Черная тень под водой

Корбин вздохнул, пожал плечами. Рукопожатие у капитана было крепким, но смотрел он настороженно. О визите контрразведки здесь знала каждая собака. Меркушев не удивился, слушал внимательно. На вид ему было лет тридцать пять – спортивно сложенный, в отличие от начальника, выше среднего роста, с правильными чертами лица и умными глазами.

– Да, я в курсе событий. Подполковник Перфилов Петр Аркадьевич, к сожалению, убит, отделение милиции временно возглавляет майор Остапенко, у него на весь город двадцать пять человек, включая оперов угрозыска и экспертов… Там история безнадежная, товарищ капитан. Вернее, все три истории безнадежны. Каждый день убивали по человеку. Сегодня… – капитан выразительно посмотрел на часы, – время обеденное, а товарищ Остапенко молчит. Возможно, все живы… прошу прощения за цинизм. В этом городе каждые сутки кого-то убивают, ранят или наносят увечья. Но чтобы страдали высокие должностные лица – такого за три месяца не припомню.

– Что известно по убийствам? С майором Остапенко я поговорю позднее.

– Два дня назад нашли труп подполковника Перфилова Петра Аркадьевича. Проживал по адресу: улица Кронштадтская, 4. Частный дом на холме недалеко от моря. Участок окружен забором, соседи при всем желании не могли ничего видеть. Мужчина проживал один, семьи нет. Жилье скромное, три комнаты, маленький огород. В доме раньше проживала мать Перфилова, скончалась от сердечного приступа полгода назад. Сам он из партизан, имел положительную характеристику. До войны возглавлял в Псковской области отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Накануне поздно пришел с работы – а он всегда ходил пешком, – проводил совещание в отделе. Выглядел нормально, был слегка мрачноват. Утром не пришел на работу. К обеду начали нервничать, выехали по адресу, где он проживал. Замок на двери был открыт, тело лежало на полу в горнице. Одет убитый был в домашний халат. Стреляли в затылок, когда подполковник отвернулся. Можно допустить, что убийцу Петр Аркадьевич знал, впустил в дом, да еще и повернулся к нему спиной. Выстрела соседи не слышали – из чего возникает вывод, что убийца использовал глушитель. Группа угрозыска поработала в доме, опросила соседей – по моим сведениям, важных улик не нашли. Дело чести – раскрыть убийство своего начальника, но так ничего и не смогли выяснить. Возможно, преступление бы раскрыли – не бывает, чтобы не нашлось никаких зацепок. Но следующим утром новое злодеяние, и реагировать пришлось уже на него. Корчинский Владимир Романович возглавил исполком два месяца назад, до этого был заместителем председателя. Товарища Бахмутова перевели в Лугу. Спокойный, рассудительный, член партии с отличными организаторскими способностями. Семьи у Владимира Романовича не было, но имелась женщина, с которой он жил. Законом не возбраняется, – пожал плечами Меркушев. – Тем более они собирались узаконить отношения. Некая Проценко Елизавета Петровна, ей тридцать шесть лет, вдова, недавно переселилась к Корчинскому. Адрес: Советская, 36, это за школой. По ее словам, дело обстояло так. Сожителя привез водитель на «эмке», Корчинский был уставший, разбитый, отказался ужинать. Легли спать, он долго ворочался. На рассвете проснулись от стука. Корчинский вылез из кровати, пошел открывать. Потом вернулся, шепнул Елизавете, что это к нему, все в порядке, поговорит с человеком и вернется. Испуганным не казался. Женщина проснулась, когда взошло солнце, любовника нет – да, похоже, и не было. Встревожилась, походила по комнатам, выглянула на крыльцо – а он там, лежит на ступенях…

«И звезда во лбу горит», – почему-то подумал Алексей.

– Убили выстрелом в голову. То есть стоял лицом к преступнику… Там кусты, деревья, с улицы не видно. Калитка на замок не запирается, то есть злоумышленник спокойно вошел, поднялся на крыльцо, постучал. Елизавета Петровна, похоже, в рубашке родилась. Женщине стало дурно, упала в обморок. Очнувшись, побежала звонить в милицию. Второй день плачет, убивается. Владимир Романович был мужчина видный, представительный. В общем, те силы, что должны были расследовать покушение на Перфилова, бросили на Корчинского. И тоже, насколько знаю, без особых достижений. А вчера опять – был убит Сорокин Ефим Макарович, и не кто-нибудь, а первый секретарь городского комитета партии.

– Тоже без семьи? – спросил Алексей.

– Что? – не понял Меркушев, наморщив лоб. – Вы знаете, да, семьи у Ефима Макаровича нет, он потерял своих родных под бомбежкой в сорок первом. Фото родных стояло у него в кабинете. Как догадались?

– Просто предположил, – пожал плечами Алексей. – История аналогичная?

