков.
– Нельзя сразу было собрать такую группу, – проворчал Коган. – Со знанием языка, местности…
– Не ворчи, Борис, – рассмеялся Шелестов. – Ты же знаешь, что тогда был цейтнот и Броза надо было срочно выводить. Мы и так чуть не опоздали. Немцы успели начать свою операцию «Ход конем». Давайте займемся планированием маршрута. А потом придумаем пароль. Может получиться, что группа, которая выйдет на нас, застанет… э-э не всех. Поэтому пароль должны знать все члены.
Утро было темным и пасмурным. На затянутом пеленой небе не было ни звездочки. Дождь прекратился еще в полночь. Облачность, как и обещали синоптики, увеличилась. Можно было взлетать. Самолет стоял на взлетной полосе у края поляны. В ангаре два пилота и штурман сидели на пустых ящиках и курили в рукав. Шелестов и Броз вошли в ангар как привидения, в брезентовых плащах, накинув на головы капюшоны. Командир экипажа подозрительно посмотрел на незнакомцев, но, когда Броз сбросил с головы капюшон, пилот подскочил и вытянулся, отдавая маршалу честь. Броз остановил его доклад, осмотрелся в полумраке ангара и подвинул ближе к летчикам еще один ящик. Он сел и предложил командиру тоже садиться.
– Вот что, товарищи, – заговорил маршал. – Боевая задача у вас будет необычная. Я даже не хочу вам приказывать. Но если вы откажетесь лететь, то я пойму и никаких последствий для вас из-за отказа не будет.
– Мы не понимаем, – заговорил пилот. – У нас есть приказ, и мы его должны выполнить. К чему эти разговоры, товарищ маршал?
– К тому, что самолет полетит пустым, – ответил Броз, терпеливо выслушав летчика. – Ни я, никто другой на нем не полетит. И скорее всего, вас по дороге атакуют немецкие истребители и попытаются сбить.
– Приманка, значит, – засмеялся второй пилот, блеснув в темноте белыми зубами. – Кошки-мышки. Они за вами охотятся? Думаете, что фашисты пронюхали про этот рейс?
– Не исключено.
– Нечего тут обсуждать, товарищ маршал! – Командир экипажа строго посмотрел на своих подчиненных. – Приказ получен, вы взлетаем. На войне в воздухе случается, что вражеские истребители нападают на наши самолеты.
– Хорошо, спасибо, товарищи! – кивнул Броз. – Слушайте еще приказ. Штурману заранее определить на всем протяжении маршрута возможные места, подходящие для вынужденной посадки. Это первое. Второе, если вас атакуют истребители, вам нужно продержаться всего одну их атаку. Маневрируйте, выполняйте все виражи, которые у вас предусмотрены на такой случай. Но только одну атаку! Потом, если даже в самолет не попало ни одной пули, ни одного снаряда, вы уходите на вынужденную посадку. Садитесь, включаете радиомаяк и уходите подальше от самолета. Пробирайтесь в сторону наших частей или партизан. Приказ ясен?
– Так точно, товарищ маршал. – Командир экипажа поднялся. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте, товарищи! – Броз пожал руки каждому члену экипажа, продолжая повторять: – Бросаете самолет и уходите. Самолет это всего лишь техника, железо. Вы дороже этого железа, ваша жизнь важнее. Только сымитировать вынужденную посадку и сразу уходить.
Пилоты ушли, и вскоре в поле заработали моторы самолета. Шелестов и Броз продолжали стоять в ангаре, глядя на темнеющий невдалеке самолет. Шелестов посмотрел на часы, но маршал сказал ему:
– Не спешите, успеем. Пусть взлетят, мне хочется пожелать пилотам успеха. Они рискуют жизнью только из-за меня. Это самый неприятный приказ, который мне приходилось отдавать на войне.
– Давайте смотреть на вещи шире, товарищ маршал, – возразил Шелестов. – Вы – это сейчас самое важное, что есть у Югославии. Вы – это ее сила. Вы – это ее армия и доверие к вам народов, населяющих Югославию, это доверие лидеров других стран. Случись что с вами, и вся эта работа пойдет прахом. И новый человек, не имеющий вашего опыта, без вашего ума не сможет сделать и десятой доли того, что удалось сделать вам. Так что эти пилоты сейчас не вас лично спасают, не из-за одного человека рискуют головой, а ради будущего Югославии, ради победы Югославии над фашизмом вместе с другими странами. Такое объяснение ситуации вам больше нравится? Мне – да!
