Экватор – наш!
Чувствуя свою вину, Кива лично отправился в деревню Сапа и возглавил операцию по их розыску. Собственно, других вариантов ему не оставили: либо летчики будут найдены и доставлены в город Демар, либо он, Кива, пойдет под суд военного трибунала. Пришлось напрягаться, не спать ночами, продумывать поисковую операцию и самому таскаться по джунглям, разыскивая следы проклятых русских.
Вот и сегодня он и еще пятеро воинов прочесывали довольно значительный квадрат густого леса. Одна сторона этого квадрата граничила с вонючим болотом, куда путь русским был заказан – в те гиблые места боялись соваться даже местные жители. Центр квадрата находился в шести с половиной километрах от деревни Сапа. Группа вышла на поиски заранее; в лесу переночевали у костра, а утром приступили к поискам.
Искать Касал Кива решил методом параллельных галсов: начали от противоположной болоту стороны квадрата и пошли зигзагом – от восточной границы района до западной, там смещались на пару сотен метров, вновь растягивались цепью и топали в обратном направлении…
К трем часам дня прошли километров десять. Жутко устали и не встретили ни одного намека на исчезнувших авиаторов. Каждый час Кива выходил на связь с командирами других поисковых групп, но и от них не удалось получить позитивных вестей.
В половине четвертого он набрел на небольшую поляну и приказал остановиться на отдых. Люди в изнеможении попадали на траву, у большинства даже не было сил достать из мешков лепешки и подкрепиться.
«Неудивительно. Мы все здорово устали. Но эти бойцы сегодня сменятся и уедут на отдых. Счастливые… – отплевываясь, стоял на карачках Кива. – А я четвертые сутки ползаю по джунглям, и отдых мне не светит. И неизвестно, сколько еще предстоит ползать. Придется искать, пока не найду…»
Отлежавшись на траве, парни немного пришли в себя и принялись перекусывать остатками завтрака. В общем мешке нашлось несколько кукурузных лепешек, бутылка пальмового вина, фрукты. Подтянулся к «столу» и Кива – в желудке давно посасывало от голода.
Вокруг было тихо, только пение птиц изредка доносилось сверху. Ни диких животных, ни дуновения ветра. Ничего не предвещало беды: шестеро мужчин сидели тесным кружком и молча обедали.
Вдруг сбоку послышался треск сломанной ветки.
Все разом насторожились. У всех в беспокойных взглядах был лишь один вопрос: «Противник или дикий зверь?»
Зверей в этой глуши хватало. Безобидные мартышки, павианы и мандрилы. Пугливые лесные антилопы бонго и окапи. Непредсказуемые дикие кабаны и виверры. Ну и конечно же опасные хищники: леопарды, дикие кошки.
Первым заметил застывшего меж кустов человека в камуфляжной форме молодой Симон. Он крикнул, предупредив остальных об опасности. И тут началось.
Парни похватали оружие, но первыми огонь открыть не успели – незнакомцы оказались проворнее. Сначала из кустов прогремели две очереди, а следом бахнул одиночный винтовочный выстрел, после которого мощная пуля отбросила Симона на пару метров.
Загрохотали ответные очереди, смешавшиеся с криками, стонами раненых, с хрустом ломаемых ветвей.
Началась перестрелка.
Первая минута боя была настолько хаотичной, что Кива не запомнил ровным счетом ничего. Он просто заполз под ближайший куст и постреливал в никуда, потому как противник оставался невидим. Затем сообразил подсчитать потери. Оглядевшись по сторонам, увидел двоих убитых и раненого Рутендо. Еще двое засели в таких же кустах и стреляли наугад в сторону окружившего поляну врага.
– Адиса! – окликнул Кива ближайшего воина.
– Я здесь! – прервал тот стрельбу.
– Обойди их справа и попробуй закинуть гранату.
Гранат на всю группу было всего две штуки, и обе находились у командира. Адиса ужом пополз открытый участок поляны, забрал у Кивы одну из гранат и исчез в зарослях…
Взрыв грохнул метрах в тридцати. Вроде бы недалеко, но у самого Кива забросить туда гранату не вышло бы – между ним и засевшими там стрелками находилось несколько деревьев и очень плотных кустарников.
После взрыва один из автоматов замолчал.
– Молодец, – прошептал Кива, меняя в оружии магазин.