– Да, кто-то ходит по ночам и убивает ответственных работников. Сорокин проживал на улице Народной, 29. Это не жилой дом, а один из корпусов местной ведомственной гостиницы. Бунгало, так сказать, – пошутил Меркушев. – Раньше домики берегли для гостей – представителей партийного и хозяйственного актива. Простых смертных туда не пускали. Домики уютные, в парке по периметру металлическая ограда. Товарищ Сорокин не местный, направлен на работу в Гдышев приказом ленинградского обкома – вот и получил такое жилье. Первый секретарь – фигура важная, его охранял… наш сотрудник. Он имел свою каморку на входе… – Меркушев поморщился. – Старший лейтенант Истомин.

– Говорили про три убийства, – насторожился Хабаров.

– Жив он… Проявил преступную халатность, возможно, уснул, не дождался смены. Череп фактически пополам, но живой – краем табуретки его ударили. Если выкарабкается, будет арестован и предан суду. А пока он даже в сознание не приходит. Картина схожая. Ефим Макарович только и успел проснуться. Пытался слезть с кровати – под ней и нашли. Пуля пробила висок, вся постель забрызгана кровью… Опергруппа, конечно, отработала, но, сами понимаете…

– Будут оргвыводы, – мрачно изрек Корбин. – Если предыдущие убийства как-то можно замять, то гибель первого секретаря не спишется. Многие головы полетят.

«Но не ваши, – подумал Алексей. – У вас свое начальство и свои компетенции».

– Можно предположить, что убивал один человек, – сделал вывод Меркушев. – Глушитель – штука редкая.

– Это только предположение, Игорь Николаевич, – пробормотал Корбин. Он уже не смотрел с откровенным недружелюбием, но и не светился радушием.

– Да, конечно, Борис Михайлович.

– Я понял, – сказал Алексей. – Не хочу вас задерживать, товарищи. Но завтра еще раз встретимся. Прошу решить вопрос по жилью. Не забудьте про кассету.

– Тогда я пойду? – оживился Меркушев.

– Да, Игорь Николаевич, спасибо за сведения.

Капитан госбезопасности ушел. Корбин исподлобья смотрел на незваного гостя – его присутствие начинало раздражать. «Интересно, не боится присоединиться к мертвым товарищам? – подумал Алексей. – Дело-то серьезное, чем он хуже?»

– Что еще происходило в городе, Борис Михайлович? Я имею в виду события неординарные, которые можно связать с гибелью городского руководства.

– Не понимаю, о чем вы, товарищ капитан, – майор пока терпел – имелись признаки, что визит не затянется. – Я рассказал обо всем, что происходит в городе. Информацию же по моему ведомству разрешите не озвучивать. У вас же нет допуска? В основном она связана с заводом «Вымпел».

– Хорошо. Что по Уваровой гряде? Ее обследовали специалисты? Там размещалась база подводных лодок. Немцы также проводили работы в этом районе.

– Да, надводную часть района военно-морские силы обследовали, – неохотно сообщил Корбин. – Острова осмотрели, высадили людей. Патрульный катер периодически курсирует вокруг гряды, в ночное время проводится осмотр с помощью прожекторов. Не моя епархия, товарищ капитан, поинтересуйтесь у военных моряков. Подводное обследование не проводили. Для этого нужны специальные суда, соответствующие специалисты и снаряжение. Подобного приказа ВМФ не получал. Его задача – контролировать вход в бухту, и с этим он справляется.

– Хорошо. Нам нужен кабинет. Вы же не отправите нас работать в общежитие?

Судя по ухмылке, которую майор поспешил спрятать, он бы их отправил не только в общежитие.

– Безусловно, Алексей Владимирович. На втором этаже в противоположном крыле есть пустующие помещения. Я распоряжусь. Полного комфорта не обещаю, но будут стулья, столы и электричество. Вода в котле, удобства общие – в конце коридора. Столовая – через дорогу, кормят без изысков, но сытно. Вы же не испытываете крайнюю нужду?

– О нет, мы получили командировочные. Где тела? Не говорите, что их уже похоронили.

– Тела в морге, – майор вздрогнул и как-то беспокойно повел плечами. – Собираетесь с ними поработать? Ну что ж, удачи. Морг городской больницы находится в Садовом переулке – это между улицами Кронштадтской и Зыряновской.

– И последний вопрос. Вернее, просьба. Не могли бы вы на пару минут покинуть помещение?

– В каком это смысле? – майор напрягся.

– В прямом, товарищ майор, ничего иносказательного, – Алексей выразительно глянул на телефон. – Вы храните секреты своего ведомства, мы – своего.

Майор уходил с такой неохотой, будто по углам были запрятаны секреты государственной важности. Дверь осталась приоткрытой. Капитан ждал. Короткая пауза – и дверь вошла в створ. Вряд ли он стал бы подслушивать в присутствии секретаря. Но кто их знает, этих любопытных Варвар? Соединение через коммутатор проходило не быстро. Полковник Вышковец находился на рабочем месте, но такое ощущение, что на луне – судя по обилию помех.

– Я понял, что это ты, капитан! – прокричал в трубку полковник. – Добрались нормально, без эксцессов?

