Те, кто выжил

– Ты вот что, тетка Клава! Принеси в участок чистой и сухой одежды. Телогрейку и еще чего теплого из одежды. В КПЗ холодно и сыро.

Ничего не ответив, мать Митьки скрылась в хате.

Николай подобрал ружье, валявшиеся на земле гильзы. Снял с задержанного наручники:

– Пойдем!

– Через всю деревню в таком виде под конвоем вести будешь? Позволь здесь переодеться, чего матери в администрацию таскаться? Будь человеком, Колян!

Николай, будучи по натуре человеком жестким, упрямым, но отходчивым, махнул рукой, доставая очередную сигарету:

– Хрен с тобой, переодевайся! Только смотри, Дмитрий! Попытаешься скрыться, отловлю, и тогда не обижайся. Получишь по полной, как лицо оказавшее сопротивление при задержании. Не шуткуй!

– Да куда скрыться? От вас разве скроешься? Обложите, как волка, да статей вдогонку нацепляете!

Горшков усмехнулся:

– А ты, гляжу, отошел. Трезво рассуждаешь.

– Протрезвеешь здесь. Эх, жизнь наша бекова… мать ее!

Вскоре Николай закрыл Дмитрия Стукачева в камере предварительного заключения, составив соответствующий протокол, но о произошедшем в РОВД Кантарска не сообщил, посчитав, что при необходимости всегда сможет сделать это. В райотделе быстро ухватились бы за Стукачева и, недолго думая, возбудили уголовное дело. Начальству для отчетности край как нужны такие вот дела.

Закончив с оформлением протокола, Николай вышел на улицу. Увидел, как в сторону реки с веслами на плече спешит Карасик – Михаил Володин, слывший на деревне первым рыбаком. А точнее, браконьером, так как рыбу ловил исключительно сетями, имея полное взаимопонимание с инспектором рыбнадзора, являвшимся его племянником. Горшков давно хотел прекратить это безобразие, но в бытовухе повседневной как-то не доходили руки. Сейчас представился неплохой момент, чтобы подловить потомственного браконьера. Потомственного, потому что и отец Карасика в бытность свою промышлял незаконной ловлей рыбы. По сути, Володины этим и жили – продавая рыбу и в районе, и в деревне. Приняв решение, Горшков обошел церковь и глухим проулком спустился в балку, тянущуюся серпом вокруг озера до самой реки. На дне оврага еще стояла вода, но склоны позволяли свободно перемещаться к реке, невидимым со стороны.

Горшков вышел к Оке, когда Карасик начал проверять первую сеть. Сколько их стояло по реке, было известно одному Володину. Сегодня это узнает и участковый. Выбрав сухое место в прибрежных кустах, Николай стал следить за деятельностью Карасика. Браконьер работал профессионально. Лодка почти не останавливалась. Из воды Володин выхватывал кусок сети, и на дно посудины один за другим летели приличные по размеру лещи, подлещики, плотва. Попадались и щуки.

Карасик, закончив с первой сетью, переплыл ко второй, стоящей метрах в пятидесяти против течения от первой. Николай прикинул, сколько рыбы взял Карасик с одного захода. Вышло, что неплохо, а переведя на деньги, то совсем даже неплохо. В голове возник вопрос: если Володин имеет столько денег, то куда тратит их? Дом, в котором жил Карасик, ничем не отличался от других. Скотину его семья не держала, куры, утки да гуси не в счет! Птица была в каждой семье. Машины не имел. Копит? Собирает в чулок? Вполне может быть! Наберет нужную сумму, глядишь, и поставит особняк в Кантарске, а то и в областном центре. Но вряд ли! Карасика от реки не оторвать! Ради сыновей, которые в этом году заканчивают школу, старается? Не исключено. Нынче без денег в городе делать нечего. Но ладно, в принципе без разницы, куда девает деньги браконьер. Главное, что получает их он незаконным путем. Да, собственным трудом, тяжелым трудом, но… как ни крути… трудом незаконным! Хотя, признаться, и законы-то в стране далеко не всегда служат интересам народа. Но они Законы, а без Законов нет Государства. Государства, ради которого Николай с товарищами по армейской службе проливал кровь на безымянных высотах. С товарищами, подавляющее большинство которых так и остались навсегда лежать среди камней этих проклятых высот. Останки их, естественно, переправили в Россию и захоронили, где надо, но души ребят остались там, в Чечне. Вновь вернувшись к воспоминаниям, Николай тяжело вздохнул. Не отпускали его те страшные сутки, когда сводная рота вела ожесточенный, неравный бой с ордами наемников-головорезов. Вроде боль утраты должна бы и ослабеть, ведь за всех военнослужащих пятой роты десантники отомстили духам сполна. Однако боль по-прежнему рвала сердце Коляна. Почему? Не оттого ли, что кому-то из главарей моджахедов все же удалось избежать возмездия и коварной гюрзой уползти в ущелье за Косыми Воротами? Черт его знает! Но хватит об этом!

