Пуля для карателя

– Не убивайся, Серега, другие доживут, доделают за нас… – вздохнул второй. – Хотя действительно до тошноты обидно… Может, рванем на них, дадим еще кому-нибудь в рыло?

– А я уже дал, – похвастался третий. – Больше не могу, сил нет, парни… Вот, ей-богу, устал чего-то, колени трясутся, мочи не хватит. Да пошли они в задницу, все равно им хана!.. Заорал бы сейчас: мол, за Родину, за Сталина, да что толку, все равно не оценят…

– Скажите, а это больно? – с дрожью вопрошал молодой голос. – Нет, вы не думайте… Я просто боли сильно боюсь…

– Держись, Илюха, все нормально будет… Больно, но быстро, почувствовать не успеешь…

– А ты откуда знаешь, Серега? – спросил второй. – Тебя уже расстреливали?

Ситуация складывалась, мягко говоря, невеселая, но приговоренные к смерти сдавленно усмехались, заставляя удивляться расстрельную команду. Появился офицер, что-то каркнул вороньим горлом. «Прощайте, мужики, больше не увидимся…» «А хрен его знает, Серега, сейчас выясним…» Досмеяться не дали – ухнул нестройный залп. Солдаты беспорядочно перезаряжали, снова стреляли… Ломакин, согнувшись в три погибели, дотащился до нар, забылся беспокойным сном…

Глава четвертая

За ним явились перед рассветом. Заскрежетал замок в стальной двери. Арестанта пулей сдуло с нар, он стоял, покачиваясь, в узком проходе, щурился, тер глаза. Вошел запылившийся штабс-фельдфебель – офицер по поручениям. У него была порвана штанина в районе строчки галифе, и рассеченную бровь украшал отрезок пластыря.

– Хайль Гитлер! – сказал он, с подозрением смерив взглядом арестанта. Тот вытянулся, щелкнул стоптанными каблуками ботинок – что вышло глупо и неуместно. – Вы… «Болотник»? – Офицер сильно коверкал причудливое и явно не немецкое слово.

– Так точно, господин штабс-фельдфебель, – отозвался Ломакин, облегченно выдохнув. – Это мой псевдоним, полученный по окончании могилевской Абверштелле. Я направляюсь из вражеского расположения к полковнику фон Ритхофену, и очень жаль, господин штабс-фельдфебель, что случилась эта досадная проволочка…

Офицер по поручениям выразительно кашлянул, и Ломакин замолчал. Не время выражать претензии, когда вокруг такая свистопляска. Глупый псевдоним, но таким уж нарекли. Отцам-командирам в Абверштелле это показалось веселым. В славянской мифологии – злобный дух, хозяин болота, представлялся двояко: то обросшее жировыми складками грязное безглазое существо, то мохнатый громила с хвостом и длинными руками. Существо предельно неприятное, агрессивное, главное развлечение в жизни – заманивать людей в болото и там топить.

– Следуйте за мной, – распорядился штабс-фельдфебель. – Вас отвезут в район Вторица, улица Пшемыльская, там расположен полевой штаб 608-го полка вермахта. Вас ждут чины из военной разведки – они подтвердили, что вы, скорее всего, именно тот, за кого себя выдаете.

– Уж мне ли это не знать, господин штабс-фельдфебель, – рискнул дерзнуть Ломакин. – Мой непосредственный руководитель – полковник абвера Алекс фон Ритхофен, он полностью в курсе моей легенды и моего задания.

– Да, мы знаем, – не стал спорить порученец и посторонился: – Прошу на выход. Мы понимаем, что вы голодны, вам нужно помыться и отдохнуть. Все это вам предоставят, но, боюсь, прежде придется встретиться с вашим руководством.

