Солдаты далеких гор

– Мост им уже не потушить, ишь как горит! – с довольным видом прошептал Коган. – Надо сделать так, чтобы они пошли по следам копыт, чтобы за Федором отправились.

– Ну, это просто, – рассмеялся Буторин и дернул затвор «шмайсера». – Начинаем концерт. Занимайте места в партере согласно купленным билетам в кассах Госконцерта и у распространителей.

Первая точная очередь, и один десантник на опушке рухнул в траву. Второй повалился рядом и стал отползать, держась за бедро. Коган выстрелил куда-то правее, и сверху полетели сбитые ветки дерева. В ответ сразу стали отвечать автоматы. Засуетились, прячась за камнями и за деревьями, фигуры в одинаковых десантных непромокаемых клеенчатых куртках. Пули засвистели так близко, что разведчикам пришлось отползать назад на опушку. Здесь они разделились и стали отходить, отстреливаясь короткими очередями. Затем, когда от реки их уже невозможно было разглядеть, они подхватили вещевые мешки и побежали к своей группе.

– С кем вы там? – удивленно спросил Шелестов. – Все получилось?

– Наверное, другая группа десантников, – ответил Буторин, отдышавшись. – Разглядели их отлично, но по мосту им уже не пройти. Горит хорошо, на зависть! Немножко постреляли. Троих, кажется, вывели из строя. А дальше уж как они сами решат. Или брод искать будут, или переправу станут наводить. Ну, мы обозначились, что здесь находимся, а дальше, как Федор следы оставит. Желательно, чтобы заметные.

– Заметные, – кивнул Шелестов. – Хорошие следы. Девять лошадей – это вам не ишак с поклажей, подковы траву выворачивают. Все, уходим!

До конца дня, выбиваясь из сил, группа шла на восток. То поднимаясь выше в горы, то спускаясь. Почти все выбились из сил. У Броза снова открылась рана на руке. Разведчики рассчитывали, что им удалось оторваться от немцев, что десантники пошли по следам лошадей. Если это так, если Крылов увел их километров на тридцать в сторону, то снова найти небольшую группу людей будет очень сложно. Тем более что теперь они шли по каменистой почве, где почти не остается следов. Солнце уже начинало садиться за спиной, когда Сосновский, шедший во главе группы, вдруг поднял руку, потом махнул, приказывая всем лечь и замереть, а сам пополз вперед.

Шелестов приложил палец к губам и знаком велел занять круговую оборону. Лиза сидела возле маршала, держа автомат наготове. Сосновского не было минут двадцать. Потом он вернулся и сел возле товарищей, вытирая пот. Выглядел Михаил встревоженным.

– Что там? – спросил Шелестов. – Немцы?

– Да, – кивнул Сосновский. – Десантники. Не очень много, но, возможно, и остальные неподалеку. Черт, откуда они здесь? За полдня мы могли оторваться, а они опять впереди.

– Это другие, – возразил Буторин. – Горы, тут путей не так много. Вот они и пытаются перекрыть основные направления и основные перевалы.

– Надо затаиться, – предложил Броз. – В темноте идти опасно, да и бесполезно. Может быть, они остановились на привал и скоро уйдут. Или уйдут утром. Ввязываться в бой опасно, мы выдадим свое местоположение.

– Так, спокойно, – поднял руку Шелестов. – Во-первых, их тут не может быть очень много. Не батальон же немцы сбросили. Ну, две, ну, три группы на основных предполагаемых направлениях. Три группы человек по десять – пятнадцать. Не думаю, что их больше. А вот если у них в каждой группе рация, тогда каждый наш шаг будут знать все группы.

– Смотрите, – указала Лиза рукой, – там, кажется, пещера. Может, спрячемся в ней?

– Ох уж эти пещеры, – проворчал Коган. – Я сейчас проверю.

В тишине разведчики просидели около получаса. Немцы готовили еду, и по лесу потянуло запахом мясной каши. Это могло означать, что они не предполагали нахождения рядом противника. Наверное, ждали сообщения. А если они не противника ждали, а дополнительные силы?

Коган вернулся улыбающийся и потрепал девушку по плечу. Все посмотрели на Бориса с недоумением и надеждой. Интересно, что он там такого нашел?

– Вот глаза у девчонки, – улыбнулся Коган. – Это не пещера, это трещина в скале. Сквозная. Не очень высокая, наклонная, а в середине случился какой-то обвал, и там не пролезть. Дыра только под потолком и то такая, что кошка не пролезет.

