Кипящая переправа
– Боятся нас, сволочи, принимают меры, – заключил Шубин.
Он заметил, что в одном месте склон холма пересекала лощина; она тянулась от леса до самых немецких позиций. Умелый человек, двигаясь по-пластунски, в этом месте мог подобраться к самым позициям врага.
– Воробьев, кто у тебя самый ловкий? – спросил Шубин.
– Наверное, Петька Коржаков, – ответил сержант. – Да еще, пожалуй, Серега Бесчастный. А вообще-то мы все ловкие…
– Коржаков, Бесчастный, пойдете со мной, – скомандовал Шубин. – Автоматы здесь оставьте, вещмешки тоже.
– Что, подберемся ближе и будем ждать, когда немец до ветру выйдет? – спросил Бесчастный.
– Прекратить разговорчики. Нет, ждать не будем, времени нет. Мы по-другому поступим. Одним ударом лишить врага сознания сможете? Вот и отлично.
И трое разведчиков, прижимаясь к земле, поползли к вражеским позициям. Вот уже и траншея близко. Шубин первым подобрался к краю траншеи и заглянул внутрь. Рядом никого не было. Правее виднелся вход в блиндаж, оттуда доносились голоса нескольких человек. Левее траншея изгибалась, и дальше ничего видно не было.
Шубин перевалился через край траншеи и спрыгнул на ее дно. Вслед за ним то же самое проделали двое бойцов. Капитан указал Коржакову – иди, мол, влево, до угла, стереги. А сам вместе с Бесчастным направился к входу в блиндаж. Заглянув внутрь, увидел стол, освещенный лампой. За столом сидели четверо, они играли в карты. Причем так сильно были увлечены своим занятием, что никто не заметил заглянувшего в блиндаж русского разведчика. На плечах у игроков были видны погоны – фашисты были офицерами.
Шубин повернулся к Бесчастному. Показал три пальца, сделал резкое движение, словно хотел отрезать все три. Потом показал еще один палец и другой рукой покрутил вокруг него, словно хотел оторвать. Боец взглянул на эту пантомиму и кивнул: понял. Троих ликвидируем, четвертого берем. Разведчики достали ножи и по сигналу Шубина ворвались в блиндаж.
Немца, сидевшего ближе всех, спиной к входу, Шубин убил ударом в шею. И сразу переместился влево. Там сидел рослый белобрысый немец. Увидев ворвавшихся разведчиков, он потянулся рукой к поясу, где висела кобура. Но Шубин не дал ему дотянуться – ударил его ножом в грудь и потом еще в шею. А Бесчастный тем временем расправился с третьим игроком в карты.
Четвертый немец, последний, еще оставшийся в живых, успел выхватить свой «вальтер». Но Бесчастный резко ударил его по руке, и пистолет полетел на пол. А Шубин, подскочив с другой стороны, стукнул немца в висок, и тот сразу обмяк, повалился без чувств на пол.
Этот четвертый сидел за столом без кителя – китель валялся сзади его на лавке. Шубин запустил руку в карман, вытащил офицерскую книжку, сунул себе в карман брюк. Затем они быстро связали пленного, засунули ему кляп в рот и потащили к выходу.
Прежде чем выйти, Шубин выглянул. Все было спокойно, справа виднелась фигура Коржакова, стоявшего на страже.
– Петр! – негромко позвал его Шубин.
Боец тут же подбежал и протянул капитану немецкую солдатскую книжку.
– Часовой подошел, пришлось его прибрать, – пояснил Петр. – Он там, за углом лежит.
– Ладно, помоги этого выгрузить, – сказал Шубин.
Общими усилиями они перевалили пленного через бруствер траншеи, потом выбрались сами и поползли назад к лесу. Пока что все шло хорошо – просто идеально. А Шубин знал, что идеальных условий для разведки не бывает. Что-то должно было случиться…
– Хальт! – донесся крик сзади. – Цурюк!
Разведчики, не дожидаясь продолжения речи фашиста, вскочили и помчались к лесу, неся пленного на руках. Больше не имело смысла ползти и прятаться. Грянули выстрелы – сначала несколько, а затем не меньше полусотни автоматных и винтовочных выстрелов, а затем заработал пулемет. В общем, здесь повторялось то же самое, что уже случилось с ними два часа назад возле танковой части, где был ранен Евгений Пастухов.
