Путь Черной молнии 2

– Но, ты, же знаешь, нужно следить за языком, а особенно в зоне. Он считает себя уважаемым арестантом, потому и ответил так резко. Да, он моложе тебя…

– В том то и дело! – перебив Воробьева, возмутился пожилой зэк, – ровню, что ли нашел.

– А ты за базаром следи, – взбеленился парень.

Пожилой мужчина, видимо обиделся и, взглянув недобро на Воробьева, сделал движение, чтобы уйти.

– Мужики, стоп, стоп! Вы что от меня ждете? Чтобы я одного из вас пожалел, а другого поддержал. Если вы сами не хотите договориться между собой, разве я могу «разрулить» этот конфликт. Зачем ты обратился ко мне, если не хочешь вникнуть в суть. А теперь ты, Серега, – обратился Воробьев к парню, – ты же моложе его и намного сильнее, значит, чувствуешь, что можешь взять наглостью. Ты прешь по бездорожью, как танк и не различаешь, что перед тобой человек, старше тебя. Научись уважать людей…

– Саня, вот только не надо меня лечить, – перебил Воробьева Сергей, – мне по фиг, кто он, не надо на меня помои лить. Я за себя всегда постою.

– А если бы он взял в руки пиковину, а не пошел ко мне за помощью? – спросил Александр.

– За слова резать!

– Серега, а честь человека для тебя пустое? Я могу свернуть тебе шею, потому как не уступлю в силе, а он? Что делать старику? Если тебе по фиг мой совет, то я вынесу этот конфликт на разбор к авторитетам. Может, ты с ними согласишься, что не прав в этой ситуации. Ну, как, толкаем мое предложение дальше или пойдем, сварим кружку чифиря и замнем все для ясности.

Сергей моментально сообразил, что Воробьев встал на сторону старика и разборки в кругу братвы могут закончиться для него плачевно. Он протянул руку для заключения мира. Старик принял молчаливое примирение и хитро улыбнувшись, обратился к Александру:

– Кто-то грозился чифирком угостить, али мне послышалось…

Воробьев улыбнулся в ответ и ответил шуткой:

– Не деритесь воры, вас и так мало. Пойдемте, обмоем мировуху.

Подполковник Кузнецов крепко помнил Дронова и, хотя он отбыл в мир иной, все равно иногда всплывал в памяти. Кроме этого, трое заключенных, осужденных за бунт в колонии общего режима, попали на «Пятерку». Вдруг они краем уха слышали о прошлой связи Кузнецова с Дроновым. Потому эти зэки попали под прессинг администрации. Один содержится на данный момент в БУРе, другой получил тюремный режим и отправлен этапом к месту отбытия наказания, но третий, как бельмо на глазу, мешал Кузнецову пребывать в умиротворенном состоянии.

Жить бы спокойно Воробьеву, да отбывать свой срок, но мешал он Кузнецову. Не только ему, но и знакомому, с которым Кузнецов с некоторых пор имел тайные дела в производстве. Речь шла о Садовникове, тобишь Аркане, который при встрече дал кое-какие указания подполковнику проявить пристальное внимание к Воробьеву. По линии режимной части его постоянно наказывали, а вот с оперативной точки зрения, как выражался начальник оперчасти колонии майор Цезарев: «Этого типа надо крепко взять за жабры или накрыть нашим колпаком». Встретившись вне планерки с Цезаревым, Кузнецов попросил его об одной услуге, чтобы оперативник подключил своих агентов и помог уличить Воробьева в каком-нибудь серьезном нарушении. Ссылаясь на участие заключенного в бунте и его непримиримое отношение к людям в погонах, Кузнецов естественно умалчивал, что основной причиной прессинга Воробьева, является просьба Садовникова. Цезарев пообещал помочь.

Однажды поздно ночью, когда смена контролеров пришла проверить Воробьева, то застала его спящим на чужой кровати. Александру пришлось лечь в другую постель, так как ночью в проходе Волкова шла азартная игра в карты с заключенными из других отрядов. Александр спал, как всегда, натянув на голову одеяло. Прапорщик бесцеремонно сдернул с него одеяло и посветил фонарем в лицо. Терпению Воробьева пришел конец. Мало того, что они ночью грохочут сапогами по полу, подобно стаду парнокопытных и вдобавок еще будят по-хамски. Он соскочил с постели и обложил контролеров непристойными словами. Его доставили в надзорслужбу к ДПНК, приказавшего без разбирательства увести Воробьева в ШИЗО и закрыть до утра в «нолевке[17 - Нолевка – камера предварительного заключения]».

Наутро заявился Кузнецов и, открыв дверь камеры, с издевкой произнес:

– Ну, что шерсть бегониевая, покуролесил. За то, что спал не на своем спальном месте и за оскорбление контролеров, ты заработал пятнадцать суток, – Кузнецов с угрозой в голосе добавил, – если еще раз подобное повторится, они накатают на тебя заявление, и за мелкое хулиганство ты будешь привлечен к уголовной ответственности.

– Начальник, за языком следите, если вы не знаете значение слов, то не бросайтесь ими попусту…

– Ты что, щегол, жизни меня вздумал учить, – Кузнецов вперился хищным взглядом в осужденного.

После произнесенного оскорбления Александру в голову ударила кровь, хотелось ответить дерзостью наглому подполковнику, но вовремя вспомнил слова Дронова: «Никогда не давай мусорам повода затянуть себя в глубину провокации, пусть они выходят из себя, а ты смейся им в рожу и убивай спокойствием». Потому Воробьев внутренне собрался, глубоко вздохнул и как можно спокойнее, ответил:

– Хорошо гражданин начальник, сейчас сила на вашей стороне, но, по сути дела, вы не правы. Если б я не знал, кто вы и на что способны, то послал бы вас куда-нибудь подальше, – интригующе ответил Александр.