– Выбора нет, пошли туда, – принял решение Шелестов. – Спрячемся там. Вход замаскируем. Вон молодые осинки. Их можно срезать у комлевой части ножами. Без стука топоров обойдемся. Утром немцы, возможно, уйдут. Брезентом закроем вход изнутри, и тогда можно даже развести костер. Брозу нужно горячее питье, ему нужно восстанавливать силы. Нам только воспаления не хватало. Обработаем рану.

Разведчики по одному перебрались в пещеру. Сосновский и Коган принялись срезать тонкие стволы осинок и выставлять, закрывая вход в пещеру. Он был узкий, меньше метра, и деревьев понадобилось не очень много. Закрепить кусок брезента изнутри тоже удалось без проблем. Сосновский остался по другую сторону брезента в боевом охранении, остальные расположились лагерем внутри. Шелестов, подсвечивая фонариком, осмотрел с Коганом завал в середине.

– В принципе, разобрать завал можно за полчаса, – предположил Максим. – Только шум будет, если эта гора камня вдруг полезет вниз, осыплется. Или если сверху еще начнет падать.

– Слушай, – вдруг серьезно заявил Коган. – Проход ведет на другую сторону гряды. Через верх немцам туда добраться непросто. Понадобится не один час, а может, и альпинистское снаряжение. Место очень хорошее, острые скалы. Ты только представь. Утром, если немцы не уйдут, и тем более если к ним подойдет подкрепление, они ведь могут начать обыскивать тут все вокруг, решат, что нас еще нет, и станут занимать позицию. Точно нас найдут. А если мы сами, первыми утром нападем на них?

– И что дальше? – не понял Шелестов.

– Двое завязывают бой. Двое под этот шум в пещере разбрасывают завал. Очистив проход, они вступают с немцами в бой. В это время Лиза с маршалом уходят на ту сторону гряды и идут к месту рандеву. Двое суток они продержатся без нас. А мы в это время потреплем немцев и уведем их за собой назад. Оторвемся и тоже к месту встречи.

– А если не оторвемся?

– А если Луна на Землю упадет? – ехидно ответил Коган. – Гадать будем? Чего это мы не оторвемся? Двумя парами будем действовать. Двое, когда включатся в бой, могут атаковать с фланга. Нанесут урон, и первая пара уйдет. Немцы пойдут за второй парой, если будет кому, их атакует первая пара. Мы что, так никогда не делали?

– В принципе, согласен, – подумав, ответил Шелестов. Он вытащил из кучи камня плоскую плиту расслоившейся породы весом килограммов десять и положил рядом. Еще один такой же кусок. Отряхнув руки, кивнул: – Если всю ночь работать, то можно и без шума, если с шумом, до за полчаса раскидаем. А то и быстрее. Можно же просто наверху лаз расширить, чтобы человек пролез. А если ночью работать – нужен свет, а костры жечь всю ночь здесь не получится. Они нас сразу заметят… Ладно, Боря, хорошо придумал. Пошли к ребятам.

Объяснив группе свой план, Шелестов приказал всем отдыхать. Буторин отправился сменить Сосновского у входа, чтобы тот мог поесть. Выслушав план и уминая тушенку из банки ножом, Сосновский смотрел больше всего на Лизу. Девушка выглядела подавленной. Михаил отозвал ее в сторону, посмотрел в глаза при свете костра и спросил:

– В чем дело?

– Я боюсь, – тихо ответила Лиза и опустила голову.

– Что я слышу? – уставился на нее Сосновский. – И это мне говорит та самая отчаянная девчонка, которая приказала меня расстрелять, которая рванула прямо через занятую немцами территорию на станцию за подмогой, та, которая с самого начала войны воюет в Югославии, да так, что ее уважает сам лидер югославских коммунистов? Я сплю или брежу?

– Перестань, Михаил, – отмахнулась Лиза и закрыла лицо руками. Оторвав руки, она посмотрела разведчику в глаза. – Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю, чего я боюсь. Я не струсила, я боюсь, что не справлюсь с таким заданием. Вместе с вами я готова сражаться и даже умереть. А вот в одиночку вывести раненого Иосипа, защитить его, довести до нужного места по незнакомой местности… Я могу не справиться.