Рядом с левым ухом противно пропела пуля, и он решил поменять позицию. Пока отползал под соседний куст, справа вскрикнул Нтанда – надежный парень, родом из Демара.
Оказавшись на новой позиции, Кива посмотрел по сторонам. Нтанда был мертв – пуля попала ему точно в лоб. Чуть дальше по-прежнему корчился от боли Рутендо. Кажется, ему разворотило живот. В том месте, куда ушел Адиса и где недавно грохнул взрыв, все еще постреливали. Но и там скоро все стихло.
– Я остался один, – прошептал Кива. – Один…
Подняв автомат, он нажал на спусковой крючок и выпустил все тридцать пуль по кустам, откуда вел огонь противник.
Потом перекатился на пару метров вправо, замер и выждал несколько секунд.
«Надо уходить! Надо немедленно уходить!» – стучала в висках единственная мысль.
Развернувшись, Кива подцепил валявшуюся сумку с рацией и ужом пополз прочь…
Пожалуй, никогда еще за время участия в сражениях с правительственными войсками Касал Кива так не бегал от противника. Метров пятьдесят он прополз с немыслимой для себя скоростью, затем поднялся на четвереньки и, не оглядываясь, преодолел еще сотню метров. Затем уж принял вертикальное положение, закинул автомат с сумкой на плечо и побежал, не разбирая дороги…
Теперь ему было не до осторожности, не до пропавших русских вертолетчиков, не до диких зверей. Он спасал свою шкуру от тех, кто только что хладнокровно расстрелял его поисковую группу. Эти люди были пострашнее леопардов.
Впервые он остановился, чтобы перевести дух, минут через тридцать, когда удалился от места перестрелки на добрый километр. Сбросив ношу, уселся на провисшую петлю лианы и посмотрел на часы. Шесть вечера. Времени для долгого отдыха не было. На бегу он продумал план, согласно которому следовало побыстрее добраться до Сапы, взять десяток свежих бойцов и краем леса отправиться на поиски тех, кто напал на его группу. Если удастся взять хотя бы одного из напавших, то, возможно, он прольет свет на исчезновение русских авиаторов.
– Стоп! А для чего все это время пер станцию?! – воскликнул Кива и полез в сумку за рацией. – Это от усталости… И потому что не спал несколько ночей подряд…
Закинув антенну на качавшуюся лиану, он включил аппаратуру, нацепил на голову гарнитуру и нажал кнопку на микрофоне.
– «Пальмас» вызывает «Калахари». «Пальмас» вызывает «Калахари»…
Дежуривший в лагере боец Таонга ответил через минуту:
– Да, «Пальмас», «Калахари» на связи.
– Где тебя носит, идиот?! – не сдержался Кива. – Сколько можно тебя вызывать?!
– Я тут… помогал Камарии.
– Помогал… Смена прибыла?
– Да. Рано утром.
– Как у вас обстановка?
– Все спокойно. Камария готовит из привезенных продуктов ужин.
– Плевать мне на Камарию! Гвардело приехал со своим отрядом?
– Да, полчаса назад.
– На двух машинах?
– Да.
– Тогда слушай меня внимательно! Пусть он возьмет человек десять с оружием и выезжает по дороге, идущей между лесом и болотами.
– Это та, что на юг?
– Верно, на юг. Как понял?
– Все понял. Гвардело должен взять десять человек с оружием и ехать на двух машинах к югу.
– Правильно. Передай, чтоб выезжал без промедления! Я встречу их на дороге. И пусть внимательно смотрят по сторонам – около часа назад мою группу уничтожили неизвестные.
– Уничтожили?…
– Да!
– Понял…
Выключив станцию и спрятав ее в брезентовую сумку, Кива достал из кармана карту. Поелозив по ней пальцем, сориентировался по сторонам света, определил нужное направление и пошел в сторону болот…
Максимально спрямив маршрут, он выбрался на опушку леса через полчаса.
От интенсивного движения по густому лесу Кива очень устал: грудь ходила ходуном, из легких рвались хрипы. Из-за нагрузки сводило мышцы ног, а пальцы рук беспрестанно дрожали.
Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он упал на травянистый бугор и с минуту сидел, просто успокаивая дыхание. Потом вытянул из кармана измятую пачку сигарет. Отыскав в ней непострадавшую сигарету, щелкнул зажигалкой, с наслаждением затянулся.