– Да, всего три трупа, товарищ полковник. Вдобавок к уже имеющимся трем. – Он в нескольких словах осветил события у речушки с названием Киржа. – Нас ждали. Продолжаю настаивать, что в штабе «крот». Некто слил в Гдышев сведения о нашей поездке, и от греха подальше нас решили ликвидировать. Вам не кажется это странным, товарищ полковник? Дело не имеет отношения к государственной важности… во всяком случае, нам так казалось.

– Ну и дела… – полковник растерялся. – Объясни, Хабаров, почему с тобой одни проблемы? Попытайся выяснить, кто были эти люди. А в дальнейшем избавляйся от пагубной привычки убивать всех, кто может сообщить что-то ценное. Рад, что вы одержали победу. Будь осторожен и держи меня в курсе событий. Возможно, мы недооценили значимость событий в Гдышеве. В общем, трудись, гнать не буду, поройся в этом гадючнике.

Глава 4

Ответственные товарищи даже после смерти пользовались привилегиями – лежали не на полу, как простые смертные, а каждый на своей полке, укрытый свежей простыней. В морге было холодно, кислород почти не поступал – его заменяли формалин и карболка. На электричестве экономили, стены со вздувшейся штукатуркой озаряла единственная лампочка. В стороне мерцал служитель заведения – бесцветный, худой, с рыбьими глазами. Он возился в шкафу, мурлыча под нос популярную песню из репертуара Утесова. Подобные люди, проводящие все рабочее время с трупами, вызывали искреннее недоумение. Видимо, призвание.

– Товарищ капитан, вы наши желудки решили проверить? – сдавленно прошептал Окулинич. – В боевой и политической подготовке уже проверяли, вам этого мало?

Олежка Казанцев помалкивал, прижал к носу платок, дышал сквозь зубы. Осматривать тела приходилось с фонарем. Блуждающий свет озарял синюшные лица. Подполковнику Перфилову стреляли в затылок. Пуля на выходе расколола лобную кость, но лицо не пострадало. Он казался спокойным, что и неудивительно, человек не ожидал выстрела. Это был невысокий плотный мужчина лет пятидесяти – с круглым лицом и крутыми залысинами. Кожа под щеками одрябла, он напоминал бульдога. Алексей наклонился, чтобы рассмотреть выходное отверстие. В трещинах лобной кости запеклась кровь, ее так и не смыли. Владимир Романович Корчинский был сравнительно молод и при жизни имел презентабельную внешность. Субъект из тех, что нравятся женщинам – хорошо сложенный, густоволосый, с правильными чертами. Пулевое отверстие во лбу особо в глаза не бросалось. Пятки свешивались с полки – значит, роста он был незаурядного. Глаза покойным закрыли – и напрасно, глаза мертвеца способны многое рассказать… Ефим Макарович Сорокин был ниже ростом, но также солидной внешности – немногим за сорок, аккуратно пострижен, скуласт. Внешность хрестоматийного партработника, способного жечь сердца глаголом и вести людей к свершениям. Портрет коммуниста слегка портила перекошенная нижняя челюсть. В отличие от первых двух товарищей он успел испугаться – и даже испытать ужас, когда в его «бунгало» ворвался убийца.

– Что скажете, товарищи офицеры? – Алексей покосился на служителя. Тот пожал плечами и вышел из мертвецкой.

– Ясно, что убивал один человек… – выдавил Олежка. Он продолжал зажимать нос, и выходило гнусаво. – Убивец хороший стрелок. Пусть он бил и с маленького расстояния, но зато в темноте и в самое яблочко.

– Не совсем согласен, – пробормотал Окулинич. – В товарища Корчинского он мог стрелять и с дальнего расстояния – например, из кустов у ограды. Мы не знаем, какую позицию занимал стрелок. С освещенностью тоже непонятно. Перфилов, прежде чем впустить ночного гостя, наверняка включил свет. Корчинский находился на крыльце – его могла освещать луна. Первый секретарь успел подняться. Мог слышать шум – ведь убийца начал с охранника. Что мешало включить свет? Личного оружия, видимо, не было, или не успел им воспользоваться. Но ты прав, Олежка, он хороший стрелок. Бьет без промаха и попадает с первого выстрела.

– Товарищ капитан, пойдемте на воздух, – взмолился Казанцев. – Все посмотрели, ничего не упустили. Они же не оживут, чтобы дать показания.

– Слабак, – фыркнул Окулинич. – Между прочим, есть такая завиральная теория, что на радужной оболочке глаза жертвы отпечатывается то, что она увидела перед смертью. Как спуск затвора – щелк, и снимок готов, нужно лишь его проявить, закрепить и напечатать. Товарищ первый секретарь точно видел лицо злодея. Товарищ председатель горисполкома тоже мог видеть…

– Какое же махровое невежество, – простонал Казанцев.

– Нет, братцы, мы пойдем другим путем, – усмехнулся Алексей. – По старинке будем работать – искать улики, опрашивать свидетелей.

Делать в морге было нечего. Мертвые не разглашают секреты – именно оттого такими и становятся. На улице было приятно, дул бодрящий ветерок, шумела листва зазеленевших деревьев. Казанцев шумно выдохнул, бросил в урну платок.

– Пойдем пообедаем? – пошутил Окулинич.