– Ты справишься, – улыбнулся Сосновский. – Ты чего запаниковала? Иосип нормально себя чувствует, у него не поднялась температура, его не лихорадит. Это значит, что нет заражения, что с раной все нормально, просто она у него открылась. У него просто слабость. Мы ему рану промыли, продезинфицировали. Дали лекарство. К утру он будет как огурчик и сам тебя доведет куда надо. Он же боец, солдат! Ты нужна для того, чтобы было кому прикрыть спину, чтобы было с кем посоветоваться, да просто помочь с какой-то мелочью, подежурить, когда он ляжет хоть немного поспать.

…Ночь прошла спокойно. Разведчики по очереди несли караул у входа. Из пещеры не было видно, что происходит у немцев, но выходить в ночь наружу Шелестов запретил. И только на рассвете, когда наступила его очередь охранять вход, он выбрался и прошел около сотни метров в сторону лагеря десантников. Первым делом он увидел часового. Круглая каска, подшлемник и автомат в руках. Парашютист внимательно смотрел по сторонам, прислушивался. Ясно, что он не один в карауле. Есть еще солдаты, которые охраняют лагерь. Но ясно, что десантники здесь, никуда не ушли. Вот цели их непонятны, а это плохо. Шелестов долго наблюдал за немецким лагерем. А посчитать количество фашистов он точно не смог. Подходить ближе было опасно. Парашютисты – это опытные бойцы, хорошо обученные. С этими шутки плохи. Поняв, что больше ничего не увидит и не узнает, Максим вернулся в пещеру.

– Ну, что там? – сразу же поднялся Буторин.

– На месте. Спят, охрана бодрствует. Пересчитать не смог, но видел человек восемь. Думаю, их не меньше десяти или пятнадцати. Если удастся удачно атаковать, то любые потери для них будут существенными. И если они посчитают, что нас много, то тоже будут вести себя осторожно.

– Кого возьмешь с собой? Может, я начну?

– Ты мне здесь нужен, Витя, – покачал Шелестов головой. – Ты с завалом разберешься, а как проводишь Тито с Лизой и к нам на помощь придешь, откуда ударить, сообразишь лучше других.

– Михаила возьми. Он шустрый, стреляет лучше других. Опять же речь немецкую услышит и поймет, о чем разговор. Они ведь с перепугу начнут кричать, команды отдавать.

– Ты прав. Поднимай людей.

Через полчаса все были готовы. Шелестов переглянулся с Сосновским. Тот кивнул, подтверждая, что готов. Максим пополз вперед до намеченного рубежа с камнем почти в его рост. Оттуда будет виден весь лагерь, только действовать придется интуитивно и соображать мгновенно. За камнем Шелестов выложил четыре гранаты, развел немного усики предохранительной чеки, чтобы легче было вытаскивать, и поднял руку. Через несколько секунд короткая автоматная очередь прорезала лесную тишину. Немецкий часовой рухнул, не издав ни звука. Второго часового на дальнем конце площадки достать не удалось, потому что он моментально юркнул в укрытие. Зато в лагере все повскакали с мест, и тогда туда из-за камня полетели одна за другой гранаты. Шелестов схватился за автомат, когда раздался первый взрыв, послышались вопли раненых, Сосновский стрелял и стрелял, поводя стволом автомата, выбирая цели наверняка. В него тоже начали стрелять, но он пока даже не скрывался. И когда четверо парашютистов бросились за деревья и стали его обходить, Сосновский спрятался за камни и перебежал на следующую позицию.

Шелестов сделал несколько очередей, опустошил обойму и тоже сменил позицию. Они с Сосновским постепенно смещались вправо, вытягивая немцев за собой, чтобы Буторин и Коган атаковали их с фланга или даже с тыла. Это для врага будет шоком. Сейчас они с Сосновским убили и ранили шесть или семь человек. В лагере оказалось около двадцати немцев, и пока фашисты были опасны, они могли запросто и в таком количестве перебить всю группу.

Снова высунувшись, Шелестов открыл огонь. Но теперь он не видел целей. Десантники попрятались, умело применяясь к местности. И они явно пытались обойти их с Сосновским с флангов. В воздухе что-то мелькнуло, и Максим сразу понял, что это граната. Он прыгнул за камни вправо, упал на живот, сильно ударившись коленом, и тут же перекатился дальше за камни. Ударило взрывной волной, нос забило пылью и гарью. Шелестов стал отползать, когда услышал невдалеке крики немцев. Кто-то активно командовал, и фашисты были совсем рядом.