Стало полегче. Это был первый перекур с момента роковой остановки на крохотной полянке. Тогда не успел толком подкрепиться – полностью отсутствовал аппетит, проглотил лишь кусочек лепешки, сделал пару глотков вина и выкурил сигарету, прежде чем молодой Симон заметил в кустах фигуру человека. И тут закрутилось…
Табак показался слишком крепким. Кива закашлялся, сплюнул горькую слюну. И почувствовал, как от свежих воспоминаний по телу побежали мурашки.
Прямо перед его взором расстилалось зелено-бурое болото. Бескрайнее, вонючее и удивительно спокойное. Над его гладью торчали черные стволы давно погибших деревьев и пятна вполне здравствующего кустарника. Изредка в дрожащем мареве испарений бесшумно пролетали птицы, а вблизи хаотично двигались мириады мелких насекомых.
Вглядываясь в этот полумертвый мир, Кива на минуту задумался…
«А не могли эти проклятые русские спрятаться где-нибудь в болоте? На каком-нибудь островке? А что… Сидят там преспокойно в палатке или в землянке. Питаются сухими пайками и ждут, когда мы прекратим поиски, чтобы спокойно ускользнуть в нужном направлении… – Мысль показалась вполне здравой, с учетом того, что за все время поисков в джунглях не было найдено ни одного следа, но он тут же отогнал ее. – Нет, в болоте они прятаться не могут. Я расспрашивал у Фалами об этих местах, он прожил в Сапе много лет, знает все окрестности, исходил джунгли в радиусе сорока километров. Во-первых, хода через болота нет – он мне сам об этом говорил. Во-вторых, он ничего не слышал об островах на этом болоте. Скорее всего, их тоже не существует. И, в-третьих, зачем тогда русские шастают по джунглям? Зачем они напали на мою группу и уничтожили моих людей?…
От этих мыслей его отвлек тарахтящий звук. Отбросив потухший окурок, Кива встал с бугра, вышел на свободное от растительности пространство и посмотрел на север. По грунтовой дороге медленно ехали два внедорожника. Это были люди Гвардело – полевого командира, вызвавшегося приехать в Сапу и помочь с поисками русских вертолетчиков.
Подкатив к Киве, автомобили остановились.
Из кабины первого на землю спрыгнул сам Гвардело – тридцатилетний атлетически сложенный мужчина с совершенно лысой головой.
– Что случилось, Касал? Кто расстрелял твоих людей?…
Тот в двух словах описал стычку на поляне, намеренно опустив подробности своего бегства.
– И сколько же их было?
– Посчитать не получилось. Человек пять или шесть.
– Ну и что думаешь? Где их искать?
– Думаю, они где-то рядом. В джунглях. Надо проехать по опушке и поглядеть, нет ли следов или сломанных веток.
– А сколько прошло времени с момента боя на поляне?
– Полтора часа.
– Думаешь, они все еще здесь?
– Не знаю. Но проверить надо.
– Садись, поехали…
Глава седьмая
– Видал, какая стройняшка! – восхищенно зашептал молодой капитан-вертолетчик, провожая взглядом прошедшую мимо красотку.
– Да-а, – согласился капитан постарше. – И попка круглая, и грудь четвертого размера, и мордашка симпатичная.
– А ножки!
– Да и ножки ровные…
Стуча каблучками, красотка продефилировала с подносом к дальним столикам и принялась обслуживать авиационных техников. Все в ней вызывало восхищение: стать, манеры, фигура, лицо, прическа, ноги…
Пока не были найдены Карбанов, Гусенко и Тараев, на смену им из России прибыл другой экипаж. Командовал им опытный летчик первого класса капитан Анатолий Кривошеин. Летчиком-штурманом был капитан Алексей Лапин, бортовым техником – старший лейтенант Леонид Зотов. Эти парни перегнали из столицы новую транспортную «восьмерку» и в течение ближайшей недели должны были досконально изучить новый для себя район полетов. А потом уж приступать к полноценной работе.
В данный момент все трое сидели за одним столиком в столовой и, уминая свежую окрошку, любовались формами небезызвестной официантки – Маринки Силантьевой. Разнеся несколько порций второго блюда, она снова прошла мимо, элегантно помахивая пустым подносом.
– Комендант на инструктаже не про нее ли, случаем, предупреждал? – вдруг припомнил штурман.
– А чего он говорил? Я ж вертолетом занимался – не слышал, – спросил «бортач».