И вновь, как и в первый раз, немецкий огонь был такой плотный, что не дал разведчикам добежать до леса. Они бросились на землю и развернулись лицом к врагу. Немцы уже выбрались из окопов и теперь забегали слева и справа, старались окружить разведчиков. Шубин и его товарищи открыли огонь и заставили врагов, в свою очередь, залечь. В схватке наступило короткое затишье. Воспользовавшись им, Шубин отдал приказ ползком двигаться к лесу. Разведчики продвинулись метров на десять, и до спасительной лесной чащи осталось примерно столько же, когда по немецкой цепи прозвучала команда, враги вскочили и бросились в атаку.
– Огонь! – закричал Шубин. – Огонь!
Он нашарил в подсумке еще одну гранату и бросил ее в наступающих врагов. То же самое сделал и Воробьев. И тут же, словно немцы этого и ждали, с их стороны в разведчиков тоже полетели гранаты. Две немецкие гранаты с длинными ручками упали – одна возле Шубина, другая возле Петра Коржакова. Шубин, не думая ни секунды, схватил немецкий «подарок» и кинул его обратно. Он знал, что у немецких гранат запал устроен иначе, чем у наших «лимонок»: немецкая граната взрывается не сразу, а через четыре-пять секунд. Поэтому у наших бойцов, кто порасторопнее, всегда была возможность отбросить смертельную «посылку».
Шубин отбросил прилетевшую к нему гранату, и она взорвалась уже у немцев. А вот Коржаков промедлил, не решаясь сделать то же самое, и, когда он наконец схватил немецкую гранату, случилось страшное: граната взорвалась прямо в руке у бойца. У Коржакова оторвало кисть руки, осколками изрешетило грудь. Кроме того, Шубин услышал, как по сторонам от него послышались крики – это значило, что осколки гранаты попали еще в кого-то. Но некогда было осматриваться, подсчитывать потери – надо было прорываться.
– Вперед! – скомандовал Шубин и первым вскочил и бросился к лесу. За ним бежал Воробьев, он тащил с собой пленного, затем следовали Пастухов и Погорелов, а последним спешил Сергей Бесчастный, который нес на себе окровавленного Петра Коржакова.
То ли немцы растерялись от такой дерзости русских, то ли прицелы у них сбились, но было ясно одно: вся группа добралась до леса без новых потерь. Не сбавляя темпа, Шубин спешил углубиться в лесную чащу, чтобы защититься от новых выстрелов и сбить врагов со следа. Они спустились в лощину, поднялись на противоположный склон, свернули налево, спустились в еще один овраг – и, наконец, остановились. Сзади не было слышно выстрелов, их никто не преследовал. Теперь можно было посмотреть, что с кем случилось.
В первую очередь Шубин подошел к Коржакову. Но тут все было ясно с первого взгляда: немецкая граната сделала свое дело. Боец был мертв. Кроме того, пленный, захваченный такой дорогой ценой, громко стонал и, кажется, хотел что-то сказать.
Шубин подошел к немцу и понял, в чем дело: из правой ноги пленного обильно текла кровь. В него попал один из осколков гранаты.
– Еще кто-то ранен? – спросил капитан.
– Ну, меня задело, товарищ капитан, – признался Костя Погорелов. – Вон в плечо…
Действительно, у разведчика вся левая рука была в крови.
– Воробьев, Пастухов, давайте ваши санпакеты, – скомандовал Шубин. – Ты перевяжи Костю, а ты немца. Только быстро, нам нельзя здесь задерживаться!
Да, ведь они отошли от немецких позиций метров на триста, не больше; лес все еще простреливался, и вполне еще кто-то мог получить пулю.
Раненых быстро перевязали. Пленного повели, поддерживая с обеих сторон, так что ему почти не приходилось наступать на раненую ногу. Так стали двигаться быстрее. Сначала шли на восток, потом Шубин решил забирать больше к северу. Ему было ясно, что уже пора возвращаться, что до окрестностей Сычевки он сегодня не доберется.
Когда немецкая часть, где был захвачен пленный, осталась далеко позади, Шубин велел остановиться. Он достал книжку пленного и из нее узнал, что перед ним лейтенант Пауль Толлер. Тогда он вынул изо рта пленного кляп и сказал:
– Пауль, слушай меня внимательно. Мне нужна информация о вашей части. Получу необходимую информацию – будешь жить. Доставим тебя на тот берег. Понял?
