Смертельный маскарад

– Сколько всего их было? – спросил Богданов.

– Трудно сказать, – ответил Тин. – На поляне – примерно сорок человек. Может, пятьдесят. Но ведь кто-то мог еще скрываться в зарослях…

– И что же было дальше? – спросил Богданов.

– Я был командиром нашего отряда, – ответил Тин. – «Стреляйте по ним!» – крикнул я своим бойцам. Но почти никто не выстрелил, а те выстрелы, что прозвучали с нашей стороны, не причинили этим чудовищам никакого вреда. Трудно попасть в цель, когда ты боишься.

– А ваши бойцы, значит, боялись? – спросил Дубко.

– Да, – ответил Тин. – Они боялись.

– И чего же именно они боялись? – спросил Дубко.

– Тех, кто вышел из джунглей, – ответил Тин. – Они были очень похожи на персонажей из наших сказок. Их полагается бояться. Их невозможно убить. От них можно только спрятаться. Или задобрить их. Так говорится в наших сказках.

– Понятно, – сказал Дубко.

– Типичное суеверие, – сказал профессор. – Причем свойственное всем народам. Кому-то в большей степени, кому-то – в меньшей. А где типичное суеверие, там и типичное поведение.

– Очень может быть… – рассеянно проговорил Богданов. – И что же было дальше?

– А дальше бойцы стали бросать оружие и прятаться в джунглях. Никто из наших не стрелял… А вот они в нас стреляли. Кричали в свои металлические трубы и стреляли, – ответил Тин.

– Вот как? Стреляли? – удивленно произнес Илья Семенович. – В первый раз слышу, чтобы хтонические существа еще и стреляли. Это, знаете ли, что-то новое, что-то необычное!

– По-моему, ничего нового и необычного… – начал было говорить до сей поры молчавший Рябов, но Богданов его перебил.

– Обменяемся мнениями потом, – сказал он. – Когда дослушаем рассказ.

– Так вот, они стреляли, – продолжил Тин. – И убивали. Легко убить того, кто не стреляет в тебя в ответ. Убили всех, кто не успел укрыться в зарослях. Я был командиром группы, и я пытался организовать сопротивление. Но у меня ничего не получилось, потому что никто меня не слушал. Тот, кто боится, никого не слышит, кроме себя самого. Кроме своего страха…

Тин умолк. Было видно, что воспоминания о той неудачной и трагичной встрече с неведомыми существами до сих пор угнетают его.

– И что же было дальше? – спросил Богданов.

– Что? – Тин потряс головой. – Что было дальше… А дальше мы долго сидели в зарослях. Мои бойцы опасались даже пошевелиться. Им казалось, что если они шевельнутся, то чудовища тотчас же явятся и к ним. Потому все сидели и прислушивались – не идут ли чудовища.

– И что же, они пришли? – спросил Федор Соловей.

– Нет, не пришли. Отчего-то они не захотели соваться в джунгли. Они долго еще были на той поляне. Кричали, стреляли… Мы это слышали. Звуки в ночных джунглях разносятся далеко.

– И что же было потом? – спросил Дубко.

– А потом, ближе к утру, крики и стрельба утихли. И тогда я решил вернуться на поляну. Чтобы посмотреть, что там… Но никто не хотел со мной идти, все боялись. С большим трудом мне удалось уговорить трех человек. И мы пошли. Когда мы добрались до поляны, уже рассвело, и потому все вокруг было видно. Это была ужасная картина… Мне кажется, люди так не поступают. Не могут поступить. Так делают только они…

– Кто же? – спросил Илья Семенович.

– Чудовища из наших сказок, – мрачно ответил Тин.

Он опять умолк и молчал долго.

– Нам надо знать, что вы увидели на поляне, – нарушил наконец молчание Богданов. – И не ради любопытства, а чтобы разобраться, что к чему. Чтобы помочь вам. Затем мы сюда и прибыли.

– Я понимаю, – сказал Тин. – Что было на поляне? Мертвые тела наших бойцов, и больше ничего. Если не считать истоптанной травы и крови на траве. Только мертвые тела. Но… Все тела были растерзаны так, будто на людей напали дикие звери! – нервно выкрикнул Тин. – Но это были не звери… Потому что мертвые люди были подвешены к веткам деревьев за ноги. Растерзанные тела с содранной кожей, подвешенные за ноги… Лучше бы я этого не видел! Три моих бойца от ужаса хотели убежать и спрятаться в джунглях. Но я их уговорил остаться. «Вы же видите, – сказал я им, – что поблизости никого нет. Они ушли. Может быть, потому что наступило утро. Нам надо похоронить наших товарищей».

Тин опять умолк, и никто его не понукал, чтобы он продолжил свой страшный рассказ. Все понимали, что ему надо собраться с духом и обрести душевное равновесие.

– Я до сих пор не знаю, как о случившемся стало известно в лагере, – наконец заговорил Тин. – Но скоро к поляне стали сходиться люди из лагеря. Из этого самого лагеря, – он указал рукой на лагерь. – Старики, женщины, солдаты… Они боялись выходить на поляну, прятались в зарослях, плакали, но не уходили.

– Почему? – не понял Рябов.

– Потому что те, кого ночью растерзали, были их родными, – сказал Тин. – Братьями, мужьями, сыновьями… Люди пришли, чтобы их похоронить. Но они боялись их хоронить.