Пока была возможность, командир вел «дуглас» под самой кромкой облаков. Рассвет ударил в глаза, когда солнце поднялось над Карпатами. Здесь уже в облаках не спрячешься. Облачность таяла буквально на глазах, как сахар в стакане горячего чая. А потом появились истребители. Надеяться, что это советские самолеты, хотелось, но расстояние от советского фронта до этих мест было предельное для русских истребителей.
Пилот задрал нос самолета и повел его вверх, выжимая из моторов все, на что они были способны. Еще немного потянуть вверх тихоходную машину. Истребители пронеслись мимо, мелькнули кресты на фюзеляже и хвосте.
– Атаковать с хвоста не будут, – крикнул второй пилот. – Их солнце слепит так же, как и нас!
Командир увидел, что самолеты заходят сбоку под углом. Еще немного держать по курсу машину, пусть они начнут стрелять. Еще минута, еще полминуты. И вот он увидел дымные трассы, протянувшиеся к его машине, и резко подал штурвал вперед. «Дуглас» ухнул вниз и пошел, пошел, все набирая скорость, воя моторами.
– Есть попадание! – крикнул сзади штурман. – Пробоины в области хвоста!
Командир стиснул зубы, сердце, казалось, поднялось к самому горлу вместе с желудком. Под таким углом снижаться очень опасно. Еще немного, лес уже близко. «Помогай!» – прохрипел он. И второй пилот стал вместе с командиром тянуть рукоятку на себя. Еще! И самолет начал выравниваться.
– Штурман, сколько до площадки?
– Курс восемьдесят пять, три с половиной, командир!
– Понял, идем на вынужденную…
Меняя высоту, делая резкие повороты, насколько это вообще можно было желать на транспортном «дугласе», экипаж выдержал еще две атаки. Левый мотор задымил, когда они вышли к ровной площадке, на которую могли сесть.
– Левый встал, командир!
– Внимание, сажаю!
Увеличивая угол подкрылков, летчики сумели удержать машину, но посадка все равно получилась жесткой. Удар! Снаружи хрустнули ветки кустарника или молодые деревца. Самолет подпрыгнул и снова ударился шасси о землю. Его несло на стену деревьев. Сто метров, двести метров, триста…
– Тормози!
Самолет клюнул носом и встал прямо, когда ветки деревьев все же разбили передние стекла. Второй пилот вытер рукавом комбинезона с лица пот вместе с кровью. Ему рассекло лоб осколками. Летчики поспешно отстегивали ремни, потом открыли люк и спрыгнули на землю. Последним штурман выбросил аварийный запас и спрыгнул сам.
Они бежали по лесу, посматривая вверх. Истребители не уходили. То и дело над самолетом проносились крылья с крестами и стучал пулемет. Каждый понимал, что опасения маршала были обоснованны. Значит, если бы он полетел с ними, все было бы так же или еще хуже. Через час летчики остановились в лесу у ручья и с жадностью стали пить чистую ледяную воду. Над головой прошли два немецких бомбардировщика. Их проводили глазами, а потом гул усилился.
– Встали в круг? – прокомментировал командир. – Бомбить будут. Так это они наш «дуглас» сейчас будут бомбить!
– Пусть. – Второй пилот сидел и терпеливо ждал, когда штурман забинтует ему лицо. – Нашим на передовой меньше бомб достанется.
– Бомбы бомбами, – проговорил командир. – А вот не дождаться бы нам карателей с собаками. Если они думают, что командующий летел с нами, то обязательно постараются это проверить. Поднимайтесь и бегом по ручью. Из воды ни на шаг!
Первые сутки прошли спокойно. Лошади мерно, шаг за шагом преодолевали расстояние, неся на себе и груз, и людей. Шелестов почти сутки не отрывался от карты и от бинокля. Маршрут слишком приблизительный, составлен по словам тех, кто знал эти проходимые тропы через карпатские перевалы. Дальше, на территории Румынии, можно было надеяться на Крылова. Федор полгода воевал в составе румынского партизанского отряда и во многих местах побывал сам. Сейчас самым главным было обходить населенные пункты, даже маленькие. Но в предгорьях, да и там, выше в Карпатах, населенные пункты всегда тяготели к рекам. Поэтому Шелестов старался быть внимательным именно тогда, когда они приближались к рекам.