Немец был бледен – он потерял много крови. Но нашел в себе силы усмехнуться, покачал головой:
– Ты врешь, русский. Думаешь, я не понимаю, что меня ждет? Если бы не ранение, может, вы бы меня и доставили к себе. Но сейчас – нет, не доставите. Однако я отвечу на твои вопросы. И знаешь почему? Потому что я совсем не хотел идти воевать. Проклятые наци меня заставили. А идти в концлагерь мне не хотелось. Как обидно сложилась жизнь. Я был бы не прочь попасть в плен, совсем не прочь. Но теперь… Ладно, спрашивай. Что тебя интересует?
– Как называется ваша часть?
– Сорок второй дивизион тяжелых самоходных орудий.
– Значит, у вас не танки, а САУ?
– Да, наши «малыши» – пушки «Фердинанд». В дивизионе всего 12 установок. И еще 12 минометов, а также нам придан пехотный батальон.
– Какая задача перед вами поставлена?
– Мы должны стоять скрытно до подхода ваших частей. А потом внезапно вступить в бой с задачей уничтожить как можно больше ваших танков.
– Кто ваши соседи справа и слева?
– Справа стоят танкисты, слева – пехотинцы и минометчики. Мы все – войска второго эшелона. Должны поддержать оборону, если будет прорвана первая оборонительная линия.
– А сзади вас, ближе к Сычевке, есть еще линии обороны?
– Да, есть еще две линии. Первую занимают пехотинцы. У них все густо заминировано. Нас специально предупреждали, чтобы никто из нас не вздумал гулять по лесу – можно подорваться.
– А что во второй линии?
– Во второй линии стоят танки и такие же самоходки, как у нас. Там тоже все плотно заминировано.
– Боеприпасов у пехоты и танкистов хватает?
– Хватает. Так что ваши танки ждет горячая встреча. Слушай, русский, у меня одна просьба. Не оставляйте меня здесь, на земле, чтобы меня жрали волки. Можете вы меня хотя бы немного закопать?
– Да, конечно, мы выроем могилу, – пообещал Шубин. – Тем более у нас тоже есть погибший, и о нем надо позаботиться.
И он достал пистолет. Одинокий пистолетный выстрел нарушил лесную тишину.
– Мы что, правда ему и Пете могилу будем рыть? – спросил Воробьев.
– Нет, конечно, – отвечал Шубин. – У нас и лопат нет. Давайте отыщем какую-нибудь яму поглубже, положим их туда и закидаем ветками, бревнами…
Спустя несколько минут Петр Коржаков и Пауль Толлер лежали рядом под слоем сучьев.
Группа шла на север до темноты. За это время разведчики дважды натыкались на немецкие части – ими был нашпигован весь лес вблизи Держи. Когда стемнело, Шубин стал чаще останавливаться и сверяться с картой. Они приближались к месту, где позапрошлой ночью переправились на западный берег реки. И капитан хотел точно выйти именно в это место, которое так удачно нашел сержант Воробьев.
Шли еще два часа, затем Шубин резко свернул на восток, к реке. Вскоре запахло сыростью, впереди появилось широкое пространство речной заводи.
– Вроде бы то самое место, – тихо сказал Шубин, обращаясь к Воробьеву. – Ты как считаешь?
Сержант прошелся вдоль берега, взглянул направо, налево. Потом вернулся назад и ответил:
– Да, товарищ капитан, то самое.
– Тогда пошли, – скомандовал Шубин.
На этот раз у них не было лодки, в которую можно было сложить оружие и вещмешки. Пришлось нести их с собой, стараясь держать оружие над головой. Но, с другой стороны, на берегу не было немецких разведчиков, стороживших реку: по расчетам капитана Книппера, разведчики должны были переправляться через Держу еще вчера. И всю прошлую ночь немцы, как проклятые, сторожили берег. И, как оказалось, напрасно…
Шубин отметил, что уровень реки стал выше: вода доходила разведчикам до подбородка, а в одном месте им пришлось даже плыть. «Не зря дожди два дня льют, – подумал он. – Уровень реки может еще подняться. Как тогда частям переправляться?»
К полуночи группа была уже на своей стороне. А еще через четверть часа, наскоро переодевшись в сухую одежду, Шубин отправился в штаб дивизии, чтобы доложить о результатах разведки.
Глава 4
Подходя к дому, в котором размещался штаб, и видя темные окна, Шубин решил, что командир дивизии полковник Городовиков скорее всего спит и ему придется отложить свой доклад до утра. Но когда он поднялся на крыльцо и увидел часового, тот, ничего не спрашивая, открыл перед ним дверь и сказал:
– Вас ждут.
