Бросок из западни
Это был не просто кусок белой тряпки. Когда-то белой. Когда Сосновский поднял ее и расправил, то сразу стало понятно, что это матросская шапочка. Такие головные уборы с отворотами вверх носили американские военные моряки. И, судя по всему, на ткани когда-то имелись следы засохшей крови. Теперь от дождей она почти вся смылась, но все же понятно, что это была кровь. И как раз около дырочки, которая очень похожа на пулевое отверстие.
– Ну, – спросил Сосновский Максима, – теперь остров не выглядит таким уж необитаемым? Здесь ступала нога человека. И человека вооруженного. И он стрелял в другого человека.
– Да, здесь можно встретить как американцев, так и, я думаю, японцев. – Шелестов посмотрел вперед, прикрыв глаза от солнца рукой. – Пошли, и давай-ка внимательнее смотреть по сторонам. Торчать на этом острове мне по-прежнему не хочется, но и встреча с людьми как-то не кажется мне уже такой желанной.
Они прошли еще около двух километров, спустились ниже к берегу. Пока Сосновский собирал дрова для костра, Шелестов по камням отошел подальше от берега и принялся ловить рыбу с помощью снастей из аварийного набора для выживания. За час он поймал четыре приличные рыбины вполне съедобного вида. Вытащив и сняв с крючка, он бросал каждую на берег Михаилу, который их тут же потрошил, промывал в морской воде и насаживал на шесты вокруг костра.
Когда Шелестов выбрался на берег, сматывая леску, то застал Михаила сидевшим возле костра. Сосновский с интересом рассматривал какую-то бумажку.
– Что это? – Шелестов присел рядом.
– Иероглифы, – протянул обрывок плотной бумаги Сосновский. – Мне кажется, это кусок упаковки. От чего, не знаю. Может, от продуктового пакета, а может, от медицинского. А вот эта часть оборванного рисунка – японский флаг. Точнее, часть от него. Похоже?
– Похоже, – повертев бумажку, согласился Шелестов. – И эта упаковка валяется тут не год и не два. Если она и видела дождь, то, может, всего один. И на солнце не поблекла еще, и от дождей не размокла, не потемнела. Тихо!
Шелестов вскочил на ноги, и Сосновский поспешно тоже встал рядом, прислушиваясь. Рокот мотора доносился откуда-то издалека. Но звук исходил не с острова. Совершенно точно, что со стороны моря. Через несколько минут можно было разглядеть удаляющийся катер или небольшое судно. Оно появилось далеко из-за мыса и исчезло в юго-западном направлении. Различить очертания, даже определить размеры судна было трудно. Но совершенно точно оно ушло с этого острова. Значит, там, на юго-западе острова что-то есть. Возможно, что и люди. И, скорее всего, враги.
– Дурацкая ситуация, – проворчал Шелестов. – Встреть мы сейчас врага или местного жителя, а пользы от этого никакой. Не допросишь, сведений не получишь. Японцы, полинезийцы! Хоть бы завалящего немца найти, американца, на худой конец. По-английски я несколько слов знаю.
– Значит, только прятаться и наблюдать, – согласился Сосновский.
Лейтенант Алан Хейли был невысоким, можно даже сказать, что щуплым молодым человеком. Буторин смотрел на американца, которого им навязал полковник Тернер, и думал, а чего ждать от этого парня. По-русски говорит вполне прилично. Но это только потому, что он вырос в Нью-Йорке на Шипсхед-Бей, где живет много русских, и с детства Алан нахватался русских слов настолько, что мог общаться с русскими сверстниками. Знания русского языка пришлось укрепить, когда Хейли отправили работать на Аляску, где он по линии разведки контролировал поставки в Советский Союз по линии ленд-лиза.
Что-то в этом парне было не так, но Буторин никак не мог понять, на чем базируется его личное недоверие к американцу. С одной стороны, тот очень энергичен и подвижен, словоохотлив. Нормальный компанейский парень, как бы его назвал Буторин. Но иногда он замечал, что Хейли подолгу сидит или стоит у борта, глядя на океан. И тогда он кажется флегматичным, ушедшим мыслями глубоко в себя. Причин такого странного изменения в поведении может быть много. Идет война, вполне возможно, что Алан потерял кого-то из близких. Коган несколько раз пытался разговорить американца, вызвать на откровенность, но тот вежливо улыбался и уходил от разговоров о личном. Буторин предположил, что американский лейтенант просто играет свою роль улыбчивого и приветливого парня на русском корабле. Такое поведение оправданно: войти в доверие к экипажу, к советским разведчикам, дать понять, что я свой и лоялен к русским, что на меня можно вполне положиться.