На ночлег встали на небольшой поляне в глубине леса, откуда не будет виден огонь костра. Лошадей расседлали, осмотрели спины, ноги, особенно копыта. Не слетела ли где подкова, нет ли потертостей. Буторин, как главный специалист по устройству быта в походных условиях, тут же выкопал под раскидистым деревом ямку, в которой развел костер. Он называл такой костер «индейским». Огонь такого костра не виден издалека, а дым распадается в кроне дерева и не выдает людей, не поднимается над лесом.
Лиза, насыпав в котелок крупу, залив ее водой, смотрела, как Буторин вешает котелок над огнем.
– Виктор Алексеевич, а сколько вы вообще знаете видов костров? Вы все делаете как заядлый путешественник. Вы геологом не работали в тайге?
– Нет, не работал, – усмехнулся Буторин. – Война многому учит. Да и учителя были хорошие. Если я живой, значит, был хорошим учеником. Просто мне часто приходилось пользоваться этими навыками… э-э по роду службы. А сколько видов костров я знаю? Ну, на разные основные случаи жизни знаю все. Вот этот потайной костер. Костер, чтобы обогреть нескольких человек, жаркий костер. Есть еще костер, который позволяет сушить большое количество обуви и одежды. Есть костер, с которым тепло спать, когда он тебя греет с обеих сторон. Но это уже два костра.
– А когда ветер?
– А когда ветер, то лучше всего разводить костер под названием «камин». Забиваешь с той стороны, откуда ветер, два колышка чуть под наклоном. И укладываешь одно на другое полешки. Получается стенка. Она и от ветра огонь защищает, не сдувает пламя из-под котелка, и дрова сами в костер скатываются. Знай себе только сверху свежее полешко подкладывай на стенку.
– Эх, с вами после войны было бы здорово в поход сходить. И чтобы звезды и песни у костра под гитару и никаких фашистов, погонь и тайн.
– Ты еще картошку в золе вспомни, – рассмеялся Буторин и посмотрел на Броза. Маршал снова сидел и что-то писал в своем блокноте, изредка отрываясь и задумчиво глядя вдаль. – Наверное, он сейчас видит светлое будущее.
– И я вижу! – вдруг горячо проговорила Лиза. – Вы только вспомните, как все было! Праздничные демонстрации, счастливые лица людей, гудки заводов, новые улицы, новые свершения. Девочки с белыми бантами первого сентября идут в школу, студенты с портфелями. Я помню лекции в университете и мысли о том, как я выйду из стен вуза и стану работать для своей страны, и аж дух захватывало! А у вас?
– У меня. – Буторин задумчиво посмотрел вдаль и как-то не очень весело улыбнулся. – У меня дух от другого захватывало. Или вон у Михаила Сосновского. Он тогда в Германии работал несколько лет, видел, как зарождается нацизм, как Гитлер к власти приходит. Демонстрации, говоришь, музыка, духовой оркестр в Парке культуры и отдыха, вышка в бассейне… Это вы, девочки с бантами, просто не знали в то время про Халхин-Гол, про озеро Ханка. Про то, как у нас не было иного выхода, видя, как сгущаются тучи вокруг Родины, отодвигать государственную границу от Ленинграда. Потому что Финляндия откровенно поддерживала Гитлера. Мы воевали в болотах Карелии, мы воевали в Испании, потому что нацизм и там поднял голову, а республика хотела жить и не знать коричневой чумы.
Буторин замолчал, понимая, что продолжать не стоит. Не стоит вспоминать и рассказывать этой девочке еще и про аресты, про камеру и допросы, про угрозу высшей меры наказания, о том, как это – сидеть в камере и знать, что на тебя собирают материал, чтобы обвинить в измене Родине. А ты не виноват, ты хочешь бороться, сражаться. Зачем ей знать, что и группу собрал Платов именно из таких вот отчаявшихся, но опытных и умелых людей. И железной волей Берии следствие в отношении их четверых приостановили и отправили выполнять сложные задания. И каждый знал, что, оступись, не выполни очередной приказ, и ты снова окажешься в камере. И приговор, пусть и незаслуженный, будет приведен в исполнение. Прошло несколько лет. Нет уже и приговоров. Члены группы полностью оправданы, даже им возвращены звания и награды, а все равно иногда тягостно бывает на душе. Зачем об этом знать этой светлой девочке. Не дай ей бог хлебнуть такого же на Родине после возвращения…
Утром, затушив костер, забросав его землей и заложив кострище дерном, группа проверила, что не оставила после себя заметных следов, снова двинулась в путь. Режим движения с учетом ухода за лошадьми выработался простой: две остановки за день на отдых лошадям, дать им попастись. Третья остановка уже на ночлег.