Войдя в комнату, Шубин остановился в удивлении. В помещении было не меньше десятка человек. Кроме самого Городовикова и его начальника штаба полковника Белецкого, здесь находились также командиры всех полков, входивших в дивизию, а главное – во главе стола сидел знаменитый «красный латыш», командир 20-й армии генерал Макс Рейтер.
Когда Шубин вошел, все взгляды обратились к нему.
– Ага, вот и мой начальник разведки, – сказал Городовиков. – Прибыл точно в срок, как обещал. Ну что, Шубин, тебе есть что нам рассказать?
– Есть, товарищ полковник, – ответил Шубин. – Можно мне достать свою карту?.. Значит, начнем с Погорелого Городища…
Результаты рейда своей группы Шубин докладывал больше часа. Сначала он рассказал о Погорелом Городище, о его оборонительных сооружениях. Затем перешел к танковым и артиллерийским частям, расположенным в глубине немецкой обороны, к югу от Городища, в сторону Сычевки. Подробно доложил о третьей и четвертой линиях немецкой обороны, о которых ему рассказал лейтенант Толлер. Рассказал Шубин и о бродах через Держу, и о том, что после дождей уровень воды в реке быстро поднимается.
– Ну, вот теперь вроде все, – сказал Шубин под конец доклада. – Остались кое-какие мелочи…
И тут заговорил генерал Рейтер.
– Как же тебе, капитан, удалось так подробно изучить оборону этого узла? – спросил он, ткнув пальцем в Погорелое Городище. – Ты так рассказываешь, словно немцы тебе там экскурсию устроили…
– В определенном смысле так и было, товарищ генерал, – ответил Шубин.
И он рассказал о том, как он в форме немецкого офицера приехал в Городище, как познакомился с генералом Сольцем, а затем с начальником корпусной разведки немцев Гансом Книппером и как герр Книппер провел его по всему Погорелому Городищу, объясняя, как устроена немецкая оборона. По мере его рассказа в штабе стал возникать смех. Сначала рассмеялся кто-то один из присутствующих, потом второй, третий, а под конец в помещении штаба стоял дружный хохот.
– Значит, этот немец сам тебе все объяснил? – сквозь смех выговорил полковник Городовиков. – А обедом случайно не предлагал накормить? А схему своей обороны не начертил?
– Пообедать и правда предлагал, а вот схему мне потом самому пришлось составлять, – признался Шубин. – Вот она, на этом листке. Он, правда, сильно мятый, но понять схему можно.
– Это ничего, что мятый, – сказал генерал Рейтер. – С помощью твоей схемы мы сможем вскрыть эту глубоко эшелонированную оборону. Ну а что тебе удалось выяснить на другом направлении – на Карманово, Сычевку?
Шубин принялся излагать новую порцию разведданных. Прошло не меньше часа, прежде чем он рассказал все, что знал. Когда он закончил рассказ, генерал Рейтер удовлетворенно кивнул. Повернувшись к Городовикову, сказал:
– Что ж, полковник, с такими данными грех нам будет не добиться успеха. Начинай подготовку, Басан Бадьминович. Четвертого числа идем в наступление.
– Как это – четвертого? – не сдержал удивления Шубин. – Мне говорили, ко второму успеть, я и спешил ко второму… Думал, наступление начнется уже сегодня, несколько часов до него осталось…
– Командующий решил перенести наступление на четвертое, – пояснил капитану начальник штаба полковник Белецкий. – Из-за дождей. Метеорологи обещают, что к четвертому дожди прекратятся и танки смогут двигаться. Кстати, для твоих разведчиков эта передышка весьма кстати. Пару дней сможете отдохнуть. А четвертого вместе со всей армией пойдете в наступление. Возле Городища прямо на местности будешь показывать, что и как. И будешь осуществлять оперативное сопровождение наступающих частей.
– Задачу понял, товарищ полковник! – ответил Шубин. – Да, но я не рассказал еще одну важную вещь. Этот самый Книппер мне сообщил, что если немцам удастся легко отразить наше наступление, то 46-й танковый корпус и некоторые другие части перебросят на юг, чтобы усилить немецкие войска, наступающие на Сталинград.
Генерал Рейтер, полковник Городовиков и другие старшие офицеры переглянулись. Все они сразу оценили важность сведений, которые сообщил Шубин.