– Скажи, Борис, – спросил Буторин, когда судно стало выходить из порта. – Что ты думаешь о Хейли? Можно на него будет положиться в трудную минуту?
– Интересный вопрос, – усмехнулся Коган. – Я его полчаса назад задавал нашему капитану. Груздев старый моряк, он людей вычисляет с одного взгляда, как говорится, по походке. Так вот он сказал, что американец, если придется, будет сражаться с врагом с нами бок о бок.
– Почему Груздев так уверен? Он не объяснил?
– Объяснил, – кивнул Коган. – Схитрил капитан, успел начальнику порта рассказать о своих сомнениях. Груздев с этим Майклом Уилкером сталкивался много раз. Тот тоже плавал на гражданских судах. Они вроде как приятели, члены одного морского братства. Уилкер сказал, что у Алана отец погиб во время нападения японцев на Пёрл-Харбор.
– Кое-что это объясняет, но не все, – помолчав, ответил Буторин. – Ладно, посмотрим, но давай-ка с ним поосторожнее. Не получается у меня слепо доверять Хейли, хоть он и представитель союзников.
«Профессор Молчанов» благополучно покинул Гонолулу и взял курс на юг. Буторин и Коган поднялись в каюту капитана, чтобы обсудить план поиска острова и маршрут судна. Научные сотрудники продолжали свои наблюдения за течениями Тихого океана и воздушными массами. Обычное мирное судно. Это было хорошо, что обычное и мирное. Хорошее прикрытие, но в то же время абсолютное безоружное судно, и случись нападение, защитить экипаж и ученых будет нечем. Значит, рисковать и строить маршрут так, чтобы избежать встречи с японцами.
Неожиданно в дверь постучали, и вошел Хейли. Американец, как обычно, улыбался открытой располагающей улыбкой, но глаза его сейчас были серьезными. И из-за этого контраста выражение лица американского лейтенанта казалось неестественным, маскообразным.
– Слушаю вас, Хейли! – Груздев поднял голову, оторвавшись от карты, и посмотрел на американца.
– Я бы хотел быть вам полезен, капитан, – сказал американец, подходя к столу. В руке он держал картонную папку. – Всем вам. Я не знаю, кто у вас на судне руководит этой операцией, но я могу помочь.
– Каким образом, Хейли? – стараясь скрывать неприязнь, спросил Буторин. – Мы взяли вас на борт по настоянию военной администрации порта…
– Да, я знаю, – улыбнулся американец. – Это было похоже даже на шантаж. Вам сказали, что не выпустят вас в море, если вы не возьмете на борт меня. Не судите строго мое командование. Мое руководство старалось выполнить свою работу, но цели у нас с вами одинаковые, поверьте. И я должен найти этот проклятый остров, чтобы спасти удерживаемых на нем американцев, а вы хотите спасти своих соотечественников. Я уверен, что на вашем судне это сделать легче. Любой американский военный корабль сразу станет целью японцев, а у вас с ними нет войны. У вашего судна есть неплохой шанс. Вы же добровольно не взяли бы меня на борт?
– Взяли бы, – огорошил прямым ответом Коган. – Только нам никто не делал такого предложения, нам ставили ультиматумы.
– Я уже принес свои извинения от имени командования, а теперь позвольте мне рассказать о своих соображениях.
Буторин посмотрел на Когана, на капитана. В глазах он прочитал молчаливое согласие. Почему не послушать? Может, и правда что-то дельное предложит американец. А если нет, то пусть себе идет. Лишь бы не мешал! Подозвав Хейли к карте, Виктор предложил американцу рассказать о его идеях поиска. Тот взял карандаш и обвел на карте овал размером в несколько сотен морских миль. И начал говорить, путаясь в русских словах, тогда ему на помощь приходил Груздев, поправляя или задавая наводящие вопросы по-английски.