«Я даже не успею встать», – подумал Максим и выставил автомат перед собой. И тут воздух прорезали новые автоматные очереди. Два взрыва один за другим заставили замолчать автоматы. И тогда Шелестов рискнул подняться, не высовывая головы над камнями. Первое, что он увидел, это раненого десантника, который лежал в пяти метрах от него и зажимал окровавленный бок. Увидев Шелестова, он вытаращил глаза и стал что-то нащупывать рукой возле себя. Максим хладнокровно добил немца короткой очередью и бросился вправо.

Немцы отходили, Шелестов успел увидеть длинную антенну рации на спине десантника, а потом сбоку раздался протяжный свист. Обернувшись, Шелестов увидел Буторина, который показывал поднятый вверх большой палец. Значит, Иосип и Лиза ушли. Максим побежал, спускаясь вниз с камней. Справа спускался Сосновский. Когда группа отошла от места боя метров на четыреста, Шелестов еще раз спросил:

– Все чисто? Десантники за ними не пойдут?

– Да мы успели там сверху опять камней набросать, – усмехнулся Буторин. – Да и после такой стрельбы им сейчас не по пещерам лазить, а нас догонять, красавцев. Мы же половину перебили. Они теперь как псы в нас вцепятся.

– Тогда бегом, ребята! – скомандовал Шелестов.

Разведчики побежали по каменистой земле между деревьями, и каждый думал о своем. У каждого свои ассоциации с этими горами, с этим лесом. Кто-то вспоминает отдых в Крыму до войны, кто-то финскую кампанию, а кто-то просто запах хвои. И не обязательно летом. Может быть, в преддверии Нового года, может быть, даже в далеком детстве.

– Немцы! – заорал Коган и, мешком повалившись на землю, открыл огонь из автомата, почти не целясь. Он откатился с тропы, продолжая стрелять. Разведчики бросились в разные стороны, хотя врага почти никто не увидел.

– Сюда, вправо! – позвал Шелестов, забегая за скалу. Там виднелась открытая почва почти без камней, и этот участок вился, как загадочная сказочная тропа, что вела к замку гномов.

Буторин и Сосновский бросились следом, забежали за скалу и остановились, но Шелестов снова прикрикнул на них:

– Вперед, вперед! Уходите. Мы догоним.

И снова бег, и снова Коган каким-то чудом сумел добраться до камней, когда пули уже били в камни вокруг него. «Заговоренный, что ли!» – облегченно подумал Шелестов, когда Борис пробежал мимо него целый и невредимый. По всем законам физики и баллистики он не должен был уцелеть, но он уцелел. Всех предупредил, первым открыл огонь и уцелел, выбрался.

– Рация! – хрипло дыша, крикнул на бегу Буторин. – Они нам дорогу перекрывают. Уводить надо!

«Долго мы так не продержимся, – подумал Шелестов. – Рано или поздно они загонят нас в ловушку. Нужна река. И она где-то северо-западнее. Объяснять некогда, останавливаться нельзя. Только скорость и время».

– Ребята поднажали. За мной…

И они побежали следом, не спрашивая ни о чем. Пару раз группа оказывалась в пределах прямой видимости, и тогда немцы открывали огонь, что называется, «на удачу». Триста метров для «шмайсера» – это слишком много. Но пули свистели рядом, попадали в камни и деревья. А потом Шелестова как будто окунуло в горячее молоко. От радости бросило в жар. Река, вот она! Поток мощный, бурный. Да, с камнями. Но это сейчас не самое страшное. Главное, что она унесет их от немцев. И нужно преодолеть последний открытый участок.

– Прыгаем! – заорал Шелестов. – Всем прыгать! Хоть километр проплыть, прыгаем…

Они прыгнули. Без раздумья, без расчета и даже толком не видя куда. Прыгнули в последний момент, когда воздух рассекали автоматные очереди. Шелестов подбежал к высокому берегу последним. Он увидел головы Буторина и Когана. Сосновский замешкался на берегу, чуть согнувшись. То ли шнурок завязывал, то ли что-то обронил. Максим недолго думая столкнул Сосновского в воду и полетел с ним вместе.

Ледяная вода обхватила, сковала по рукам и ногам и поволокла. Шелестов вынырнул и не увидел Сосновского. Он закрутил головой, откашливаясь и отплевываясь. Вот мелькнула голова и скрылась под водой. Из последних сил Шелестов стал грести, пытался зацепиться за мокрые камни, чтобы замедлить свое движение, помочь Михаилу. Ну, еще!

Он схватил его руку, какую-то уже безвольную, накинул ее себе на шею и оттолкнулся, чтобы оказаться на поверхности. Максим хватал ртом воздух, и снова его тащило под воду, и он снова умудрялся всплыть и сделать глоток воздуха, поднять голову Михаила над водой.

