Ожидания Бена Уикса

Однако в середине 1990-х изначальный замысел школы, имеющий во главе угла умышленную удаленность и закрытость от внешнего мира, – этот замысел начал трещать по швам и в дальнейшем мог лишь разваливаться еще сильнее. У большинства учащихся школы Сент-Джеймс уже имелась электронная почта, и в считаные годы все общежития на кампусе были подключены к широкополосному интернету. А затем и сленг хип-хопа зазвучал куда круче, нежели та лексика, что некогда расцвела на странном, каком-то галапагосском наречии Grateful Dead[4 - Grateful Dead (досл. «Благодарный мертвец») – американская рок-группа с лидером Джерри Гарсией, основанная в 1965 году в Сан-Франциско. После выступлений на фестивалях в Монтерее (1967) и в Вудстоке (1969) заняла значимое место на американской музыкальной сцене и в контркультуре. Прим. ред.]. И спустя немного времени воспитанники школы уже не меньше чем все прочие подростки просматривали втихаря порно, болтали в чатах с друзьями, оставшимися на родине, сидели на переменах в фейсбуке, выкладывали что-то в соцсетях и каждый день общались с родителями по сотовому телефону. А их родители имели возможность звонить учителям и интересоваться той или иной отметкой за тот или иной тест или чьим-то решением не выставлять его отпрыска во втором тайме той или иной игры.

Но тогда, в начале девяностых, до всего этого еще было далеко. В ту пору, когда Бен с отцом подъезжали к кампусу, можно было на протяжении целого семестра не видеть никаких новостных телепрограмм и не слышать никакого коммерческого радио, а на каждое общежитие приходился один лишь таксофон, стоявший на цокольном этаже. И хотя с тех пор, как отец Бена окончил эту школу, через ее ворота уже успели просочиться компакт-диски хип-хоп-группы N.W.A.[5 - N.W.A. (англ. Niggas With Attitude – «Нигеры со своим мнением») – американская хип-хоп-группа из Калифорнии, считающаяся одной из основательниц поджанра гангста-рэпа с криминальной тематикой. Существовала с 1986 по 1991 год. Прим. пер.] и видеофильмы с Питером Нортом[6 - Питер Норт (р. 1957) – канадский порноактер, кинопродюсер и порнорежиссер. Прим. пер.] – все-таки удаленность заведения еще играла свою роль. И здесь еще возможно было избежать отвлечения внимания юных воспитанников на посторонние вещи. Только как долго такой расклад мог продержаться?

Наконец между двумя гранитными столбиками показалась белая табличка с надписью «Школа Сент-Джеймс».

Отец Бена отстегнул ремень безопасности и въехал на крайний изгиб длинной подъездной аллеи. По обе стороны дороги высилась густая и нестриженая хвойная изгородь, которая на какое-то время даже загородила собой слепящее солнце, и машина медленно покатилась между деревьями.

В приемном комплекте бумаг (а при виде толщины этого пакета Бена всякий раз омывало волной уверенности) сообщалось, что у него в общежитии будет сосед по комнате, вот только, кем окажется этот сосед, не упоминалось. Бен очень радовался, что у него появится товарищ по жилью. Благодаря этому парню Бен будет иметь возможность продемонстрировать всю свою компетентность в здешних делах, все знания, что он перенял от Тедди. С тех пор как ему доводилось приезжать в Сент-Джеймс и встречаться с приятелями брата, он хорошо усвоил, что если фамилия какого-то ученика звучит очень знакомо, то это отнюдь не совпадение. Да, да, это были та самая бывшая на слуху продовольственная фирма, или тот самый знаменитый производитель стали, или тот самый известный банк. Бен со своим соседом по комнате будут вместе осваивать здешний школьный сленг, у них появятся свои, непонятные всем прочим, шутки, они вместе будут знакомиться с девочками, а после станут делиться друг с другом впечатлениями. Бен научит своего соседа, как правильнее держаться в столовой или в «берлоге» – как по традиции ученики называли здешний клуб с залом отдыха, кафетерием и игровыми автоматами, – поведает ему, что однозначно не следует носить, или объяснит, как заставить старшеклассников считать, что ты достаточно крут для новичка, но все же не пытаться казаться чересчур крутым. Или что, заходя к кому-то в комнату, ни в коем случае не следует стучаться, потому что стучаться в дверь обязаны лишь преподы, и если кто-то к тебе постучался – значит, пришел препод.