– Восточная Полинезия, – говорил Хейли. – Японцы хорошо и основательно здесь обосновались. В этой центральной и северной области много крупных обитаемых островов. Вряд ли японцы устроят свои секретные лаборатории в таком месте. И ближе к Австралии, в южной части архипелага, тоже. Австралийцы наши союзники, с их территории самолетам легче добраться до южных островов Полинезии, если будет такая необходимость. И суда с десантом дойдут быстро. Нет, тут им опасно делать секретные дела. Мы решили, что вот в этой области, что я вам показал, следует искать и лабораторию, и наших пленников. Командование согласилось с доводами разведки, и в течение нескольких дней высотный истребитель ходил над этим районом с установленной на нем фотоаппаратурой. Как только появлялись японские истребители, самолет тут же уходил «домой».
– Что-то интересное он успел снять? – нетерпеливо спросил Буторин.
– В принципе, снимки подтвердили наши предположения. В этой области нет очень крупных островов. Если на каком-то острове население и есть, то это, в лучшем случае, небольшая рыбацкая деревушка. Есть и открытые участки с обнаженной скальной породой, но больше всего площадей, покрытых тропической растительностью. В отличие от других частей архипелага, здесь часто курсируют небольшие суда: торпедные катера, буксиры, транспортные моторные суда небольшого водоизмещения. Мы за эти несколько дней ни разу не зафиксировали в этих водах большого военного судна. Такое ощущение, что это запретная зона.
Хейли участвовал во всех обсуждениях и показал себя толковым разведчиком и стратегом. Да и в своих суждениях, которые слышали от него на судне, он был на стороне Советского Союза, других стран, которые активно боролись с немецким нацизмом, с милитаристской Японией. Первый остров показался вдали, и капитан остановил судно. «Профессор Молчанов» стоял на месте, подрабатывая винтами, чтобы его не сносило течением. Вместе с Хейли оперативники и Груздев рассматривали увеличенный снимок острова. Подходить к нему близко было опасно, а преодолевать несколько миль открытого океана на моторной шлюпке невозможно. Скорее всего, снесет в сторону, может не хватить топлива на возвращение. Необходимо было подойти к берегу хотя бы на пару кабельтовых. В случае опасности можно попробовать в таком случае уйти в океан, не теряя времени на подъем на борт людей из шлюпки.
– Смотрите на фото. – Буторин обвел карандашом ту часть острова, которая была обращена к судну. – Видите, здесь рельеф гористый, больше отвесных скал, которые почти всюду выходят к берегу. С противоположной стороны рельеф к морю понижается, есть равнинные участки, возможно, есть и рыбацкая деревня. Да и вообще, если высаживаться или что-то строить, то именно с той стороны.
– Но если мы обойдем остров… – начал было Груздев, но Буторин его остановил:
– Вот этого делать мы как раз не будем. Сейчас гористая часть острова закрывает нас от возможных наблюдателей с противоположного берега. Подойдем на пару кабельтовых, а потом на моторной шлюпке попытаемся высадиться на берег. Поднимемся на скалы, осмотреться сверху. Как вы думаете, Алан?
– Согласен, – кивнул Хейли. – Это фактически один из крайних островов, все движение малых японских судов проходит западнее, между островами. Так что сейчас у нас все шансы остаться незамеченными.
– Ну, что же, Яков Сергеевич! – Буторин посмотрел на Груздева. – Держите курс на остров. Прикажите готовить моторную шлюпку, а мы пошли собираться.
– Вдвоем? – удивился капитан.
– Я с вами, – неожиданно подал голос Хейли. – Опытных людей на корабле практически нет, а у меня есть боевой опыт и кое-какая подготовка.
Буторин и Коган решили, что необходимо взять с собой из оружия по карабину и по пистолету для ближнего боя. С кем или с чем придется столкнуться на острове, никто не знал. Пока они в оружейной комнате выбирали себе карабины, снаряжали обоймы, моряки на палубе под руководством лейтенанта Парамонова готовили моторную шлюпку. Дополнительно положили 20-литровую канистру с бензином, продуктовый ящик, канистру с питьевой водой. На палубе оперативников догнал начальник научной группы Карпенко:
– Товарищи, товарищи! Одну минуту!
– Что случилось? – остановившись, Буторин повернулся к ученому.
– Товарищи, вас мало, а задача стоит серьезная, – начал торопливо говорить Карпенко. – Мы не военное судно.
– Что вы хотите, Павел Васильевич? – Буторин снисходительно улыбнулся, полагая, что ученый догнал их с Коганом только для того, чтобы выразить свои эмоции. Но он недооценил Карпенко.