– Будто есть среди официанток одна оторва, доставшая его до корней седых волос, – намазывая горчицей кусок хлеба, сказал командир. – Типа женщина легкого поведения… В общем, кандидат номер один на досрочное прекращение командировки и убытие на родину.
– Толя, а кто в эту дыру еще поедет работать? – криво улыбнулся штурман. – Я успел поинтересоваться, и мне сказали, что здешняя зарплата меньше московской, условия жизни, как у студентов в общаге, к тому же случаются всевозможные редкие заболевания, свойственные для Центральной Африки. А комендант и прочие начальнички хотят, чтобы сюда рвались выпускницы МГИМО или высокоморальные барышни. Смешно, ей-богу! Живут в каком-то придуманном им мире! Хорошо, хоть эти соглашаются приехать и работать…
– Согласен, – кивнул бортовой техник. – Да и вспомните, кто нанимается официантками в столовки к военным? В основном дамы, которым давно пора замуж. В столовой у них масса возможностей найти кавалера и стать наконец-то чьей-то женой. Я ни в коем случае не хочу сказать о них ничего плохого, каждый, в конце концов, имеет право на счастье, но встречаются и такие, что только диву даешься, какие фортели выкидывают, лишь бы затащить первого встречного как можно быстрее в ЗАГС. Как с ним потом жить – вопрос третий. Главное – штамп в паспорте. Однако таких гораздо меньше, чем нормальных девушек.
Покончив с закуской, командир отодвинул пустую тарелку.
– Это верно. Я в трех гарнизонах послужить успел – всякого насмотрелся. Но возьми Марию Степановну в Магдагачах – порядочная женщина, и остальные тоже.
Вспомнив пожилую официантку из родного гарнизона, парни заулыбались. Мария Степановна была супругой подполковника Маркова – такого же пожилого штатного руководителя полетов. Ее жизнь была устроена, имелись трое детей и даже один внук, Маркова ей вполне хватало, в общем, порядочности в ней – хоть отбавляй.
Увидев, что официантка направляется к их столику с полным подносом, авиаторы притихли.
Приблизившись, молодая женщина поставила одну порцию перед командиром, вторую – перед штурманом. А когда подхватила с подноса третью, заметила, как бортовой техник завороженно пялится на ее грудь.
– Нравится? – с томной усмешкой спросила она, даже не пытаясь затруднить наглецу бесплатный осмотр ее прелестей.
Зотов проглотил вставший в горле ком и честно признался:
– Очень. У вас замечательная грудь.
– Рада слышать, – как ни в чем не бывало, принялась собирать она пустые тарелки из-под первого.
– Простите, а можно узнать ваше имя? – поинтересовался штурман Лапин.
– Это не секрет. Мариной меня зовут.
– Очень красивое имя. А мы вот недавно прибыли и пока никого здесь не знаем.
– Еще узнаете.
– А сегодня можно? – провоцировал штурман.
Она перевела на него взгляд, оценила. Накрашенные губки тронула ироничная улыбка.
– А не передумаешь?
– Я?! Никогда!
– Ладно, красавчик. Подходи, как стемнеет, в курилку.
– В какую?
– Возле третьего модуля.
Собрав посуду, девица удалилась к окошку моечного зала.
– Да-а… Прав был комендант, – переглянулся с друзьями «бортач». – За такой глаз да глаз нужен.
– Очень соблазнительная женщина! – оценил командир. – Не был бы женат – обязательно завел бы романчик.
– Леш, а меня с собой возьмешь? – жалостливо глянул на штурмана Зотов.
– Зачем ты мне нужен?
– Ну, пожалуйста. Вдруг у нее найдется подружка?!
– Ну, так знакомься – все ее подруги здесь.
– Ле-еш, возьми-и!
– Посмотрим…
Пожилой комендант Валерий Иванович Ивлев всячески следил за дисциплиной на территории вверенной ему базы и слыл грозой подобных девочек. Если командир базы – подполковник местной национальной гвардии Ува Баладу – отвечал за материально-техническое обеспечение и охрану, не вмешиваясь в личные отношения сотрудников, то в обязанностях коменданта как раз и был надзор за «облико морале».
– Вы прибыли в «Сонмар» работать и выполнять интернациональный долг, а не позорить нашу великую державу! – читал он нотацию очередной девице, пойманной в пьяной компании авиационных техников или возле казармы национальных гвардейцев.