Бен со своим товарищем по комнате разузнают, как достать выпивку (Бен пока что вообще не представлял, где ее можно достать, – ну так это дело наживное!), и другие ребята захотят прийти к ним распить за компанию. Со своим соседом по комнате Бен будет общаться куда теснее, нежели с тем парнем, с которым он познакомился в лагере «Тонгахивин», – с Тейлором Хатчинсоном, или просто Хатчем. И Хатч намного сильнее захочет дружить с Беном, потому что Бен окажется как бы уже занятым, не столь для него доступным. Летом педагоги «Тонгахивина» разрешили Хатчу отправиться в долгий поход на каноэ, хотя тому и не исполнилось четырнадцати, а на лагерных «индейских» танцах он, говорили, увлек Хизер Риз к теннисным кортам. По слухам, этим летом у них вообще все развернулось по полной программе. Хатча два лета подряд выбирали «Лучшим в лагере» – но он лишь насмехался над наградой, говоря, что только всякие подлизы получают этот приз.

– А вот Уикси, точно знаю, был бы не прочь его урвать, да? – сказал однажды за обедом Хатч, довольно ощутимо толкнув его кулаком в плечо.

Поскольку на самом деле Бен и впрямь был бы очень рад получить «Лучшего в лагере», он густо покраснел, а ребята за столом рассмеялись. И Бен в ответ тоже толкнул Хатча кулаком в плечо, но совсем легонько.

Кстати, узнав, что Бен тоже собирается поступить в школу Сент-Джеймс, Хатч проникся к нему гораздо большим уважением.

А однажды, рисовал в своем воображении Бен, они с соседом выкрадут из кухни здоровенный, промышленных объемов, пакет с порошком для желе, заткнут щель под дверью какого-нибудь помещения в полуподвальном этаже, протянутым через окно шлангом наполнят это помещение водой на фут глубиной, высыпят сухой желатин, включат батарею и веслом, притащенным из лодочного сарая, хорошенько все перемешают. Потом батарею выключат, а окна оставят открытыми. А когда комната окажется сплошь покрыта слоем идеально застывшего желе толщиной в фут, он, Бен, получит славу редкостного, прямо-таки эпохального затейника, и тогда Хатч уважительно кивнет, признав, что выдумка его приятеля – действительно нечто потрясающее.

Бен немного скучал уже по Тиму Грину, с которым он дружил дома, с его неизменным прямым пробором и шортами до колен. Но здесь он наконец обретет более классных и крутых друзей – таких, из-за которых ему не придется украдкой смущаться и краснеть.

И вот окаймлявшая подъездную дорогу живая изгородь резко оборвалась, и их взорам открылись футбольные поля, похожие на зеленые озера. Слева от спортивных площадок стояло старое, слегка покосившееся здание из красного кирпича, напоминавшее амбар, а прямо через дорогу выстроился целый ряд учебных корпусов, снизу кирпичных, а сверху обшитых белой вагонкой. За чередой деревьев высилась прямоугольная колокольня школьной капеллы, из каждого угла которой в небо вонзались узловатые шпили. С ее печеночным цветом, эта башня, казалось, дрожала на фоне пронзительной синевы летнего неба. Бену вообще всегда представлялось странным, что здешнюю церковь называют капеллой. На его взгляд, это был самый что ни на есть полноценный собор, колокольня которого просматривалась с любой точки кампуса.

Бен вспомнил, что в машине позади него лежит его новенькая куртка North Face и классная бейсболка Marlboro Racing, и едва не задрожал от сладкого предвкушения, представляя, как он будет гордо их носить, когда придет пора. Вскоре он сам почувствует, когда и что годится надевать. Если бы он в самый первый день в школе нацепил свою бейсболку, все бы подумали, что он выпендривается, считая себя чересчур крутым. Но вскоре он с полным правом сможет ее носить.

Подъезжая сейчас к школе, Бен видел на дорожках ребят в кепках – в основном это были самые обычные бейсболки с названием того или иного колледжа. Но он-то знал, что его Marlboro Racing куда лучше, поскольку хоть она была и формой, и материалом такая же, как другие бейсболки, но все равно отличалась от прочих. Она была особенной, единственной в своем роде, с идеальным изгибом козырька. Хатч, несомненно, сразу признал бы ее совершенство, и Бен даже пожалел, что Тедди не отдал ему эту бейсболку раньше, чтобы ее можно было носить в лагере «Тонгахивин».