– Там мосток есть. – Коган опустил бинокль и посмотрел вниз с дерева на товарищей. – Населенных пунктов не видать, дороги тоже. Наверное, просто самое удобное место для переправы. Лошади пройдут, а машина или повозка нет.
– Хорошо, спускайся, – махнул рукой Шелестов. – Подойдем поближе, осмотримся. А там видно будет. Эй, Борис, ты там гнездо вить собрался? Спускайся!
И тут все замолчали, потому что Коган, сидя почти на самой верхушке большой старой березы, смотрел в бинокль не в сторону мостка, а в противоположном направлении. Смотрел и молчал. Наконец он принялся спускаться, причем с заметной поспешностью. Спрыгнув и отряхивая руки, он подошел к товарищам.
– Парашютисты. Больше десяти. В воздухе видел восемь, но купола уже были на земле. И два планера на моих глазах сели. Большие, десантные.
– Расстояние? – тут же спросил Шелестов, доставая карту.
Карты этой местности были не совсем подходящего масштаба. Крупномасштабных карт взять было неоткуда, поэтому приходилось пользоваться теми, что есть. Но общее представление о местности все же получить было можно.
– Километров пять, не больше, – ответил Коган и посмотрел на карту. Подумав, ткнул пальцем. – Наверное, вот здесь. Тут открытое пространство. Удобное для приземления десанта.
– Значит, они понимают, куда и каким маршрутом мы идем, – сказал Броз.
– Скорее всего, это направление одно из нескольких, которые они проверяют, – добавил Сосновский. – Если там среди десантников есть опытные горные егеря, они увидят наши следы. Следы костров, следы лошадей, конский навоз.
– Надо спешить, – заявил Броз. – Пока мы верхом, они нас догнать не смогут. По крайней мере, им будет трудно это сделать.
– Но у них наверняка рация, – хмуро заметил Шелестов, пряча карту в планшет, – и они, если убедятся, что нашли наши следы, могут вызвать подкрепление. Причем высадить его чуть ли не нам на головы.
– От лошадей надо избавляться, – подвел итог Буторин. – Перейти мост и от моста избавиться тоже.
Группа двинулась напрямик через лес к реке. До моста не больше километра, и добраться туда надо как можно скорее. Коней торопили и подстегивали. Когда до моста оставалось всего около сотни метров, Шелестов отметил, что никакой дороги к мосту нет. Значит, пользуются им редко. Может быть, раньше пользовались чаще, но теперь война, не до поездок. Многие населенные пункты опустели. А следы от колес каких-то повозок и следы лошадей были на траве еле видны. Неделю, может быть, месяц тут никто не проезжал. А может, и не проходил даже.
Шелестов остановился и поднял руку. Группа замерла на опушке под прикрытием деревьев. Коган слез с лошади и подошел к командиру. Они осторожно приблизились к мосточку, и Коган подтвердил, что именно его видел с дерева.
– Хорошо выстелен досками, опорные балки крепкие, – задумчиво сказал Шелестов. – С лошадьми пройдем. А потом подожжем его? Получится, что сами выдали себя этим. Немцы все поймут. Просто так никто жечь мост не станет. И дым им подскажет, куда идти.
– Ну а если не поджечь, они нас через сутки все равно догонят, – покачал Коган головой. – Мы просто решение будем откладывать. Все равно бой принимать. Хоть так, хоть эдак. Надо их как-то обмануть, заставить направиться в другое место.
– Точно, за лошадьми! – обрадовался Шелестов. – Это может сработать. Глядишь, сутки или двое выиграем. А нам, чем ближе Румыния, чем ближе партизанские районы, тем лучше.
Вернувшись к группе, Шелестов велел Буторину ждать сигнала. Перевести группу через мост и уйти дальше за деревья, чтобы не было видно лошадей. Разведчики приготовились к бою, а Шелестов быстро перебежал по мосту на другую сторону. Вода бушевала и кипела внизу под мостом. До воды было метров десять. Не так-то просто будет переправиться в этом месте без моста. А найти более удобное место потребует времени. Махнув рукой, он велел переходить Когану. Оставив Бориса у моста, за десять минут Шелестов обежал весь лес возле переправы, так и не заметив ничего подозрительного. Вернувшись, он велел переправляться всем.