– Устала? – спросил Иосип, когда Лиза обессиленно опустилась на пенек.

Маршал присел возле нее и взял ее ступню, погладил. Лиза отрицательно покачала головой. Нет, не болит, но идти сил уже нет. Все это было в ее взгляде. И тогда Броз поднял ее на руки, сдержал стон от боли в раненой руке и понес к крайнему дому. Невзрачный деревенский домишко, бедный, с покосившимся забором, плетенным из длинных жердей и хвороста. Во дворе ни скотины, ни птицы. Только бурьян и какие-то палки от развалившейся телеги.

– Бабушка, можно к вам? – спросил Броз по-румынски.

– А вы кто ж такие будете? – посмотрела подслеповато женщина, вытирая руки о грязный передник. – Дочка, что ли, твоя? А ты солдат?

– Дочка, бабушка, дочка. Она ногу подвернула и не может идти. Ей отдых нужен и глоток воды.

– Воды не жалко, а другого нет у меня для вас. Ничего нет. Все забрала у меня война. Детей забрала, жизнь забрала. Помирать мне надо, а не гостей потчевать.

Броз опустил Лизу на лавку и выпрямился, потирая рану на плече. Он посмотрел в глаза старой женщине и догадался, что ей нет еще и шестидесяти, но выглядела она как старуха, глаза были пусты и серы. Без блеска, без мысли, без желаний. Равнодушные и безжизненные глаза.

Женщина ушла в дом, оставив дверь открытой нараспашку. И вскоре вернулась с глиняной кружкой, полной воды. Она смотрела, как пила девушка, одетая в военную форму, как пил мужчина, тоже в военной шинели и фуражке.

– Все ходите, убиваете друг друга, – прошелестел ее сдавленный голос. – А зачем? Зачем вы отнимаете у матерей сыновей, у жен мужей?

– Мы защищаем свою страну, свой народ, свои семьи, бабушка, – твердо ответил Броз, возвращая кружку. – Враг пришел, и мы должны его изгнать с нашей земли.

– Это вам только так кажется, что вы за что-то бьетесь, с кем-то бьетесь. А бьетесь вы сами с собой, это ваше желание. Никто вас не заставляет. Мои сыновья тоже за что-то бились с русскими. И ни один не вернулся.

– Русские защищали свою землю, они не приходили к вам с войной, – попытался доказать свою правоту Броз. Он понял, что женщина говорит о прошлой войне, которая прошла уже давно, десятилетия назад. А эта женщина все страдает. Потому что осталась одна на всем белом свете. И она вправе ненавидеть весь свет.

– Нет у меня зла на русских, – покачала женщина головой и вытерла слезящиеся глаза уголком головного платка… – Ни на кого нет зла. Мне просто больно смотреть, как вы убиваете друг друга. Что ж ты пришел с больной девочкой? Так войди в дом. Он стоит на дороге. Я дам вам поесть.

– У вас у самой, наверное, мало еды, бабушка, – сказала Лиза, но женщина уже встала и пошла к дому.

– Люди приносят, люди помогают. Так должно быть везде, но я знаю, что так только у нас в деревне.

В доме было чисто и как-то пусто. Женщина поставила на стол крынку кислого молока, дала кусок сыра и ломоть хлеба. Она села на лавку у окна и стала просто смотреть, как путники едят.

Крылов хорошо видел из мельницы, как к дому на краю деревни вышли Броз и Лиза. Они были живы, но никого с ними из группы разведчиков не было. Приказ был ждать, и Федор решил ждать. Тем более что лучше понаблюдать пока за домом. Кто знает, вдруг по следу югослава идут немцы. Прошло несколько часов. Крылов не находил себе места. Самые страшные мысли вертелись в его голове. Неужели все погибли? Он двое суток сидел на мельнице и ждал, и вот появился только югославский маршал. Значит, что? Теперь ему дальше действовать за подполковника Шелестова? Наверное, лучше выйти и идти к дому, расспросить. Нет, приказ был ждать.

Когда солнце садилось, Крылов увидел на дороге, которая выходила из леса, человека с автоматом на шее. Тот постоял, озираясь, потом махнул рукой, и к нему подошел, прихрамывая, человек с перевязанной бинтами рукой. Рука, как белый кокон, висела у него на перевязи, и он придерживал ее рукой. Еще одного человека, поддерживая, вели двое. Тот волочил одну ногу, и его голова безвольно моталась при каждом шаге. Федор хотел вскочить, броситься вниз по шаткой лестнице, бежать навстречу разведчикам. Но приказ удерживал его на месте. Место встречи – мельница.