Между тем они с отцом ехали все дальше, поднимаясь по небольшому уклону в направлении Дома основателя с его ослепительно белыми колоннами, затем миновали небольшой безымянный ручей, бегущий через весь кампус. Обычно, когда им доводилось приезжать в Сент-Джеймс, отец постоянно указывал через окно автомобиля на разные здешние достопримечательности, рассказывая все, что с ними связано. Однако теперь он хранил молчание – возможно, тоже пребывая под гнетом своих мыслей и надежд. Он выступил сопредседателем комитета по сбору средств для строительства новых кортов для сквоша, так что Бен не сомневался, что их-то уж точно отец заедет посмотреть. Возможно, там, на этих кортах, их уже поджидает Мэнли Прайс.

Наконец они добрались до парковки во дворе четырех стоящих прямоугольником, неказистых, почти квадратных общежитий, построенных в стиле «учрежденческой готики» тридцатых годов из кирпича и песчаника. Корпус Хоули, где предстояло жить Бену, успешно выполнял свою ландшафтную роль, тыльной стороной ограничивая зеленое травяное пространство. Они припарковались среди других авто, выбрались из машины, и оба облегченно потянулись, расправляя тело под горячим солнцем. В этот момент колокола на башне капеллы исполнили полный вестминстерский перезвон[7 - Имеется в виду мелодия, которую отбивает Биг-Бен, отмечая каждую пройденную четверть часа. Прим. ред.], добавив к нему еще один отчетливый удар: был час пополудни.

В общежитии царили гул и суета: дети и родители сосредоточенно носили и расставляли по местам всевозможные вещи. Бен с отцом были одеты в длинные шорты хаки и футболки поло, но без солнцезащитных очков, ибо темные очки казались бы здесь дурным тоном.

В комнате номер двадцать четыре оказалось пусто. Там имелись две кровати с покрытыми зеленой резиновой тканью, точно в операционной, матрасами и два письменных стола. Бен с отцом поставили первые принесенные вещи на пол. Три окна в стене напротив выглядывали на заднюю парковку, на большую лужайку перед ведущей сюда двухполосной дорогой и на спортзал, отстроенный из шлакобетонных блоков. Бен уже знал, что если высунет голову в окно, то увидит справа, вверх по склону сквош-центр. Ветра здесь почти не ощущалось: его порывы с трудом пробивались сквозь густые кроны деревьев.

На каждом из столов новоприбывшего ученика ждала папка, где имелись схематично расчерченная карта школьной территории, а также расписание занятий на первые дни. А сверху лежала маленькая книжечка в темно-синем ледериновом переплете. Солидными золотыми тиснеными буквами на нем значилось: «Спутник ученика школы Сент-Джеймс», а обрез книги был выкрашен красным. Бен выбрал себе кровать и стол, стоявшие слева, и сунул книжечку в верхний ящик стола.

Снаружи старшеклассники обнимались после долгих каникул и смеялись. Бен принес в комнату торшер, а отец – полочную акустическую систему, сунув себе под мышки по колонке. Они установили стереосистему, повесили на стену постер Эшера с муравьями, ползущими по ленте Мёбиуса. Еще отец вручил Бену небольшую, размером три на пять дюймов, репродукцию картины Одюбона с бескрылой гагаркой – этаким забавным пингвином, смотрящимся как напыщенный лондонский аристократ. Репродукцию поместили в потертую золоченую рамку, после чего Бен воткнул в дверь с наружной стороны канцелярскую кнопку и повесил рамку на нее. Он представлял, как к нему в комнату зайдет однажды какая-нибудь девчонка с коротенькой стрижкой, и последнее, что она увидит, прежде чем устремит на него взгляд, – эту необычную и очаровательную картину.

На парковке уже в полной мере ощущался невыносимый зной. Листва на ярком солнце отливала белым. Цикады вовсю стрекотали, и казалось, что производимый ими шум был голосом самой жары.

Всякий раз, прогуливаясь за вещами до машины и обратно, Бен кивал и сдержанно улыбался любому новому человеку, что попадался ему на пути. Девочки вели себя точно так же, курсируя вместе с родителями между прямоугольной парковкой и соседними общежитиями.