– Понятно, – мрачно ответил Рябов. – Испугаешься тут…

– Да, – горестно подтвердил Тин. – Они боялись. Шет, шет, шет – только и слышалось вокруг. Смерть… Я стоял посреди поляны один. Я уже не боялся, я перестал бояться. Внутри меня будто все закаменело. «Смотрите и запоминайте! – кричал я людям в зарослях. – На всю жизнь запоминайте, чтобы потом, когда война закончится, рассказывать детям и внукам! Пускай и они знают! И не надо этого бояться! Даже если это и впрямь оборотни из наших сказок, все равно не надо их бояться! Потому что они убили наших солдат! Ваших мужей, сыновей и братьев! А коль так, то они – на стороне американцев! Тех, кто на стороне американцев, не надо бояться! Их надо ненавидеть!»

Тин опять, в который уже раз, умолк. На этот раз он молчал с закрытыми глазами и потому был похож на какого-то таинственного древнего восточного идола. А потом он опять заговорил:

– Конечно, мы их потом похоронили. Всех в одной могиле. Хоронили солдаты, всех других я приказал не подпускать к мертвым. Да никто бы и не подошел. Все боялись. Таились неподалеку в зарослях и перешептывались между собой. Шет, шет, шет… Пока мертвых хоронили, я провел расследование…

– Вот как! – Богданов подался вперед, да и все другие спецназовцы, исключая разве что профессора, сделали то же самое. – И каковы же результаты расследования?

– Ну, это просто так говорится, что расследование, – поправил самого себя Тин и грустно усмехнулся. – Какое уж там расследование? Просто я осмотрел поляну, осмотрел деревья, на которых висели мертвые, осмотрел заросли, которые окружали поляну… А еще собрал кое-какие предметы – так, всякую мелочь. Думал, может, пригодится.

– Пожалуйста, подробнее, – сказал Богданов.

– Я вынужден попросить прощения и отказаться от роли переводчика, – неожиданно заявил Илья Семенович. – Устал, знаете ли. Не столько физически, сколько душевно. Слышать такое, да еще и переводить… Я ученый и сделан несколько из другого материала, нежели все вы, – и профессор по очереди указал рукой на каждого спецназовца. – А посему – увольте. Я, конечно, понимаю, что тем самым я вас подвожу и, может быть, становлюсь для вас обузой, но… – и Илья Семенович развел руками. – Тем более что у меня появились кое-какие мысли научного свойства, которые мне бы хотелось систематизировать и зафиксировать.

– Ничего, – сказал Богданов. – Мы вас понимаем. Так что не стоит извиняться. Занимайтесь вашей научной работой, ее результаты нам тоже пригодятся. Тем более что у нас есть и другой переводчик. Ван…

Ван кивнул и что-то сказал по-вьетнамски Тину. Тин тоже кивнул.

– Все в порядке, – сказал Ван. – Дальше буду переводить я.

– Тин, мы вас слушаем, – сказал Богданов.

– Я осмотрел поляну, – повторил Тин. – Трава на поляне была смята, она не успела еще подняться. Было такое впечатление, будто по ней топталось много людей, обутых в тяжелые башмаки. Такую обувь обычно носят американские солдаты. Хотя и наши бойцы – тоже. В двух местах я нашел отпечатки подошв. Не целиком, а лишь отчасти. Но все равно по ним можно было сделать вывод, что это именно солдатские башмаки.

– Хтонические существа в солдатских ботинках… – ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил профессор. – Вот так и развеиваются легенды и предания…

– Дальше – окурки сигарет, – сказал Тин. – Это были американские сигареты. А значит, на поляне побывали американцы…

– Ну это еще не факт, – не согласился с выводами Тина Дубко.

– Но наши бойцы не курят американских сигарет, – возразил Тин.

– Ваши, может, и не курят, – сказал Дубко. – Но ведь есть и другие вьетнамцы. Те, которые на стороне американцев. Они-то, я думаю, приучены курить американские сигареты.

– А какая разница – американцы это или вьетнамцы? – удивился Ван. – И те, и другие, кто против нас, наши враги.

– Положим, разница все-таки есть, – сказал Дубко. – Иметь дело с американцами и иметь дело с вьетнамцами – не совсем одно и то же. Для нас. Тут, знаете ли, напрашиваются всяческие психологические нюансы и прочие тонкости.

– Я понимаю, – сказал Ван и вновь обменялся с Тином нескольким словами на вьетнамском языке.

– Я не могу сказать, кто это был – американцы, вьетнамцы или, может, те и другие вместе, – сказал Тин. – Я говорю лишь то, что видел. Я видел смятую траву и отпечатки солдатских ботинок. И еще – окурки американских сигарет.

С этими словами Тин полез за пазуху и вытащил из внутреннего кармана бумажный сверточек.

– Я собрал с поляны несколько таких окурков, – сказал он. – На всякий случай. Возьмите, если они вам нужны.

– Еще как нужны! – одобрительно сказал Богданов.

Он взял сверточек и развернул его. Внутри лежали шесть окурков. Остальные спецназовцы придвинулись ближе, чтобы также разглядеть окурки.

– Действительно, – сказал Рябов. – Шесть окурков от шести марок сигарет. И все сигареты – американские. Говорю вам как заядлый курильщик. То есть как специалист. Любопытно…

– Благодарим, Тин, – сказал Богданов, бережно заворачивая окурки и пряча сверток в карман. – Это очень ценное вещественное доказательство. Мы тебя слушаем дальше.