– Будь здесь, ты замыкающий, а я покажу всем, где оставить лошадей, – приказал подполковник.
Они прошли около ста метров, когда лес стал более густым. Вдоль русла реки, врезавшегося в скалы, лес был реже. Когда все спешились, Максим рассказал о своем плане.
– Ну, вот и кончилось наше комфортное путешествие. Федор, ты же вырос в деревне, с лошадьми справишься?
– Так точно, – кивнул солдат. – Чего ж не справиться. Лошадки у нас умные, послушные.
– Тогда план такой. Снимаем часть груза с лошадей. Берем только самое необходимое, без чего мы не сможем обойтись четыре-пять дней. Самое главное – это патроны и гранаты. Федор уводит лошадей в сторону, оставляет побольше следов. Задача увести десантников в сторону километров на двадцать – тридцать. Затем он возвращается вот в эту точку. Смотри, Федор. Видишь на карте этот поселок с водяной мельницей? Запомни ориентиры. Встречаемся на мельнице. Мы раньше будем там, значит, мы ждем. Если ты первый дойдешь, тогда ты нас ждешь. Если нас два дня нет, уходи к линии фронта. Требуй связи с Платовым. Он о тебе знает.
– Вы меня тоже лишнее время не ждите, товарищ подполковник, – кивнул Крылов. – У вас важное задание, а я как-нибудь выкручусь. Румыния мне знакома. Не пропаду.
– Хорошо… Виктор, вам с Борисом сжечь мост, мы с Михаилом уводим группу подальше. Пойдем самыми глухими местами. Догоняйте!
Буторин вместе с Коганом вернулись на мост, оставив в нескольких метрах свое оружие и вещевые мешки. Коган посмотрел на мост, присел на корточки и заглянул под настил, на опорные балки в начале и конце моста. Средняя его часть висела в воздухе.
– Ну, опытный диверсант, – спросил он у Буторина. – Есть идеи, как уничтожить это гениальное творение рук человеческих? Взрывать будем или как? А если взрывать, то в каком месте?
– Нам шуметь нельзя, – покачал Буторин головой. – Жечь надо. Придется пожертвовать четыре гранаты. Дерево сухое, думаю, займется быстро, да так, что не потушить. Давай-ка вот здесь, где горизонтальная часть опирается на столбы. Прогорит, так весь настил все равно в реку упадет. Одним концом он же не удержится.
Вывернув взрыватель, Буторин стал сыпать порох на настил моста. Коган сбегал к лесу и набрал пару охапок сухого хвороста. Через несколько минут Буторин поджег пучок сухого мха, подождал, когда тот разгорится, а потом бросил на порох. Вспышка света заставила обоих отвернуться, а потом жарко заискрился огонь, занялся хворост. Пришлось отойти подальше. Горело хорошо, но пламя было слишком маленькое, хотя настил и занялся так, что не потушить. Разведчики снова сходили в лес и принесли еще по две охапки хвороста. Дело пошло быстрее, и скоро начало моста полыхало пламенем в рост человека.
– Подождем, – предложил Буторин. – Если кто с той стороны кинется через мост, то еще можно сдуру хворост разбросать и пробежать. Если что, встретим огнем, а минут через пятнадцать тут так будет гореть, что и пожарная машина не поможет.
Разгоралось и правда очень хорошо. Сухое дерево почти не давало дыма, и была надежда, что десантники с расстояния в несколько километров не заметят огня. А вот то, что они могли знать о существовании моста, разведчики предполагали. Наверняка командование отправило их на задание, снабдив крупномасштабными картами местности, где предполагалось действовать.
– Немцы, – толкнул Буторин Когана в бок локтем, и оба опустились за кустарник, приготовив оружие.
– Вот тебе и пять километров, – проворчал Борис. – Откуда они здесь взялись?
– Хорошо, что тушить не бросились, – ответил Буторин. Но они теперь знают, что мы рядом, что они нас догнали. Хотя я думаю, что это не вся выброшенная с парашютами группа. И не те, кто приземлился на планерах. Скорее всего, это какая-то первая группа, которая должна была прикрывать высаживаемую основную группу, или это те, кто, например, вчера тут появился на пути нашего следования.