Да кто бы возражал! Ходил немытый, и еще походит! Щеголеватый командирский «Хорх» уже стоял у крайнего тюремного подъезда. Когда в сопровождении штабс-фельдфебеля и пары эсэсовцев Ломакин выехал со двора, в хвост пристроилась бронированная «Пума», оснащенная скорострельной пушкой. Район был под контролем рейха. Бульдозеры сгребали мусор с проезжей части, прохаживались патрули. Мелькала форма СС, мышиные мундиры солдат вермахта, простоватые суконные гимнастерки со скрещенными гранатами в петлицах – военнослужащие подразделений коллаборационистов. На перекрестках стояли бронетранспортеры, оборудовались пулеметные гнезда за мешками с песком. Колонна проехала мимо частично уцелевшего сквера, разрушенного католического храма, за которым стыдливо пряталась зенитная батарея. Среди развалин ковырялись гражданские, пугливо косились на людей с оружием. Со стен свешивались красно-черно-белые флаги со свастикой. Над зданиями с высокими черепичными крышами, с башенками-мезонинами, вычурными чердачными окнами висела серая дымка. Падали «осадки» из мелких частичек золы. Проехали крытый рынок с монументальным готическим фасадом – там грудились грузовые машины, солдаты снимали ящики с боеприпасами. В арке за полицейским участком, на углу улиц Пшемыльской и Кржевской, люди с повязками на рукавах кого-то нещадно били, а когда несчастный упал, стали добивать ногами. Из района за промзоной, где раньше располагалось варшавское гетто, поднимались клубы дыма. Сомнительно, что там еще остались евреи, хотя Еврейская боевая организация продолжала действовать в задыхающемся городе – ее боевики возникали из ниоткуда, мстили оккупантам и растворялись в воздухе…

Машина дважды останавливалась у шлагбаума. Полицейские с нагрудными бляхами проверяли документы. Улица Пшемыльская была когда-то благопристойной, презентабельной, здесь жили состоятельные поляки, коммерсанты, духовенство. Сейчас половина домов лежала в руинах, остальные выглядели сносно, сохранились даже стекла в оконных проемах. Плотность людей с оружием в этом районе явно зашкаливала. Здание, где разместился штаб полка, окружали барьеры и мешки с песком. Лаяли овчарки. Пара соседних строений смотрелась убого – от них уцелел лишь минимум. Машины въехали на стоянку, пассажиры выгрузились, но направились не к главному крыльцу, а в обход здания, где имелся дополнительный вход, у которого дежурил целый выводок плечистых эсэсовцев в водонепроницаемых плащах и с мотоциклом «BMW-R-75». Штабс-фельдфебеля здесь знали, отдали честь и пропустили без проверки. На Ломакина покосились, но ничего не сказали…

В полуподвальном помещении, куда его доставили, сидели трое. Горела лампа накаливания, подключенная к армейскому генератору. Маленькое окно под потолком закрывали стальные жалюзи. На стене висела карта Европы с частичным изображением Советского Союза. Гитлеровский флаг, вытянутый стол, пара комфортных стульев, несколько обычных табуретов. В углу, скрестив на груди руки, сидел молодой лысоватый лейтенант с вытянутым лицом и рыбьими глазами. Закинув ногу на ногу, он явно любовался своими сияющими сапогами – верный признак, что из здания данный господин сегодня не выходил. Вдоль карты прохаживался плотный брюнет в мундире обер-лейтенанта, нетерпеливо постукивал указательным пальцем правой руки по перстню на левой. За столом, брезгливо оттопырив нижнюю губу и нахмурив лоб, сидел светловолосый гауптман и бегло заполнял форменный бланк. Он поднял глаза на Ломакина и произнес:

– Здравствуйте. – В голосе его явственно прослушивался холодок. – Да, это вы… – бегло переглянулся он с присутствующими. – Мы успели просмотреть ваше дело… Выпускник могилевской школы подполковника Вагнера, способный ученик, так сказать, гм… Ничего, что я говорю по-немецки?

– Все в порядке, герр гауптман, – ответил Ломакин, – я изучал немецкий язык еще со школы…

– Напомните вашу фамилию. – Гауптман открыл его досье, как-то лениво полистал его.

– Шитов Николай Петрович. Заброшен в советский тыл под псевдонимом «Болотник», с документами капитана Красной армии Ломакина Алексея Борисовича… Имел справку, подтверждающую тяжелое ранение и лечение в подмосковном госпитале. Согласно справке, на полгода имел ограничения, связанные с участием в боевых действиях, и в этой связи был направлен в штаб 49-й дивизии – заместителем начальника дивизионной разведки, где имел доступ ко всей…

– Да, я вижу, вы восемь раз отправляли радиограммы в отдел фон Ритхофена, предоставляли ценную информацию, которая в дальнейшем использовалась для борьбы с нашими врагами… Вы молодец, Николай Петрович, – перешел гауптман на русский язык – он был несовершенен, но вполне узнаваем. – Вы блестяще справлялись со всеми заданиями и заслуживаете поощрения от лица германского командования, которое, безусловно, получите.