Как правило, его лекции результатов не давали, за все время существования базы он добился высылки лишь двух мадам, поведение которых и впрямь зашкаливало. На смену высланным присылали очередных, но паиньками они были только на собеседовании в Управлении кадров Министерства обороны. Приезжая сюда, пару недель приобщались к здешней жизни: привыкали к смене часового пояса, вникали в распорядок. И тоже начинали похотливо поглядывать на мужчин.
Тем не менее коменданта побаивались и старались не попадаться. Все, кроме Силантьевой. Ей вообще было на все по барабану. Родителей, родственников и детей не имела, дважды состояла в браке, в России ее ждала неплохая квартира на Черноморском побережье, куда она с легкостью могла вернуться в любое время. Правда, в тех случаях, когда за дисциплинарные проступки ей действительно «светило» позорное изгнание с Африканского континента и столь же позорное возвращение на родину, она слезно умоляла коменданта понять ее и простить. Майор Ивлев хоть и слыл безжалостным ко всяким нарушителям, да зла на душе долго не держал. В итоге понимал и прощал. Ведь свою квартиру Маринка сдавала квартирантам, выгонять которых не хотела. Вот и получалось, что жить ей, по сути, негде.
Однако в последний раз он сказал:
– Все, Силантьева, лафа для тебя закончилась – работаешь до первой выходки. Малейшее нарушение дисциплины, и я выдаю тебе обходной лист. А дальше сама выбирай: либо живешь в квартире без «левого» дохода, либо с доходом, но на вокзале.
Такой выбор ее не устраивал. Приходилось подчиняться и делать вид, будто встала на путь исправления.
Ей было около тридцати. Работая в летном зале столовой, где разносила первые и вторые блюда, Маринка с неизменным успехом привлекала к себе всех мужчин. Да и как не привлечь?! С младого детства до восемнадцати лет она занималась бальными танцами, имела стройную и невероятно гибкую фигурку, ровные ножки. Вкупе со средним ростом, пышной грудью, приятным славянским лицом и густыми смоляными волосами это создавало зрительное впечатление абсолютного идеала женской красоты.
Силантьева не только любила настоящих представителей сильного пола, но и обожала внимание с их стороны. Ей нравилось, когда рослые красивые мужчины замедляли шаг на улице и оглядывались, провожая ее восторженными взглядами. Когда они выдумывали сумасшедшие предлоги, чтобы заговорить и познакомиться. Когда ее желали и добивались.
Она знала о своей красоте, о безупречной фигуре и стремилась «добавить перцу», надевая на работу тонкую полупрозрачную блузку. Лифчиков она не признавала и нагло дразнила посетителей столовой явственно проступавшими сквозь тонкую материю темными сосками. Форменную юбочку Силантьева намеренно укоротила, да еще сделала сзади вызывающий разрез. Подойдя к очередному столику, она слегка наклонялась вперед, сгружая тарелки. Сидящие перед ней мужики замирали, разглядывая сквозь декольте грудь, с противоположной стороны наступала похожая театральная пауза – мужчины с тыла любовались приватным показом нижнего бельишка, едва прикрывавшего промежность.
Работала она посменно и в свободное время еще меньше заморачивалась проблемами морали: по жилому модулю рассекала исключительно голышом, на травке за модулем загорала в одних стрингах, любила выпить и вечерами принимала активное участие в застольях. В модуле над ее кроватью висела целая галерея качественных снимков, на которых она была запечатлена в неглиже в одной из профессиональных фотостудий. Увидев этот «разврат», комендант повелел немедленно его снять и уничтожить. Маринка наотрез отказалась. Ивлев привел командира базы, но тот, тщательно изучив предмет спора, сказал:
– Красиво. Настоящее искусство. Это должны увидеть все.
На том инцидент был исчерпан.
Разок комендант прихватил Силантьеву за исполнением перед компанией пьяной молодежи стриптиза на столе. Из одежды – только темные очки, да туфли на каблуках. Но Валерий Иванович опять не нашел поддержки у народа, так как танцевала она восхитительно, а молодежь ей рукоплескала и трижды вызывала на «бис».
В другой раз в выходной день он проверял кухню и застал ее в компании двух национальных гвардейцев. Силантьева стояла у разделочного стола, кромсала ножом мясо для гуляша, а личико почему-то подняла к потолку. Не понимая, в чем дело, Ивлев подошел ближе и обомлел: два чернокожих бармалея изучали ее анатомию. Один щупал грудь, второй, задрав халатик, запустил ладонь в трусики.
