Чужое полушарие

Вот тогда все и закончилось! Четыре пехотных батальона, один танковый батальон и артиллерийский дивизион прекратили сопротивление и сдались кубинскому правительству.

Москва, Кремль,

17 апреля 1961 года

– Что они себе позволяют? Возомнили себя властителями Вселенной! Если так пойдет дальше, то скоро на земном шаре не останется ни одной страны, где не пошарила бы жадная рука американского правительства! Нет! Этого мы не допустим!

В кабинете Первого секретаря ЦК КПСС по стойке «смирно» вытянулся строй разнокалиберных чинов, начиная от министра обороны и заканчивая начальником ПГУ КГБ. В большинстве случаев эмоциональные взрывы главы государства заставляли подчиненных мысленно скрипеть зубами от раздражения, но в этот раз его возмущение разделяли все. Ситуация на Кубе не могла не возмущать. Разведданные по этому государству приходили регулярно еще с 1960 года, но никто не верил в то, что американское правительство пойдет на открытую интервенцию, пусть и завуалированную под восстание кубинских эмигрантов.

Когда в 1960-м в Первое главное управление пришло донесение о том, что правительство США начало разработку плана по свержению кастровского режима, начальнику ПГУ генерал-майору Сахаровскому было дано задание присмотреться к проблеме и, при необходимости, взять под личный контроль. Что тот и сделал. За два года он неоднократно докладывал лично Первому секретарю об изменениях ситуации. Агентам нелегальной разведки заблаговременно становилось известно о каждой новой идее директора ЦРУ Аллена Даллеса.

Поддержка кубинской оппозиции, состоящая в бомбардировках экономических целей на Кубе. Саботаж на сахарных заводах. Создание на Кубе разведывательной и подрывной сети. Все это не слишком заботило Первого секретаря, так как он считал их необоснованно самонадеянными. Никита Сергеевич знал то, чего не мог знать американский президент: в глазах народа Кубы не так просто очернить того, кто дал им свободу. Это наивный Дуайт Эйзенхауэр мог полагать, что люди на Кубе спят и видят возвращение кого-то вроде Батисты и насаждение проамериканского режима. Он же, имея личный опыт подобных кастровской революций, точно знал: народ пойдет за Кастро до конца. Партизанские действия и психологическая война не помогут свергнуть правительство Фиделя Кастро, так считал Первый секретарь.

Даже когда Эйзенхауэр выделил немалую сумму на программу по свержению власти Кастро и дал «зеленый свет» на использование людей из министерства обороны США, Никита Сергеевич не взволновался. Надежный источник доложил, что при всем при этом президентом дана четкая установка: в непосредственных военных действиях американских военных не использовать. А раз нельзя использовать армию США, то и волноваться не о чем.

Поволноваться Никиту Сергеевича заставили сведения о том, что президент США сменил тактику. Он больше не надеялся на вялотекущую партизанскую войну. Теперь он жаждал высадить на берега Кубы свой десант, включая спецназ США. В октябре 1960 года он даже предпринял подобную попытку, но она не увенчалась успехом, после чего Первый секретарь снова вздохнул свободно, на какое-то время отложив проблему Кубы.

А начальник ПГУ продолжал собирать информацию. Высадка десанта с последующим «народным» восстанием. Временное правительство, которое попросит военной поддержки у «дружественно настроенной Америки». Потом смена правительства и новый аппарат нового президента на какое-то время прервали постоянный приток информации.

На то, чтобы навести мосты и подобраться ближе к кабинету Джона Кеннеди, ушло время. Вот почему сведения о последних событиях пришли с опозданием и были оценены не так, как того заслуживали. Текст меморандума заместителя директора ЦРУ, представленный им Джону Кеннеди 8 февраля 1961 года, Сахаровский получил только в конце марта.

Речи Бисселла о том, как «партизаны смогут пробиться в горы или развернуть широкомасштабную гражданскую войну, в которой американское правительство сможет открыто поддержать противников Кастро», генерал-майор воспринял как что-то несерьезное. К тому же план под кодовым названием «Тринидад» отверг сам Кеннеди, добавив при этом, что хотел бы получить «что-то менее грандиозное».

Новые варианты, предложенные ЦРУ после отбраковки «Тринидада», поступили к Сахаровскому за три дня до начала интервенции американских войск на Кубу. По этой причине и потому, что планов было три, Сахаровский не смог вовремя проинформировать Первого секретаря о том, что ситуация на Кубе изменилась не в лучшую сторону. Когда он пришел с докладом к Никите Сергеевичу, военные самолеты США, раскрашенные под машины кубинских ВВС, уже атаковали аэродромы Фиделя Кастро.

На более свежую информацию рассчитывать не приходилось. Оставалось гадать, какой из планов выбрал президент Кеннеди: уменьшенный вариант «Тринидада» без воздушного десанта и поддержки авиации, высадку на северо-восточном побережье Кубы или операцию в бухте Кочинос. Точный ответ они получили утром 17 апреля, когда с Кубы пришла информация о вторжении противника в Заливе Свиней и о том, как обстоят дела на передовой. Информация оказалась неутешительной. Из донесений разведки следовало: кубинцы застигнуты врасплох, больше тысячи противников кастровского режима высадились на побережье и в пух и прах разбили кубинский гарнизон, заставив его отступить в глубь острова. Это известие заставило Первого секретаря метать громы и молнии.

– Тысяча солдат! Тысяча! Куда они только смотрели, ваши хваленые кастровские вояки? И как этот мозгляк решился на подобное? Ведь ты же мне докладывал, что Джон Кеннеди мнется и менжуется, на него давят со всех сторон, а он не дает своего согласия на открытое вторжение!

Слова Первого секретаря были обращены к Сахаровскому. Он стоял, вытянувшись по стойке «смирно», и не знал, стоит ли отвечать или будет лучше в данный момент рот не открывать. Но Никиту Сергеевича молчание не устроило.

– Так как ты объяснишь нестыковку? – повторил он вопрос, и Сахаровский понял, что отмолчаться не получится.

– На настоящий момент на острове находятся только кубинские эмигранты из числа тех, кто проходил подготовку на американских базах. Самих американцев на острове нет.

– А американские эсминцы? – продолжал громыхать Хрущев.

– Они в нейтральных водах и, как следует из донесения, поддержку огнем не обеспечивают. Они вообще не участвуют в сражении.

– Наблюдатели, значит? Ну, я покажу этим наблюдателям, что бывает с теми, кто вторгается на территорию социалистических государств! А ты, товарищ генерал-майор, держи меня в курсе. Доклад каждые два часа. А то эти американские СМИ такое пишут, что читать противно. Сам-то читал?

– Так точно, товарищ Первый секретарь.

– А ты всем прочти, пусть послушают, – потребовал Хрущев.

Сахаровский достал из кармана выдержки из текста американских агентств.

– «Антикастровские войска вторглись на Кубу, главный город Сантьяго-де-Куба в руках нападающих. Кастровская милиция, так же как и армия и флот, объединяются с силами вторжения. Остров Пинос взят нападающими. 10 тысяч политических заключенных влились в силы вторжения. Милиция дезертирует. Конец сражения произойдет в течение ближайших часов».

– Ты давай про Кастро читай, – потребовал Первый секретарь.

– «Премьер-министр Фидель Кастро бежал. Его брат Рауль Кастро взят в плен. Генерал Ласаро Карденас обратился к мексиканским властям с просьбой предоставить Фиделю право политического убежища», – прочитал Сахаровский.

– Ну, и что из всего этого, по-твоему, правда?

– По-моему, нужно дождаться информации от агентов, – осторожно ответил Сахаровский.

– Вот и ждите. А я буду готовить послание этому зарвавшемуся выскочке! Пусть знает, что Советский Союз не позволит ему распоряжаться в чужой стране как у себя дома. Если возникнет необходимость, мы окажем всестороннюю поддержку Фиделю Кастро и кубинскому народу. Мы не допустим, чтобы кубинский народ снова угнетали!

Глава 2

Москва, Лубянка,

здание органов госбезопасности,

7 июля 1962 года

Подполковник госбезопасности Павел Андреевич Семенов поднимался по знакомой лестнице на шестой этаж. Спешить ему было некуда. Встреча с начальством назначена на семнадцать часов, а стрелки едва-едва дошли до двенадцати. «Сколько я здесь не был? Несколько месяцев, а кажется, что целая вечность прошла. Как-то отреагирует Шабаров? Наверняка не ожидает, хотя… на то она и разведка».

В здании на Лубянке Семенов не появлялся с весны 1961 года. В тот год он ждал повышения, а вместе с ним и перевода в смежную структуру. Семенов еще помнил, как нервничал, как сильно ему хотелось получить это место и как он был уверен, что его «прокатят». Спустя год прежние переживания казались смешными.

– Ого! Глазам своим не верю! Семенов, ты?

Подполковник оглянулся, за спиной стоял Шабаров собственной персоной.

– Здравия желаю, Алексей Петрович, а я как раз к вам собирался.

– Поболтать или по делу?

– В гости, – Семенов широко улыбнулся. – Простились мы с вами как-то неправильно. На ходу, в спешке. По большому счету, расстались, не прощаясь. Вот, хотел исправить положение.

– Эк когда спохватился, – Шабаров покачал головой, – еще бы следующего века дождался.

– Не получилось, Алексей Петрович, меня же сразу на новое задание перебросили. Я и недели дома не побыл после возвращения.

– Это да, при нашей службе сам себе не хозяин. Чем выше поднимаешься, тем меньше возможностей своим временем распоряжаться. Теперь и тебе это состояние знакомо.

– Так что, Алексей Петрович, можно к вам? – Семенов похлопал сумку, висевшую на правом боку. Посуда внутри тихо звякнула.

– Со спиртным в здание КГБ? – у Шабарова брови вверх поползли. – Ну ты даешь, Паша. Много я от тебя видел, но чтобы такое!

– Никак нет, товарищ генерал-майор, – Семенов заулыбался еще шире. – Минеральной воды прихватил и бальзамчик в качестве гостинца.

– Ладно, деятель, пошли в гости проситься.

Шабаров прошел вперед и начал подниматься по лестнице. Пока шли до нужного этажа, Шабаров только успевал здороваться. Семенова это удивило: обычно в полдень генерал-майор уже все здание обойдет, и с подчиненными поздоровается, и начальству руку пожмет. Правда, судя по оживлению, коллеги Шабарову были весьма рады!

Семенов шел за Шабаровым и размышлял: «Хороший он мужик. И запанибрата никогда ни с кем не держится, и нос не задирает. Кто я ему? Бывший подчиненный? К тому же не самый покладистый. Сколько раз ему приходилось от начальства за мои выкрутасы нагоняй получать. И ведь терпел, ни разу на откуп высоким чинам не отдал. Сам все вопросы разруливал».