Карасик, посадив лодку в реку более чем на половину борта, закончил осмотр пятой и последней сети. Больше рыбных ловушек, по крайней мере, на этом участке, у него, скорей всего, не было. Да и куда еще?

Карасик и в мыслях не держал, что за его действиями следит участковый. Володин знал о похождениях Митяя и резонно просчитал, что участковому по-любому будет не до какого-то там браконьера. Со Стукачевым менту дел по горло хватит. А Горшкова, несмотря на свою наглость, Карасик боялся. И племянник Василий – начальник рыбнадзора предупреждал, чтобы Володин предельно остерегался семенихинского участкового. Васька говорил: если Карасик попадется Горшкову, то кранты. От Коляна не отбиться, не откупиться и начальством не прикрыться, потому как Горшков единственный в Кантарском районе Герой России, человек известный не то что в местном захолустье, но и в области и даже в Москве. Звезду Николаю сам президент в Кремле вручал, а это тебе не хухры-мухры. Вот и старался Карасик снимать улов, когда участковый был занят по службе, как сегодня. У того дел в деревне всегда хватало, и в район он часто выезжал. А то, что Володин открыто торговал рыбой, это уже участкового не касалось. Мало ли где Карасик взял ее? На удочку и донки наловил, поди проверь. Да и основную часть улова браконьер сбрасывал в Кантарске, местным продавая мелочевку, остатки, что не уходили в районе.

Лодка ударилась о берег. Карасик сошел на сушу и пошел вдоль реки по течению, где за поворотом стоял на причале небольшой катер, также принадлежавший Володину. На нем, перегрузившись, Карасик и плавал в район, где его уже ждали покупатели. На веслах до Кантарска не доплыть. Катер – другое дело. Он раньше стоял в штате рыбоохраны. Племянник списал плавсредство и передал дядюшке за символическую цену. Все было продумано у Карасика с племянником. Кроме одного, что участковый давно просчитал их бизнес, вот только руки не доходили, чтобы пресечь его. Сегодня дошли.

Горшков кустами прошел до места, напротив которого стояла лодка, почти до краев заполненная рыбой. Пустым оставался отсек, откуда работал браконьер.

Николай укоризненно покачал головой. До чего жадность и страсть к деньгам доводят людей! Ведь за один этот улов Володина свободно можно оформить на зону. И на срок немалый, учитывая ущерб, нанесенный государству. А ведь мог Карасик обставить дело и по-другому! Но не захотел. Опять-таки из-за своей чрезмерной скупости! Что ж, не захотел, придется отвечать!

Послышалось урчание мотора. Из-за поворота показался катер. Карасик вел его на малых оборотах. Причалил борт о борт с лодкой.

И тут из кустов вышел Горшков.

Володин от неожиданности присел, открыв рот.

Николай поставил ногу на нос катера:

– Бог в помощь, Михаил Потапович!

Карасик промычал нечленораздельно:

– Э-это… ты? Да… а… ну да! А я вот…

Участковый спросил:

– Ты чего там бормочешь? Не разберу! Давай на берег, здесь и поговорим, и документы положенные составим.

Дважды споткнувшись на ровной поверхности, Володин спрыгнул на берег. Участковый взял его с поличным, отпираться не имело смысла, а признаться – подписать собственный приговор. Володин был полностью деморализован. Это заметил и участковый.

– Что ж ты растерялся, Карасик? Как браконьерничать, так герой, а как отвечать, в штаны и наложил? Ну, будь мужиком! Надо уметь и проигрывать! Или ты рассчитывал, что сможешь и далее меня, как лоха, разводить? Да я давно выпас твой с племянником бизнес. Давно. Только времени не находил заняться вами вплотную. А вот нынче нашел! И взял тебя тепленьким! Одного не пойму, Потапыч, почему ты, имея связи через племяша в районе, официально не зарегистрировался, как частный предприниматель, занимающийся рыболовством? У нас это в области разрешено! Получил бы лицензию и работал спокойно! Васька тебя от конкурентов всегда защитил бы. А наехали бы отморозки какие, ко мне обратился. И я тебя защищать обязан был бы! Почему ты не сделал так?