– Хорошо, что рассказал, капитан, хоть и под занавес, – сказал Рейтер. – Эти сведения я немедленно передам наверх, командующему фронтом. Ну а теперь иди, готовься к наступлению.
Следующие два дня бойцы 20-й армии с тревогой прислушивались к известиям, которые долетали от соседей с Калининского фронта. Известия были, честно сказать, не слишком радостные. Войска 30-й и 29-й армий не смогли добиться большого успеха. Они несли огромные потери, но даже ценой этих потерь не смогли продвинуться дальше, чем на глубину 4 километров.
Шубин с особым вниманием следил за новостями от соседей. Ведь в составе войск 30-й армии воевала Настя Томилина. И воевала она не как медсестра, а как снайпер. А значит, подвергалась большой опасности. Как она там? Жива ли, не ранена? Последнее письмо от Насти Шубин получил 25 июля, перед самым рейдом в тыл врага. С тех пор прошла неделя, и нового письма до сих пор не было. А ведь обычно Настя писала каждые три-пять дней. Нет, конечно, Шубин понимал, что в разгар наступления, когда вокруг непрерывно кипит бой, не до писем. А с другой стороны, он по себе знал, что как раз в такие моменты, перед лицом смерти, особо хочется получить хоть строчку от любимого человека, обменяться с ним новостями. Сам он после возвращения из рейда уже написал Насте. И он готов был писать еще и еще, не соревнуясь, кто напишет больше, кто меньше. Но как хотелось получить от нее весточку!
Все эти два дня в начале августа в полосе будущего наступления происходило непрерывное движение войск. Прибывали все новые части, они размещались во временных траншеях, иногда прямо на земле. Шубин и сержант Воробьев постоянно общались с командирами прибывших частей, которым предстояло форсировать Держу, показывали удобные места для перехода на другой берег.
От командования поступило новое указание: пехоте переходить реку по деревянным мостикам или вброд, технику переправлять по понтонным мостам. И вблизи реки развернулись грандиозные саперные работы. Стучали молотки, звенели пилы, окрестные рощи редели, превращаясь в средства переправы.
Немцы, естественно, видели и слышали все эти приготовления. Они понимали, что русские готовятся перейти в наступление. Но в отличие от участка Калининского фронта, где Гансу Книпперу и его людям удалось точно узнать время начала наступления русских, здесь у немцев такой информации не было. И это внушало панику.
…4 июля в 6 часов 15 минут утра началась массированная артподготовка. Метеорологи не обманули: дождь стал значительно слабее, а потом и вовсе прекратился. Так что в действие смогла вступить не только артиллерия, но и авиация. Советские «Илы» и «Яки» совершали один налет за другим на немецкие позиции в Погорелом Городище. Причем бомбили они не по площадям, а прицельно били по каждому дому, по каждому дзоту.
Изучив данные Шубина, генерал Рейтер принял решение нанести удар не в лоб по немецким позициям, двигаясь к ним с восточного направления, а ударить южнее поселка, чтобы зайти немцам в тыл. И этот план полностью удался! Войска 251-й дивизии полковника Городовикова прорвали фронт 161-й немецкой дивизии, обошли Городище и вышли почти к окрестностям Зубцова. Немцы не готовились оборонять поселок с запада, и наши части ворвались в Городище, преодолев слабую в этом месте оборону противника. Пока немцы лихорадочно переставляли свои войска, советские части продолжали развивать успех. Шубин все время находился среди атакующих частей, показывал, где у немцев позиции укреплены сильнее, а где есть слабина.
В результате наступления наши войска в течение первого дня заняли Городище и захватили в плен два немецких батальона. Генерал Сольц со своим штабом едва успел бежать во Ржев. В первый же день наступления части 20-й армии продвинулись на 30 километров, выйдя к рекам Вазуза и Гжать. Это был настоящий успех!
Весь этот день Шубин со своими бойцами был в первых рядах наступающих. В три часа дня он вместе с Костей Погореловым снова стоял на центральной площади Погорелого Городища, где уже стоял пять дней назад с капитаном Книппером. Обойдя захваченные немецкие укрепления, Шубин вышел к железнодорожной станции. И здесь на путях они с Погореловым обнаружили вагоны с неиспользованным немецким оружием и инженерным имуществом. А проверив склады, они не поверили своим глазам: в одном из складов стояли 400 новеньких мотоциклов! Вот таких машин точно не хватало Красной армии.