Тогда Маринка молча выслушала нравоучения и пообещала более не оказывать «бармалеям» интернациональную помощь.
Едва попав в составе экипажа Доглина на базу «Сонмар», Маринкой страстно заинтересовался бортовой техник Равиль Тараев. В столовой он буквально пожирал ее глазами, при встрече на улице робел и заикался. Немудрено – внешность у нее действительно лишала дара речи. Кто-то из коллег авиационных технарей попытался его аккуратно образумить, намекнув на то, что красотка еженедельно меняет партнеров, не затрудняя себя запоминать их имена. Да вот беда – воспылавший страстью человек никогда не слушает разумных советов и все делает по-своему. Пока сам не убедится в своей ошибке.
Несколько дней Равиль ходил темнее тучи и обдумывал план штурма Маринкиного сердца. И вот настал подходящий момент.
В один из вечеров он прихватил с собой привезенную из России бутылку дефицитного в здешних краях шампанского и отправился к модулю, где проживали официантки.
Внутри играла музыка, голосов слышно не было. Подойдя к общей двери, он постучал, а не получив ответа, вошел в коридор. Силантьева обитала в среднем по величине модуле, имевшем внутри шесть помещений: туалет, ванную, кухню и три жилые комнаты. Одна оказалась пуста, во второй спали две малознакомые девушки. Из третьей как раз и доносилась музыка.
– Да, войдите, – послышался мужской голос в ответ на его робкий стук.
От неожиданности он пару секунд не решался открыть дверь. Может, у Марины гости? Или любимый человек? А тут он со своей бутылкой…
Собрав в кулак волю, он все же толкнул дверь. И обомлел еще сильнее.
Комната выглядела чистенькой, но обитавший по центру стол был буквально уставлен тарелками с закуской и пустыми бутылками. Уронив в этот бардак голову, спала тетка лет сорока. Напротив тетки сидел начальник метеорологической службы – молоденький и смазливый старлей Сергей Морозов. Он обнимал пристроившуюся рядом Ольгу Харламову – худенькую двадцатипятилетнюю посудомойку, тоже любившую выпить и похулиганить с мужчинами.
У дальней стены стоял диван, на котором лежала Маринка. Кажется, она перебрала с алкоголем и путешествовала по царству Морфея. Из одежды на ней имелся лишь легкий халатик, руки она закинула за голову, правая босая нога свисала с края дивана, левая, почему-то обутая в светлую босоножку на каблучке, покоилась на высокой диванной спинке.
Потеряв дар речи, Равиль застыл в дверях.
– Привет! – икнул Морозов, узнав недавно прибывшего на базу техника. – Тебе кого?
Тараев переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить и как поступить.
– О, да ты с гостинцем! – воскликнула Ольга, увидев шампанское. – Тогда проходи, садись – гостем будешь!
Он скромно присел на свободный стул, отдал старлею шампанское. И вновь осторожно покосился на Марину…
Долго Равиль засиживаться не стал – выпил за компанию пару глотков игристого вина, попрощался и отбыл, хотя Морозов уговаривал задержаться и недвусмысленно кивал на соблазнительное и доступное тело Маринки.
После того «знаменательного» вечера Тараев полностью пересмотрел отношение к знойной красотке и практически перестал ее замечать.
– Даром не надо, – отмахивался он в ответ на шутки товарищей. – Лучше совсем баб не знать, чем с такой встречаться…
В этот день начальство на базе «Сонмар» выглядело озабоченным и нервным. Для Маринки и ее подружки Ольги всякая суета была совсем некстати. У Сережки Морозова сегодня случился день рождения, он раздобыл где-то несколько бутылок спиртного, позвал в гости. А тут вдруг беготня, нервы…
По базе прошел слушок о прилете группы крутого спецназа, которой якобы поставили задачу найти и спасти пропавший экипаж майора Карбанова.
Нет, Маринке с Ольгой было чертовски жаль Николая и его товарищей. Тем более что у майора сложились и развивались отношения с Еленой Бариной, а у Миши Гусенко – с Властой Руснич. Обе эти женщины тоже производили впечатление приятных, не занудных людей. А Барина к тому же пару раз выручала Маринку после ее пьяных проделок.