Володин сумел взять себя в руки:

– Почему, спрашиваешь? А налоги? Но это черт бы с ним, но думаешь, официально промышляя, одними налогами я отделался бы? Хрен с два! Половину, если не более, всей администрации пришлось скормить бы. И получилось бы: я ломайся, а они жрать на халяву? Или ты, Колян, считаешь, по-другому было бы?

Горшков строго взглянул на Володина:

– Ты мне, Карась, в уши не дуй о поборах! Которые могли иметь место в перспективе! Твои слова к делу, как говорится, не пришьешь, а вот рыбу, что в лодке лежит, свободно. Сейчас по сотовому телефону вызову понятых и начнем составлять протокол.

Володин неожиданно закричал:

– Крайнего нашел, да? Правильный, да? Карасика отловил, преступление какое раскрыл! А чего же ты, такой правильный, не ловишь чиновников областных, что каждые выходные за перекатом сети ставят? И балдеют с проститутками? Они из реки только крупняк берут, мелочь выбрасывают! Я хоть продаю по дешевке, все людям на стол, а они выкидывают! Или их трогать нельзя? Ведь они областные шишки, а не какой-то бедолага деревенский, рвань лапотная. Что ж ты, Герой России, заслуженный человек, стоящий за правду, одних ловишь, а на других внимания не обращаешь? Или и ты только на словах за правду? Конечно! Так оно сподручней! Что ж, вызывай понятых, сажай Карасика! Эх, бля! Пропади оно все пропадом!

Володин сел на нос катера, дрожащими руками извлек из пачки «Примы» сигарету, с трудом, ломая спички, но закурил, горестно вдыхая. А Николай, осознав смысл гневной речи браконьера, удивленно спросил Володина:

– О чем ты, Карась, говоришь? О каких чиновниках?

– Да ладно прикидываться! Будто сам не знаешь? Все в округе знаешь, а об этом и не слышал?

– Тебе задан вопрос, отвечай на него!

Володин подозрительно взглянул на лейтенанта.

Мелькнуло: а вдруг он действительно не знает о пикниках высокого начальства? В этом случае можно сыграть на этом, лишь бы не переиграть, не переборщить! Тогда точно хана. Хотя и сейчас не сливки.

Браконьер решился:

– Не буду отвечать. Видать, ты с ними заодно! Перед тобой откройся, а потом в ящик сыграешь! Нет уж, лучше промолчу. Считай, ничего я тебе не говорил и ничего не знаю. Вызывай понятых, конфискуй сети, составляй протокол!

Горшков задумался. Решить вопрос с Карасиком теперь проще простого, но если он сказал правду, то получится несправедливо. Одного закон покарает, других оставит безнаказанными. Такого не должно быть. Володин заикнулся о чиновниках из области, гуляющих с проститутками. Для них ставят сети, чтобы ушицу знатную к водочке подать. И все это происходит за перекатом. Но перекатов по реке на территории участка Горшкова два, один недалеко отсюда, другой выше по реке. Чтобы зацепить крупную дичь, надо знать точно, где разбивают бивак эти чиновники. И кто они? С кем, кроме проституток, приезжают сюда? Не сами же чинуши ставят сети? Все это можно узнать от Карасика. А тот не желает говорить. Его понять можно, в рассуждениях Володина логика присутствует. Одно – попасться самому, совсем иное – сдать других, да еще тех, кто представляет власть! Придется ради достижения большего жертвовать малым. Черт с ним, с Карасем, он все одно больше на реку не выйдет.

Николай присел рядом с Володиным:

– Слушай, Потапыч. Я готов замять сегодняшний случай. Хрен с ним. Правда, навара с рыбы ты не получишь, сети уничтожишь и больше никакого браконьерства, но при условии, что выложишь все, известное тебе о гулянках чиновников. Откажешься – пойдешь под суд, а чинуши с проститутками продолжат беспредельничать на реке. Я их, конечно, попытаюсь прищучить, но без полной информации по их пикникам сделать это будет очень сложно. Так что решай, говоришь или молчишь! Время на размышление одна минута. И оно пошло!

Володин выдержал паузу. Затем рубанул воздух рукой:

– Черт с ним! Твоя взяла! Слушай.