– Возьмите с собой моего добровольца от ученых, – решительно предложил ученый.
– Павел Васильевич, в этом нет никакой необходимости, поверьте, – мягко начал уговаривать Буторин.
– Как нет необходимости? – вспылил ученый. – Воевать с врагом нет необходимости, Родину защищать нет необходимости? Да что вы такое говорите, товарищи?
– Ну, ну, – Коган подошел и начал утихомиривать Карпенко. – Что вы так разошлись, Павел Васильевич! Вам просто хотели объяснить, что неподготовленные люди напрасно могут погибнуть. Они могут даже помешать нам выполнить задачу, из-за них могут погибнуть другие. Тут одним энтузиазмом делу не поможешь.
– Ох, да что же я, – хлопнул себя рукой по бедру Карпенко, – я же главного не сказал. Есть у него опыт, в том-то и дело, что есть. Он ведь служил в армии! Федор в Финскую кампанию воевал. Я же про метеоролога своего не сказал. Да вон же он! Ну-ка, иди сюда!
Буторин и Коган поняли, что молодой мужчина не просто так, не из любопытства топтался на палубе возле двери в машинное отделение. Ему было лет 25–28. Высокий, стройный, с красивым чубом и тонкой талией гимнаста. На голове красовался красный платок, «а-ля карибский пират». Не хватало только повязки через один глаз и деревянной ноги. Этот парень Буторину не понравился. Слишком много артистического, тяга к приключениям. А война это не красивые приключения, это тяжелая кровавая работа не для показухи, а для победы.
– Салимов Федор, – представился высокий парень и замолчал.
– Почему не на фронте? – поинтересовался Буторин, разглядывая добровольца.
– Я после Финской демобилизовался, в институт поступил, потом научная работа. А когда война началась, я два года просился, а мне говорили, что от меня пользы больше будет на метеорологической службе. Я же младший научный сотрудник. Но в 43-м добился. Отправили в авиационное соединение. Попал под бомбежку. Комиссовали.
– Последствия? – уточнил Коган.
– Тяжелое ранение в ногу. У меня ступня не гнется. А на Финской я лыжником был.
– Помощнички! – проворчал Коган и, повернувшись, собрался уйти.
Но Буторин поймал напарника за рукав и остановил. Он снова принялся расспрашивать парня о службе, о навыках. И оказалось, что Салимов хороший стрелок и даже имеет награды за отличную стрельбу из пулемета и винтовки. А на Финской был лыжником отдельного батальона, имеет спортивные разряды и много раз ходил в тыл к врагу и в рейды на лыжах. Федор рассказал, что путем специальных тренировок выработал у себя походку, которой ступня не мешала. Конечно, не в полной мере, но большие пешие переходы для него не совсем уж в тягость.
– Я предлагаю его взять, – Буторин повернулся к Когану. – Федор останется охранять шлюпку, пока мы пойдем на берег. Возьмем с собой для прикрытия. Если придется удирать, он нас на пути отхода огнем поддержит. Лыжники, я слышал, хорошо стреляют.
– Так точно, – заулыбался Салимов. – У нас стрелковая подготовка на высоте была. А уж на войне, сами знаете, там учишься быстро.
Через полчаса шлюпка отчалила от борта судна и пошла, ныряя носом на небольшой волне, к берегу. Молчаливый Парамонов сидел на руле и правил к тому месту, которое они выбрали с Буториным как самое удобное и безопасное. Сам Буторин с Хейли устроились на носу шлюпки с винтовками наготове. За их спинами смирно сидели Салимов и Коган, держа свои винтовки стволами вверх, чтобы не создавать опасность оперативникам. Их задачей было наблюдение за морем. Не проморгать появление чужих судов.
Остров был все ближе. Уже слышно было, как легкая волна накатывала на отвесные скалы, белые буруны подсказывали, что к острову подойти можно не везде. Подводные камни были непреодолимы для шлюпки. Одним ударом волна бросит суденышко на подводные камни, и разлетится шлюпка в щепки. Буторин сделал знак Когану держать левее. Там была чистая вода и немного бо́льшие глубины возле берега. Да, и скалы в предполагаемом месте высадки были выветренные, с большими трещинами, а большие провалы могли позволить пробраться на другую сторону острова, не забираясь на вершины скал.