И только когда последний разведчик вошел в дверь заброшенной мельницы и опустился на старое ведро, Крылов вышел и доложил, еле сдерживая эмоции:

– Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено! Лошадей увел и немцев за собой. Прибыл, как и приказано, на старую мельницу. Ожидаю двое суток.

– Молодец, Федор, – улыбнулся сухими потрескавшимися губами Максим и обнял солдата. – Мы вот тоже, как видишь. Потрепало нас немного, но вроде живые и даже движемся.

– Разрешите доложить, товарищ подполковник, – срывающимся голосом продолжил солдат. – Товарищи… Маршал Броз здесь, в деревне. И девушка ваша Лиза с ним.

– Да ладно? – Коган поднял голову. – Неужели чудеса бывают в жизни?

– Бывают, Боря, если в них верить, – усмехнулся Буторин.

Немцев в деревне не было. Их никто не видел уже неделю. Раненых перевязали чистыми тряпками, накормили. А утром две телеги, запряженные старыми волами, потащились проселком через запущенное поле на восток. Броза провожали несколько женщин, Лизе совали тряпицы с хлебом и пирогами. Шелестов шел рядом с передней телегой и думал о том, куда свернуть, где переждать. Нужно оставить раненых и маршала в безопасном месте и выяснить обстановку на фронте. Понять, что тут вообще делается. Но прийти к какому-то выводу он не успел, неожиданно над полем поднялось пыльное облако, а потом послышался лязг гусениц. Старики, управлявшие волами, натянули вожжи и, приложив ладони к глазам, пытались разглядеть, что там за напасть впереди.

Шелестов уже знал, что там впереди. Он не мог спутать этот лязг гусениц ни с каким другим звуком. Это были шумные, запыленные, но такие родные «тридцатьчетверки». Колонна шла полевой дорогой к деревне, и из люка в башне головной машины на телеги смотрел танкист.

– Кто такие? – крикнул танкист из люка, глядя с подозрением на небритых, в рваной одежде, перевязанных и с немецкими автоматами на груди людей. Он спрыгнул на землю и подошел.

– Подполковник Шелестов, – представился Максим. – Командир разведгруппы Главного управления НКВД.

– Эх, куда вас занесло, – усмехнулся танкист. – А я думал, ваш брат по кабинетам сидит и в карты глядит… Командир танкового корпуса майор Филин. Что там в деревне? Мне приказано занять ее.

– Нет там никого, майор. Только женщины и дети. Давно никого нет. Мне нужна связь, майор. Срочно.

– Ну, я так понял, что и машина вам не помешает. Дам вам машину и охрану. В десятке километров отсюда найдете представителя штаба армии. Ему доложите. А мне двигаться вперед!

Самолет пробежал по мокрому от дождя бетону и остановился. Шелестов посмотрел в иллюминатор. Встречающих было человек двадцать. Он узнал Платова и Берию. Они о чем-то совещались, наклоняясь друг к другу и придерживая руками шляпы, которые готов был сорвать ветер, поднятый винтами самолета. Увидел он и военного в югославской форме.

– Ну, вот и все. Наша миссия закончена. Теперь уж вы сами, товарищи дипломаты и официальные представители.

– Что, ты мне? – переспросил Буторин, не расслышав из-за шума винтов, что сказал командир.

Шелестов только покачал головой. К самолету ехали две машины «Скорой помощи». Увидев машины, увидев, как встречающие двинулись навстречу маршалу Брозу, он только махнул своим ребятам рукой. Не спешите! Когда маршал уже садился в машину, Шелестов спустился по железной лесенке на бетон. Платов подошел, протянул руку, крепко пожал ее, а потом порывисто обнял Шелестова.

– Виноват, мы, кажется, сильно выбились из графика. Опоздали?

– Я думал, что вы вообще не выберетесь, – серьезно ответил Платов, оглянувшись на машины «Скорой помощи».

– Мы тоже в последний момент так думали, товарищ комиссар госбезопасности. Но у нас был приказ. Пришлось выбираться.

– Да, вот за это я вас и ценю, что вы всегда выбираетесь. И задание выполняете, и выбираетесь.

Платов повернулся и стал смотреть на самолет. Шелестов повернул голову и увидел, как Лиза стоит на краю люка и глубоко вдыхает воздух. Воздух Родины!