Бен поглядывал на девочек, но старался все же слишком откровенно их не рассматривать. Он заметил нескольких очень симпатичных девчонок, а еще нескольких как будто внезапно похорошевших. Даже окидывая их быстрым взглядом, торопливо шагая мимо с нагруженными руками, Бен сразу замечал, насколько неловко те себя чувствуют. Ему встретилась пара девочек, похожих на тех, что учились с ним в Сиднее – той школе, куда он ходил дома. Казалось, длинную красивую шею у них только сейчас приставили к остальному телу, а глаза лишь недавно перестали быть слишком близко посаженными. И хотя Бен не знал, как все это смотрелось раньше, но непривычность этого нового облика для самих девочек ощущалась вполне явно. Девочки, что всегда были красивыми, воспринимали чужое внимание как совершенно обыденное явление, даже как нечто порядком надоевшее. И Бен не мог их за это винить. Однако на «внезапно похорошевших» никогда прежде никто особо не заглядывался – ни мальчики, ни мужчины, ни девочки, привыкшие к своей красоте, – и от этого они, казалось, воспринимали внимание окружающих с каким-то пьянящим волнением и болезненной чувствительностью.

Бен испытывал некоторое чувство родства с этими внезапно похорошевшими девчонками, потому что к нему тоже лишь теперь стали всерьез проявлять внимание как к человеку, что-то собой представляющему. А все потому, что в прошлом году Бен из просто хорошего игрока в сквош сделался лучшим в стране сквошистом в детско-юношеской категории. Даже в столь узком мирке (ведь занимался он тем видом спорта, о котором большая часть Америки и знать не знает!) эта неведомая прежде слава и то, как тренеры и родители, да и другие игроки стали быстро пересматривать свое отношение к нему, давая Бену новую оценку, казались ему чем-то особенным.

Бену нравилось чувствовать, как к нему проникаются уважением окружающие, ему приятно было, расправив плечи, ощущать лежащую на них мантию превосходства. Однако он не любил хвастаться и много говорить о своей персоне: это попахивало бы излишним самомнением. Но когда Бен, победив в очередной игре, улыбался и вскидывал над головою руку, повернувшись к толпе зрителей, это, по крайней мере, выглядело естественно и спонтанно. А потом на него как будто находило какое-то затмение, его словно затягивало водоворотом сомнений, когда этот триумф, которого он так долго жаждал, к которому изо всех сил стремились все прочие игроки вокруг него, за который так пламенно болел его отец, – когда этот триумф казался ему не совсем таким, какого он ждал. Каждый раз, когда на него взирали все эти люди вокруг, Бен почти физически ощущал, как они пытаются оценить, насколько близко соответствует этот реально существующий мальчик тому образу отпрыска Уиксов, какой все ожидают увидеть.

Он надеялся, что его все же заметили эти внезапно похорошевшие девочки, ибо с ними Бен испытывал некоторое внутреннее родство.

Наконец все вещи в комнате как будто встали на свои места, и Бен с отцом решили сходить осмотреть новые корты. Когда они спустились по лестнице к заднему выходу из корпуса Хоули, мальчик снова подумал, что Мэнли Прайс, должно быть, ждет их там, хорошо зная, сколько времени Бен уже пробыл на кампусе. Не торопясь, они направились вверх по склону к новенькому зданию сквош-центра.

Игра сквош – когда два игрока в помещении размером где-то в два гаража лупят в стену резиновым мячом, причем каждый пытается сделать так, чтобы мяч скакнул по полу два раза, прежде чем его успеет отбить другой игрок, – появилась в Англии в тридцатых годах девятнадцатого века и быстро распространилась по всем британским колониям. Школа Сент-Джеймс, которая с самого основания отчаянно пыталась во всем имитировать Англию – и в архитектуре, и в учебной программе, и во внеурочных занятиях и хобби учеников, – в 1885 году отстроила первый в Соединенных Штатах корт для сквоша. В те времена не было каких-то жестких стандартов касательно размеров корта, и так получилось, что в школе Сент-Джеймс корт оказался несколько более узким, чем те, что уже принято стало строить в Англии. В Сент-Джеймсе, а затем и в других сквош-клубах и школах в Филадельфии, на Бруклинских холмах и в Канаде играли зимой еще до того, как в домах появилось постоянное отопление. А поскольку холодная резина не так упруго отскакивает от стены, американцы разработали мячи с особой плотностью, которые хорошо сохраняют тепло и шустро двигаются даже тогда, когда от дыхания в помещении идет пар.