– Я всячески извиняюсь… – Шитов с усилием сглотнул слюну. – Могу я поговорить с полковником фон Ритхофеном или его заместителем майором Гайдрихом?

– Мне очень жаль, Николай Петрович, но сейчас упомянутых вами людей нет в городе, они занимаются выполнением своих служебных обязанностей. Майор Кристиан Гайдрих уполномочил офицеров своего отдела провести с вами предварительную беседу. Лично с ним побеседовать и представить отчет вы сможете, думаю, не раньше вечера. К этому времени вы отдохнете. Рад представиться – гауптман Отто Венцель, отдел военной разведки 9-й танковой армии, – сухо кивнул блондин. – Присутствующие господа – лейтенант Генрих Уде и обер-лейтенант Вольф Зейдеман.

Оба офицера тоже лениво кивнули.

– Послушайте, у меня есть важная информация, которая через пару дней может стать бесполезной, если ею сразу не воспользоваться… – зачастил Шитов. – Во-первых, это касается некоторых скрытных передвижений частей и подразделений 1-го Белорусского фронта русских в зоне действия наших 7-й и 19-й танковых армий… Во-вторых, я имею информацию об агенте советской разведки, действующем в нашем тылу под позывным «Шторм» – он имеет отношение к отделу зафронтовой работы контрразведки СМЕРШ – агент выдает себя за немца и раз в двое суток связывается по рации со своим руководством… Мне известна его фамилия, его персональные данные, но об этом я могу говорить только с непосредственным начальством…

– Надеюсь, этот парень не служит в немецкой разведке, – насторожился обер-лейтенант Зейдеман. – Это было бы логично, ввиду ряда неприятных событий, произошедших в недавнем прошлом, но в целом – невероятно…

– Настолько невероятно, что обсуждать эту чушь не имеет смысла, – поморщился Венцель и как-то с сомнением воззрился на третьего присутствующего – лейтенанта Генриха Уде, по лицу которого невозможно было понять, что его беспокоит.

– В-третьих, господин гауптман… – сбивчиво продолжал Шитов. – Вместе с нашей группой шестнадцать часов назад выступила группа некоего капитана Каляжного – опытного сотрудника советской разведки. Часть пути мы передвигались вместе. Они отправились на север, в район Жолибож. С Каляжным два разведчика и проводники из местных. Его задача – выйти в заблокированном районе на двух влиятельных представителей польского подполья, лояльного русским, и вывести их в безопасный район вне Варшавы. Эти двое очень важны для советского руководства. Они пользуются авторитетом у определенной части польского общества и представляют для германского государства серьезную опасность. Я примерно представляю, каким маршрутом они пошли. За сутки свою операцию они, конечно, не закончат…

– А вот это интересно, – признал Венцель. – Мы непременно сообщим в Жолибож, чтобы сделали все необходимое для поимки преступников. Что-то еще, господин Шитов?

– Да, я еще не закончил… – облизнул Шитов пересохшие губы. – Я получил приказ от полковника фон Ритхофена покинуть распоряжение советских частей и прибыть в Варшаву для получения нового задания – при этом предстояло проявить инициативу, чтобы это не выглядело как бегство или дезертирство. Формировалась группа для проникновения в Варшаву, и я воспользовался подходящим случаем… С нами шли два польских предателя, перешедших на сторону красной власти – Заремба и Пшиговский. Они должны были вывести нас на польских социалистов, которые, в свою очередь, обещали связать нас с руководством варшавского восстания… Адрес для связи: улица Новогродская, 34, квартира 20. Там проживает человек по фамилии Завадский, который служит в польской полиции порядка. Это его прикрытие, понимаете? Подразделение не участвует в опасных мероприятиях, занимается охраной, патрулированием и тому подобное. Это идеальное прикрытие, понимаете?

– Это тоже интересно, – оценил Венцель и что-то записал в блокнот. – Спасибо, господин Шитов, мы воспользуемся вашей информацией. Расскажите, каким путем вы проникли в Варшаву из советского расположения.

Агент повествовал лаконично, поэтому уложился в несколько минут. Про эпизод с устранением случайно подвернувшегося немецкого патруля он «деликатно» умолчал. Вопрос открытый – все ли может списать война. Венцель задумчиво почесал гладко выбритый «арийский» подбородок и задал вопрос: