Генеральная зачистка

– Единственный и неповторимый…

– И неповторимый. Но ты, Саныч, для него большой авторитет…

Разговор офицеров прервала трель телефонного звонка. Шепель поднял трубку:

– Да?.. Я, кто же еще? Нет Тимохина, занят он. Что?.. Передам. Что там по гастарбайтеру?.. Говорите, запомню… Так… так… Юлдаш… у стоянки такси с 12 часов? Понял. А он предупрежден?.. Понял. Да передам, передам. Спасибо, Борис Анатольевич, век не забуду вашей доброты… ладно, все, отбой! – Бросив трубку на рычаги телефонного аппарата, Шепель сказал: – Ну вот и порядок. Гастарбайтер по имени Юлдаш с 12.00 будет ждать нас у ВДНХ, там, где стоянка такси. Сделает все, что нам надо. О молчании предупрежден.

– Как мы его узнаем? У ВДНХ этих узбеков и таджиков как собак нерезаных, – поинтересовался Самойлов.

– Узнаем! Он будет в черной куртке, с сумкой «Адидас», в начале стоянки. А главное, у него перебинтована правая рука… Ты тачку подготовил?

– Она готова.

Шепель повернулся к Тимохину:

– Так мы поехали, Саныч?

– Езжайте. Документы и оружие возьмите на всякий случай. Если что, звонок мне. И учтите: проблему надо снять как можно быстрей. Кто знает, что будет с отрядом дальше? Могут в любое время поднять.

– Это понятно…

– Удачи!

– Спасибо вам, товарищ полковник, – проговорил Самойлов.

– Не за что. Поаккуратней там!

Вскоре Шепель и Самойлов выехали на «Форде» связиста с территории военного городка. К ВДНХ подъехали в 12.20. С трудом припарковались. Прошли к стоянке такси. Верзилу-узбека в черной куртке, с сумкой «Адидас» и перебинтованной рукой увидели издали.

– Да его только по росту узнать можно было, – проговорил Шепель.

Офицеры подошли к узбеку.

– Юлдаш? – спросил Михаил.

– Да. А вы люди Ворона?

Михаил сориентировался мгновенно:

– Ворона, кого ж еще?

– Мне хозяин сказал, чтобы я делал все, что вам нужно.

– А то, чтобы язык за зубами держал, тебя тоже хозяин предупредил?

– Конечно! Сказал, болтать будешь, язык отрежу.

– А он отрежет, он такой.

– Что я должен делать?

– Давай-ка отойдем к палаткам, а то торчим здесь у всех на виду, как три тополя на Плющихе.

– Где? – переспросил, не поняв, узбек.

– Неважно. Идем!

Офицеры и гастарбайтер прошли к палаткам.

– Ты знаешь тетку Зину, что пасет побирушек и подгоняет вашей братве девчонок-малолеток? – спросил Юлдаша Самойлов. – Они в переходе обычно тусуются.

– Видел, но дел с ней не имел, только пару раз анашу брал. Плохая анаша. Потому и не стал больше у нее покупать.

– А девочек снимал?

– Я – нет, у меня молдаванка с рынка есть. Толстая баба, люблю таких.

– А кто снимал?

– Рашид. Он сейчас домой уехал, мать заболела. Мы с ним из Бухары, хороший город.

– Плевать я хотел на твою Бухару. Рашид при тебе снимал малолеток?

– Один раз со мной, когда я анашу первый раз у Зинки покупал.

– Как звали девчонку?

– Ай! Этого не знаю. Совсем молоденькая, с косичками…

– Куда отводил?

– В бытовку свою. Рашид – бригадир, один жил. Сейчас бригадир я, ко мне молдаванка приходит, толстая такая…

Шепель сблизился с узбеком:

– Слушай, ты, урюк перезрелый, нам без разницы, кого ты трахаешь – толстых, худых… Мы тебя о малолетках спрашиваем. Кто еще снимает девочек?

– Так и Нури, и Садил, но им малолетки не понравились, взрослые бабы лучше. Только Рашид постоянно молоденьких приводил.

– И когда он должен вернуться, твой Рашид?

– Ай, кто знает… Я не знаю. А что, он вам нужен?

– Потом, – ответил Шепель, – потом будет нужен.

– Зачем, скажешь?

– Скажу. Чтобы хлебало ему набить. Понял?