Однако во всем остальном мире стандартом принят был более широкий и короткий корт. И мяч делался из такого материала, что его можно было сжать пальцами, и в таком теплом климате, как в Индии или Гонконге, он не требовал от игрока особой активности. А потому параллельно стали существовать два типа сквоша: «хардбольный» в Америке и «софтбольный»[8 - Не стоит путать с разновидностью бейсбола, существующей под таким же названием. Прим. ред.] во всем остальном мире, причем американский вариант сделался некой причудливой, весьма обособленной версией игры.

И именно в этот американский вариант и играли все, кто с детства окружал Бена. Его отец, Гарри, играл в команде школы Сент-Джеймс в середине шестидесятых и на всю жизнь остался фанатично увлеченным сквошистом, наведывающимся к себе в клуб по три раза в неделю. Мэнли Прайс после того, как Гарри окончил школу, сам сделался тренером, и много раз отец Бена выражал искреннее сожаление, что в «эпоху Прайса» его там уже не было. Гарри и его друзья по клубу после душа надевали одноразовые бумажные шлепанцы, припудривали свои интимные органы тальком, причесывались, специальным металлическим штоком вытягивая себе расческу из банки с барбицидом[9 - Барбицид – дезинфицирующий раствор, используемый парикмахерами и косметологами для дезинфекции инструментов, таких как расчески и ножницы для стрижки волос. Прим. ред.], пили скотч и играли в нарды. Как-то так вышло, что Гарри не завел тесной дружбы с представителями других именитых семейств, которые в такие клубы были вхожи и которые сами основывали подобные клубы. Близкими его друзьями – и, пожалуй, даже единственными друзьями, что он имел, в отличие от мужей подруг жены, – стали Чип и Пол, с которыми он чаще всего играл в сквош. Чип был инженером из городка Уилметт, штат Иллинойс, а Пол был страховым агентом из Хьюстона, и оба переехали в Коннектикут, чтобы работать в United Technologies и страховой компании Cigna соответственно. Чип и Пол оба увлеклись сквошем, уже будучи взрослыми людьми. Такие «поздно начавшие» игроки всегда самые активные и неутомимые, и в клубе они оказались единственными сквошистами, кто, по мнению Гарри, по-настоящему жестко играл. Все трое никогда не ездили на официальные соревнования по сквошу, играя лишь между собой в бесконечных турнирах на выбывание. Все трое стремительно ныряли по корту за мячом, все трое разбивали в кровь коленки, все трое носили усиленные защитные скобы и никогда не пропускали тренировки.

И хотя Гарри устыдился бы, поймай его кто-либо на подобных мыслях, он все же всегда считал, что в социальном плане стоит гораздо выше, чем двое его друзей. Пребывать в их компании Гарри нравилось отчасти потому, что ему не требовалось производить на них какое-то впечатление, поскольку они не могли в полной мере оценить все приличествующие его классу нюансы и проследить, насколько строго он придерживается правил своего круга и придерживается ли их вообще. Когда Гарри оказывался среди настоящих «васпов»[10 - От WASP (англ. White Anglo-Saxon Protestant) – популярное идеологическое клише в середине XX века; термин, обозначавший привилегированное происхождение. Аббревиатура расшифровывается как «представитель европеоидной расы, протестант англосаксонского происхождения». Имеет хождение преимущественно в странах Северной Америки. До изменения демографической ситуации в связи с иммиграцией акроним WASP был аналогичен понятию «стопроцентный американец», обозначавшему представителей более зажиточных слоев общества США, ранее игравших доминирующую роль в формировании элиты американской политической и экономической жизни. Прим. ред.], он порой начинал чувствовать, будто впустую тратит время с Чипом и Полом, однако всегда с огромным облегчением встречался с ними вновь.

Сквош Гарри использовал как свой инструмент воздействия на Сент-Джеймс. Таким образом он мог уравновесить влияние своего брата Рассела – Рассела Уикса, основателя и председателя фонда Landreach Capital. С собственным домом на Восьмидесятой улице и собственным парком, с еще одним домом в Амагансетте, курортном городке у океана. Он заседал в попечительском совете школы, каждый год проводил ревизию учебников и являлся соавтором Ежегодного отчета. В 1992 году Рассел преподнес школе щедрейший подарок в виде нового оснащения для ученической обсерватории – включая телескоп, в семь раз мощнее предыдущего. Гарри тоже каждый год не обходил школу вниманием, однако он гордился тем, что всякий раз лично уделяет ей время: когда команда по сквошу школы Сент-Джеймс играла с командой школы, к примеру, из Коннектикута или с юга Массачусетса, отец Бена непременно отправлялся поболеть за своих, а заодно обсудить с Мэнли Прайсом стратегию игры и его тренерские подходы.

У себя в клубе они с Чипом и Полом играли в американский вариант сквоша, однако Чип, поработав какое-то время на компанию Siemens в Мюнхене, освоил софтбольный сквош на тамошних международного стандарта кортах, а потому, вернувшись в Штаты, стал воспринимать сквош по-американски так, будто молотил по каучуковому мячу в тесной кладовке. И вот в долгом и настойчивом приступе недовольства он отстроил у себя на заднем дворе из шлакоблоков и гипса «международный» корт для сквоша, назвав свой мини-клуб «Микроном» в честь своей излюбленной единицы измерения. Бену и еще нескольким местным ребятишкам он вручил ключи от корта, сказав, что они вольны пользоваться им, когда только захочется.

От дома, где жил Бен, до загородного сквош-корта было шестнадцать минут езды на авто, а до «Микрона» – семь минут на велосипеде, а потому в одиннадцатилетнем возрасте Бен, скорее из инертности, начал где-то девяносто процентов своих тренировок проводить на корте больших размеров, играя в международную версию сквоша мячом международного стандарта. В конечном счете и он, и другие ребята, оказавшиеся в «Микроне», приобрели гораздо более хорошую спортивную подготовку, нежели их соперники на соревнованиях, поскольку мягкий мяч «убить» куда сложнее. Их розыгрыши длились дольше, однако количество нужных очков не совпадало с американской версией[11 - В американской системе счета (PARS) игра ведется до 15 очков, в международной версии обычно до 9 очков. На соревнованиях играют до 3 побед, но не более 5 геймов. Прим. ред.], к тому же и подачи у них не имели требуемой точности, а потому ребята почти неизбежно проигрывали во втором или третьем раунде любого турнира, куда им доводилось попасть.

В назначенные дни недели Бен с ребятами играл в «Микроне» по четыре-пять часов кряду, успевая три-четыре раза сменить намокшую футболку и носки. Иногда после школы, или после ужина, или когда ночью было не заснуть, Бен приезжал в клуб на велосипеде и просто в одиночку отрабатывал всевозможные удары. Он проводил там долгие часы и всякий раз удивлялся, когда, выйдя из клуба, узнавал, который час. И нередко, приходя в ванную, чтобы перед сном почистить зубы, Чип видел в окошко, что на корте горит свет, и слышал приглушенные звуки ударов мяча о ракетку и чуть более низкие – ударов о стену.

Бен и сам точно не мог бы сказать, зачем он этим занимается. Но что-то успокаивающее было в этих границах корта, в постоянстве этого мира с его четырьмя стенами, мячом и ракеткой, и ему оставалось лишь подчиняться этим имеющимся границам и принимать лишь те немногие решения, что они ему диктовали.

Мать Бена, Хелен, слышала, как по средам ее сын возвращается домой в одиннадцать вечера, и ее саму удивляло, что за странное беспокойство охватывало ее в связи с этим. Она знала, что Бен не интересуется наркотиками, что он не бьет нигде витрины и окна. Знала, что не брюхатит соседских девушек. Но вместо этого он все больше погружался в какую-то глубокую уединенность, всецело поглощенный своим увлечением, и она беспокоилась, что сам он уже не сможет от этого освободиться. Гарри говорил ей, чтобы она не вмешивалась. Мол, неужто она не помнит себя ребенком? Не помнит, как у нее тоже имелись свои одержимости, свои маленькие идеи фикс? Естественно, она это помнила. Бывало, летними днями, когда так трудно было заставить себя заняться каким-то делом, требующим активности (например, упражняться на пианино, о чем постоянно напоминала ей мать, или отправиться с подругами на пляж), Хелен доставала все свои украшения: тонкую цепочку с иконкой святого Христофора, прелестный браслетик с гибкой рыбкой и вращающимся чертовым колесом, нежное ожерелье из речного жемчуга – складывала в кучу, перемешивала, пока все как следует не спутается, после чего принималась это распутывать.