Ни звуков моторов, только легкий шум волны и крики чаек. Буторин и Хейли прижали приклады винтовок к плечам, внимательно осматривая берег и скалы поверх прицелов своего оружия. Никого, ни следа жилья или пребывания человека. Еще минута, и нос шлюпки ткнулся носом в мелкое крошево щебня. Буторин выскочил из шлюпки и отбежал влево, опустившись на одно колено и поводя стволом винтовки вдоль берега. Хейли сделал то же самое, отбежав вправо и тоже заняв позицию. Коган вместе с метеорологом вытащил лодку на берег на половину корпуса.
– Федор, – Буторин показал на груду больших камней, осыпавшихся когда-то со скал и образовавших надежное естественное укрытие в полсотни метров от берега, – засядешь там, будешь охранять берег и лодку. Учти, лодка – единственное наше средство вернуться назад.
Группа поспешила к скалам и уже через несколько минут все карабкались по скалам и осыпям вверх к большой расщелине. Буторин и Хейли вошли в нее первыми. Коган и Парамонов прикрывали сзади всю группу, по большей части двигаясь задом или боком и продолжая наблюдать за своим сектором. На выходе из расщелины Буторин остановил группу и, присев на одно колено, стал осматривать равнину внизу и побережье острова. Низкий берег был покрыт коралловым песком и мелким каменным щебнем. Кое-где к берегу прибыли пальмовые листья, несколько обломков древесных стволов.
– Людей не видно, – тихо проговорил Хейли, сидя рядом. – Следов высадки не вижу. Рыбаки здесь тоже не бывают.
– Да, места эти кажутся необитаемыми, – согласился Буторин и знаком подозвал Когана: – Борис, ты иди влево, вон к тем камням. Оттуда осмотри берег. А мы с Аланом по скалам пройдем до джунглей, которые выходят на берег. Такая густая растительность может прятать что-то важное. Объясни Парамонову, что он остается здесь и прикрывает наш отход с берега, если нас атакуют. Все, мы пошли.
Когда Буторин с американцем двинулись по скалам вправо, Коган объяснил задачу Парамонову и отправился к обломкам скал слева, за которыми открывалась другая низкая часть острова. Спустившись вниз и придерживаясь края скал, Борис шел по берегу, глядя то на море, то на скалы, но чаще всего себе под ноги. Море очень часто выбрасывает на берег интересные вещи. Или части разбившегося неподалеку корабля, или какие-то вещи, оброненные моряками в окрестных водах. И наконец Когану повезло. Когда он подошел ближе к прибойной полосе на берегу, чтобы подняться на скалы в более удобном месте, то сразу в куче засохших водорослей, выброшенных когда-то на берег, увидел длинную тонкую палочку. Присев на корточки и снова осмотревшись по сторонам, Коган поднял свою находку. Так и есть! Тонкая палочка с одной стороны имела металлическую насадку с небольшой воронкой, с противоположной – изящный металлический мундштук. Кисеру – японская курительная трубка.
Видимо, японцы все же бывали на этом острове. Или как минимум проходили мимо на каком-то судне. Может, и крушение потерпели. Трубка каким-то образом оказалась в воде неподалеку от острова, и прибойными волнами ее вынесло на берег. Разглядывая тонкий рисунок гравировки на металлических частях трубки, Коган подумал, что это изделие не солдатское, не простого рыбака. По всем признакам вещь дорогая. Значит, Хейли прав и искать нужно здесь, на этих островах в восточной части Полинезии.
Сунув трубку в карман, Коган забрался по камням вверх и стал осматривать берег, потом горизонт. Ветер дул в спину, и поэтому Борис не надеялся уловить какие-то звуки. Но все равно никаких судов он не заметил, хотя наблюдал довольно долго. Убедившись, что его товарищи беспрепятственно двигаются к джунглям, он снова принялся наблюдать.
А Буторин с Хейли дошли до зарослей. Джунгли казались совершенно дикими, нетронутыми. Даже звериных троп было незаметно, потому что на острове неоткуда было взяться крупным животным. Над головой пели и перелетали с дерева на дерево птицы, по траве и кустарникам ползали насекомые. Убедившись, что ближе к берегу плотность растительности меньше, Буторин с американцем двинулись туда. Войдя под прохладу тропического леса, они шли осторожно, стараясь не ломать кустов, веток деревьев. Часто приходилось перелазить через лианы, опутавшие нижнюю часть дерева. И вдруг Хейли схватил за руку Виктора, который шел впереди. Буторин мгновенно замер и посмотрел под ноги. Может, змея?