Сообщив командованию о находке, разведчики снова окунулись в гущу боя. Следовало идти дальше на запад, к следующему водному рубежу. Надо было полностью занять восточный берег двух рек, Вазуза и Гжать, и постараться захватить плацдармы на их западном берегу. Эти места Шубин совсем не знал, их еще предстояло изучить. Но сейчас речь шла не об изучении – о бое. Так что его бойцам пришлось вести разведку боем.
К концу дня, когда командование подводило итоги наступления, настроение в штабе 20-й армии было бодрое. Еще бы! Немецкий фронт на участке армии был полностью прорван, 161-я пехотная дивизия уничтожена, 46-й танковый корпус врага понес значительные потери. Однако, когда генерал Рейтер связался с командующим фронтом генералом Жуковым, реакция генерала стала для командующего армией чем-то вроде ледяного душа.
– Ни одна задача толком не выполнена! – бушевал командующий фронтом. – Темп продвижения незначительный. Танки не используются как единое целое для прорыва немецкой обороны. Вы должны завтра же очистить от противника восточный берег Вазузы и закрепиться на ее правом берегу. А далее наступать на Сычевку. Я жду результата операции!
Понятно, что в таком духе и генерал Рейтер инструктировал своих подчиненных на завтрашний день. Поэтому, когда 5 августа бои возобновились, они сразу велись с большим ожесточением. Центр боя теперь сосредоточился на берегах реки Вазузы. И там, в самом центре, находилась рота Шубина.
Берега Вазузы были еще сильнее заболочены, чем берега Держи. Было вообще непонятно, как в этой местности можно применять танки. А ведь командующий фронтом поставил задачу не просто применять с толком те 800 танков, которые имелись в распоряжении 20-й и 31-й армий, но и осуществить танковый прорыв!
Поэтому Шубин в этот день разделил свою роту. Взвод лейтенанта Струмилина он направил на помощь саперам в налаживании переходов через реку. А силами оставшихся двух взводов Шубин добился того, что к середине дня все же форсировал Вазузу и ворвался в деревню Хлепень. Этот успех надо было закреплять: переправлять на западный берег реки танки и артиллерию, оборудовать позиции, готовиться к новому наступлению.
Однако немцы отлично понимали всю важность нового оборонительного рубежа. Ведь если Красная армия займет оба берега Вазузы, она сможет организовать наступление на Ржев с юга! А это скорее всего приведет к освобождению города. И весь Ржевский выступ, который немецкое командование велело оборонять из последних сил, будет уничтожен! Поэтому германское командование бросило все силы на то, чтобы вернуть себе эту деревеньку Хлепень.
Едва бойцы Шубина заняли деревню, капитан тут же приказал им копать траншеи и готовиться к обороне. Находившийся рядом командир пехотного батальона 251-й дивизии капитан Басаргин удивился такому приказанию.
– Зачем нам здесь окапываться? – спросил он, и в его голосе явно слышалось пренебрежение. – Командование нам ясно поставило задачу: только вперед! Чтобы к вечеру выйти к Зубцову, а завтра – ко Ржеву. Какие еще траншеи? Собирай своих бойцов, капитан, – и в атаку!
– Ты мне тут не командуй, я тебе не подчиняюсь, – напомнил ему Шубин. – Как ты собираешься атаковать? У тебя половина бойцов на этом берегу, а половина еще на том. И какой у солдат боезапас? Хотя бы на час боя хватит? Молчишь? Тогда слушай меня: мы сейчас окопаемся, и я с несколькими бойцами схожу в разведку. Надо знать, что впереди, какие немецкие силы.
Он оставил командиров взводов Ярыгина и Воробьева укреплять оборону, а сам вместе с проверенными бойцами Пастуховым и Погореловым, двигаясь по лощине, направился в сторону немецких позиций.
Долго искать неприятеля разведчикам не пришлось. Едва они выбрались из лощины, Шубин увидел прятавшиеся в роще немецкие средние танки «Панцир‐4», вооруженные 75-миллиметровыми пушками. Это был серьезный противник для наших «тридцатьчетверок». И таких танков Шубин насчитал восемь штук только в непосредственной близости. Позиции перед танками занимала пехота, которая поспешно окапывалась, – капитан видел, как из траншей повсюду вылетают комья земли. На брустверах устанавливали пулеметы, пространство перед окопами опутывали колючей проволокой.