– Вот видишь! – подхватывал Гарри. – У всех детей что-нибудь этакое бывает. Просто наш играет в сквош.

И все же, думала Хелен, а что, если это нечто, жестко ограниченное правилами, и ему навяжет свою установленную форму? Что, если он никогда не испытает даже потребности не подчиниться правилам? В то же время она понимала, что Гарри не может судить об этом непредвзято и что он отреагировал бы совсем иначе, если бы эта зацикленность сына была сосредоточена на чем-то ином, а не на сквоше.

И вот в течение пары лет Бен только и делал, что играл в сквош, и тем не менее они с друзьями по «Микрону» все равно пребывали где-то в конце середнячков.

Но потом, в начале девяностых, американскому сквошу все же наскучило сидеть в удаленной от всего мира глуши, и колледжи Соединенных Штатов захотели иметь возможность привлекать в свои команды иностранных игроков. И вот когда колледжи и клубы один за другим принялись переделывать свои корты под международный стандарт – внезапно оказалось, что Бену вовсе не надо к ним адаптироваться. Когда он тянулся за мячом, его ракетка всегда достигала цели; когда он даже забывался в игре, мяч сам собой ударялся в нужную точку. Все ребята из «Микрона» как-то разом поднялись в рейтинге, и все же Бен потратил на отработку и прием ударов столько времени, сколько не тренировался ни один из них, а потому ему всегда удавалось отбить на мяч-другой больше, сделать более хороший выбор при подаче и всегда хватало для победы решающего полудюйма.

Что-то переменилось, когда он начал побеждать своих товарищей по «Микрону», а затем выигрывать и официальные турниры. Прежде они все вместе слонялись без дела, слушая записи The Allman Brothers[12 - The Allman Brothers Band – американская рок-группа, образованная в 1969 году в Джэксонвилле, штат Флорида, признанная «главными архитекторами южного рока»; использовали в своей музыке элементы хард-, кантри- и блюз-рока, включали в концертные выступления продолжительные импровизации. Прим. ред.] или Led Zeppelin на старенькой стереомагнитоле позади своего клубного корта, или поддерживали друг друга при поражениях в суровых поединках четвертьфиналов. Вместе они рассаживались на тоненьких покрытиях спортзалов колледжей или в холлах частных клубов, потягиваясь всем телом и подшучивая друг над другом. Вместе складывали марлевые салфетки, приклеивая их пластырем к подошвам ступней, где мозоли порой натаптывались толщиной чуть не с апельсиновую корку. Вместе поедали энергетические батончики один за другим, откусывая по чуть-чуть, чтобы никогда не выходить на корт чересчур сытыми. Вместе запихивали насквозь пропитавшуюся потом одежду в пластиковые магазинные пакеты и, старательно выдавив оттуда воздух, туго завязывали, а потом, забыв открыть их по возвращении домой, обнаруживали там спустя какое-то время целые колонии плесени. Вместе смеялись над задиравшими носы ребятами из пятерки лидеров, чьи отцы в случае их проигрыша уходили с корта белыми как полотно.

Но когда Бен начал побеждать, причем побеждать очень часто, остальные ребята стали вести себя с ним немного сдержаннее, а вскоре, когда они обращали на него взгляд, в их глазах словно появлялся какой-то лаковый налет. Когда Бен еще не успевал уйти с корта, он видел, как они сидят все вместе, уже принявшие душ и надевшие спортивные костюмы. Неожиданно у них оказывались какие-то свои шутки, которые придумывались без него. Единственный, кого это как будто не затронуло, был Тим, но все-таки Тим, похоже, никогда всерьез не проникался сквошем.