Но нет, взгляд сразу ухватился за несоответствие. Потемневшая зарубка. Это точно след от топора или какого-то рубящего инструмента вроде мексиканского мачете. Так и есть. Буторин потрогал руками повреждение. Давнее, успело потемнеть и немного зарасти. А вот дальше подсохшие плети лиан, перерубленных основательно. Тут кто-то продирался через джунгли, и шел этот человек от берега сюда. Минут через двадцать Буторин и Хейли нашли остатки костра. Видимо, прошлогоднего. Пепел и обожженная трава смыты дождями, но вот почерневшие камни, которыми обкладывали кострище, остались на месте. И обугленная непрогоревшая древесина тоже.
– А здесь бывают люди, – задумчиво произнес Хейли. – Не каждый день, не каждый сезон, но могут появиться в любой момент снова. И здесь, и на другом островке. Может быть, они патрулируют эти воды, следят, не заходили ли чужаки?
– Да, мне тоже кажется, что это не рыбаки жгли костер, – согласился Буторин. – Рыбакам незачем забираться так далеко в джунгли. А эти, скорее всего, осматривали подозрительные места. Надо подняться повыше и осмотреть эту часть острова сверху. Если лаборатория на этом острове, то должны быть видимые подтверждения присутствия людей. Хоть какой-то временный деревянный пирс для причаливания катеров, малых судов.
Коган поднялся к пролому в скале, когда Буторин и Хейли уже сидели там, давая отдых ногам после непролазной части джунглей. Поднявшись к ним наверх, Борис тоже уселся на камни и демонстративно извлек из кармана свою находку.
– Смотрите, что я нашел в высохших водорослях на берегу. Трубка. Японская, как мне кажется. Для курения опия.
Парамонов взял трубку, повертел в руках и протянул ее Буторину. Тот взял трубку и тоже стал рассматривать ее, убеждаясь, что она действительно провалялась на берегу очень давно. А до этого еще побыла и в воде. Даже запах табака выветрился.
– Значит, все-таки рыбаки здесь бывают, – пожал он плечами. – Вряд ли военные, патрулирующие этот район, будут сидеть у костра и курить опий.
– Вы не правы. – Хейли взял из рук Буторина трубку. – Это обычная трубка, и принадлежала она не обычному рыбаку. Тем более что у полинезийцев таких трубок быть не может. Очень тонкая работа, трубка для пользования богатым человеком. Полинезийцы вообще к табаку прибегают только в ритуальных целях. А эта трубка японская. Она такая маленькая не потому, что предназначена для курения опия. Просто японский табак очень мелкий. Они его называют кисеру. Из табака скатывается шарик, который забивают в трубку, и курится он минут 5–7. Простые люди курят и обычный табак. Его закатывают в… как это по-русски… в самокрутки. Вот их курят скорее рыбаки. Но здесь нечего делать японским рыбакам. Так что это японские военные моряки!
– Скажите, Парамонов, – обратился Коган к лейтенанту, – а этот остров похож на тот, с которого бежали вы? Может, очертания бухты, где вы садились в лодку, похожие?
– Я же рассказывал вам, что меня сунули в лодку в бессознательном состоянии. Я не видел берега, а джунгли, мне кажется, они везде одинаковые.
Буторин бросил взгляд на Когана. Кажется, он все-таки не верит Парамонову до конца. Считает, что тот мог сбежать, а теперь его мучает совесть, что оставил на острове Васильеву. Могло быть и такое. На войне случается, что ломаются и сильные люди, которые раньше казались бесшабашными храбрецами. Человеческая душа и психика – большая загадка. К вечеру шлюпка благополучно вернулась на борт «Профессора Молчанова».
Второй остров появился на рассвете. Буторин дремал на капитанском мостике рядом с Груздевым. Он не мог пропустить момент, когда судно выйдет на прямую видимость с островом. Солнце еще только осветило океан у горизонта, его первые лучи обагрили облака над водной гладью. И на фоне чуть посветлевшего неба обозначились темные вершины на далеком острове.
– Подходим? – спросил Буторин, протирая глаза.