– Ах ты… – Кузнецов еле сдержался, чтобы не перейти на личное оскорбление, но видимо что-то подозрительное моментом проскочило у него в голове, и он резко спросил, – ты знаешь меня? Что-то я тебя лично не припоминаю. Вас бунтовщиков в зоне было много, – хитрил подполковник, – в каком отряде ты был, с какими блатными водил дружбу?

– Какая вам разница. Для меня важно другое, вы свое офицерское слово нарушили, и честь свою смешали с грязью, дав на плацу обещание всем заключенным зоны. Надеюсь, не забыли, как дали Дронову слово офицера.

При упоминании Дронова, Кузнецов внутренне напрягся и, окинув Александра презрительным взором, со злостью прошипел:

– Ты еще мне будешь об этой мрази упоминать! Воробьев, хочешь оказаться самым несчастным в зоне? Ведь затрюмую. Понял меня!

– Вы меня на понял-то не берите, и я ваших угроз не боюсь. Эту грозу, да на ночь, – Александр ехидно улыбнулся.

– Дежурный, – закричал подполковник, – закрой его в карцер. Постановление на десять суток я выпишу позже.

– Пену сотрите с губ, гражданин начальник, а то я смотрю, у вас крыша начинает потихоньку на бок сползать – усмехаясь, сказал Александр и вышел за надзирателем из кабинета.

Поздно вечером, когда в изоляторе объявили отбой, дверь в карцер резко распахнулась. Александр машинально вскочил на ноги с бетонного приступка. В дверном проеме стоял человек под два метра ростом. При тусклом свете блеснули звездочки на погонах. Александр узнал его, это был заместитель командира охранной роты капитан Бражников, метко прозванный заключенными – «Шифоньером».

– Руки назад! – скомандовал капитан, – выходи и по коридору направо.

Бражников повел Воробьева в прогулочный дворик, расположенный на улице. Закрыв за собой дверь в дворик, капитан повернулся и, отложив резиновую дубинку к шершавой стене, издевательски произнес:

– Ты что же малец, начальство не уважаешь. Почки давно не опускали. Придется преподать тебе урок вежливости.

– Ты, что ли учитель? Ну-ну, попробуй, может, что и получится.

Александр отступил на два шага и внимательно следил за каждым движением офицера. Амбал метнулся к Воробьеву и, выкинув правую ногу вперед, сделал попытку ударить в пах. Но Александр, ребром ладони парировал удар. Капитана при этом развернуло. Воробьев со всей силы пнул противника под колено.

– Ах ты сученок! – взвыл от боли амбал и попытался достать Воробьева кулаком слева. Но Александр поднырнул под руку и смачно припечатал капитану кулаком в левый бок. Офицер охнул и, схватившись за ушибленное место, в растерянности отступил назад.

– Ты что, спортсмен или служил где-то? Ну, ничего, сейчас я тебя достану.

Амбал подскочил к стене и, схватив дубинку, ринулся на противника. Воробьев мгновенно отреагировал отработанным приемом: парировав левой рукой дубинку, с силой двинул ногой капитана в пах. Не давая амбалу опомниться, ударил кулаком в подбородок и, применив подсечку, свалил на землю.

Дубинка выскользнула из руки офицера и Воробьев, подняв ее, поднес к лицу ошеломленного Бражникова, с иронией в голосе, сказал:

– Дурак, чему тебя только в армии учили? Дать бы тебе по соплям, да срок получать за тебя не охота.

Отбросив дубинку в угол дворика, Александр подошел к двери, и крикнул:

– Старшой, веди меня назад в камеру.

Прапорщик, увидев поднимающегося с земли капитана, изумленно раскрыл глаза и, недоуменно пожав плечами, безмолвно проводил Воробьева до двери карцера.

Когда дверь захлопнулась, Александр все еще был возбужден, но душа его ликовала. У него все получилось, он сдержался во время острого разговора с Кузнецовым, а теперь не дал избить себя этому Шифоньеру. Но, радость быстро сменилась тревогой, он прекрасно знал, что просто так, от него не отстанут, и был прав. Он отчетливо услышал, как по коридору забегали люди, как кто-то с дежурки вызывал по телефону дополнительный наряд контролеров. Александр приготовился обороняться, прижавшись спиной к торцевой стене. Послышался шум открываемого замка, дверь распахнулась настежь… И…Мощная струя воды, выпущенная из пожарного рукава, захлестнула Александра. Воспользовавшись замешательством заключенного, контролеры навалились на него скопом и надели спереди наручники. Били дубинками и кулаками по корпусу, по почкам, стараясь не наносить удары в лицо. Александр, скорчившись, лежал на мокром полу. Расслабившись, он не сопротивлялся, а только прикрывал голову руками.

Заслышав возню и крики в карцере, арестанты из соседних камер подняли шум, дружно поддерживая заключенного Воробьева. Контролеры угомонились и, захлопнув двери, оставили лежать его на бетонном полу.

По изолятору разносились матерные возгласы:

– Твари позорные! Козлы вонючие!

Пожилой старшина, дежурный по ШИЗО, спокойно отвечал на оскорбления:

– Козел не козел, а сто пятьдесят получаю и вас охраняю.

На следующий день в ШИЗО заявился Кузнецов, сопровождаемый двумя прапорщиками, видимо вчерашний «урок» Воробьева кое-чему научил их. Они не решались встречаться с ним поодиночке.