И теперь, когда Хелен стала приходить смотреть игру сына, когда она наблюдала, как он неизменно обходит других ребят, ее начал мучить вопрос: а не слишком ли Бен привыкает к победам? Похоже, он уже сам ожидал от других восхищения. Она видела, как он, сжав губы в узкую улыбку, выходил на корт в самом начале турнира, воспринимая аплодисменты болельщиков просто как внезапный дождик. В ее глазах он был прекрасен – худенький, но сильный, с блестящими серыми глазами, – но, положа руку на сердце, она не могла точно сказать, то ли это лишь ее, чисто материнская необъективность, то ли действительный его образ в реальном мире. И несмотря на то что Хелен всей душой болела за него, все же, когда Бен выходил на корт и находил ее глазами, она непроизвольно старалась сохранять непроницаемое лицо, словно пыталась встать на другую сторону весов, словно пыталась убедить его, что победа, конечно, важна, но есть и еще много других, не менее важных вещей, таких как, например, быть добрым и великодушным, и пользоваться уважением друзей, и не мнить о себе слишком много.

Но когда она видела сына в игре, видела, как слаженно, скоординированно двигаются его руки и ноги (хотя, кажется, совсем недавно ее мальчик научился самостоятельно стоять!), видела, как он отбрасывает со лба назад угольно-черные волосы, видела, как он складывает бандану до идеальной ширины (притом что сама Хелен никогда не показывала ему, как это делать) и как завязывает ее вокруг головы, – все это вместе, само его упругое, пружинистое существование порой удивляло ее и внушало ей страх, что Бен окажется не таким мягким и беззлобным, как его отец, и куда менее открытым сердцем.

Старший сын, Тедди, давно уже вышел из-под ее контроля. На самом деле еще до того, как Тедди научился говорить, Хелен поняла, что он рано отобьется от рук. Даже напрягая память, она с трудом могла припомнить, когда в последний раз Тедди с кем-то или с чем-то обращался мягко и по-доброму. Однако в Бене всегда присутствовала какая-то нежность. Потому-то ее теперь так и тревожило то, что Бен стал очень хорошо играть в сквош, поскольку она знала, что нежность нуждается в заботе, в особом пестовании. Чувствовалось в нем что-то от ее деверя, Рассела, и это что-то, возможно, стало чересчур развиваться, когда Бен начал всех побеждать.

И тем не менее, несмотря на нескрываемое мамино беспокойство и изменившееся отношение к нему бывших приятелей по «Микрону», Бен с наслаждением предвкушал пребывание в составе команды по сквошу школы Сент-Джеймс – легендарной команды Мэнли Прайса «Поток». Выкрашенные золотой краской деревянные таблички в школьном вестибюле тридцать четыре раза сообщали об их победах в чемпионатах Новой Англии. Причем одиннадцать раз – в период с 1979 по 1991 год. Это была триумфальная серия побед! Суперигрок «Потока» Блейк Перкинс четыре раза подряд, начиная с 1984 года, выигрывал чемпионат Независимой школьной лиги в личном зачете и дважды в споре за титул побеждал второго по значимости игрока своей команды.

Такое продолжительное лидерство имело два объяснения. Одним из них был сам Мэнли Прайс, который постоянно повторял те лозунги, что ныне, вышитые на фетровых баннерах, висели в вестибюле школы: «Возможно, кто-то нас и обыграет, но победу им придется вырвать кровью!» и «В игре выкладывайся на все сто!».

Даже перевалив за пятьдесят, Прайс вместе со своими ребятами частенько бегал на короткие дистанции. Он умел четко объяснить механику тех или иных ударов, но никогда не давил на подопечного, умея остановиться, когда игрок терял уверенность в себе. Был он вдовцом и, по слухам, полуночным алкоголиком, и это придавало ему некое трагическое величие, что давало повод ребятам в каждый игровой сезон придумывать для себя, образно выражаясь, сказание для нового крестового похода: мир несправедливо обошелся с их тренером, и теперь они своим бескорыстным участием способны это исправить.

Вторым объяснением долгой череды побед явилась система подогрева под кортами Сент-Джеймса. С сороковых годов она была любимым детищем Эда Понятовски, главного техника-ремонтника школы, который осуществил там столько промежуточных переделок и держал в голове такое множество сиюминутных поправок, что, когда он умер в 1976 году, отопительный котел быстро вышел из-под контроля. Заведующий спортом выделил средства, чтобы его заменить, однако Прайс убедил его оставить все как было и вместо этого стал учить ребят играть в сложившихся условиях.