Мусорные хроники

Горбун довольно крякнул, одобрительно закачав головой.

– Валите отселева, пока всех тут не поперестрелял! – крикнул он уже тоном хозяина положения.

– Это мы сейчас тебя замочим нахрен!

Раздалось три тихих выстрела, больше похожих на хлопки, и на веранде хрипло зазвенели осыпающиеся стёкла.

– Хватит портить мой дом! – закричал вдруг не своим голосом горбун. – Я вам где буду стёкла искать? Вы знаете, сколько они стоят?

На крик из-за машины высунулся бандит. Одной только головой, но мне этого хватило. Я прицелился поточнее и выстрелил ему прямо в лоб.

На минуту всё стихло и никто не решался издать ни звука. А потом двое, оставшихся в живых, бросились к автомобилю, затащили в салон тело товарища и с рёвом мотора унеслись прочь.

– Ну не сволочи, а? – заключил горбун, выглядывая из разбитого окна.

– Теперь проблемы начнутся. – цыкнув, заметил я, поставил пистолет на предохранитель и убрал за ремень.

– Проблемы? Не-ет, Балда, проблемы-то как раз кончились. Теперь хрена лысого они ко мне сунутся.

– Я человека убил. Полиция за такое по головке не погладит.

– Какие ещё лица? Кому эта шпана нужна? Грохнул, да и хрен с ним. Никто не вспомнит.

Я не особо поверил горбуну. Было как минимум два свидетеля, которые это дело так просто не оставят. Если только они не живут по понятиям, когда в полицию идти западло даже по такому случаю. Впрочем и тогда они смогут доставить проблем, пусть и более незаконным способом. Если тут вообще есть законы.

Тем не менее убийство это убийство. Как бы ни была безразлична цель, но лишить её жизни – совсем не то, что может понравиться нормальному человеку. А нормальным я себя считал на все сто процентов.

Горбун включил лампу и печально рассматривал повреждения. Выдрал из стены три крошечные пули, сложив их на столе. А я вдруг осознал, что бандиты даже вооружены толком не были. Пули эти от пневматики всего-на-всего. Банальный пугач я принял за огнестрел и за это пристрелил хулигана? Что ж, если этот мир мне не снится, то знакомство с ним я завалил.

– Ты говорил про какого-то Зафара. Это кто? – спросил я. Хотелось заполнить тишину, чтобы не испытать вдруг муки совести.

– Местный хозяин, вот кто! Завтра к нему пойду и скажу, чтоб порядок навёл. А то как мзду брать, так все они горазды, а как от шпаны защитить, так не дождёшься.

– То есть он представитель власти? Или такой же бандит, только сильнее остальных?

– Сам ты бандит! И Колян твой бандит! А Зафар – хозяин. Он ни у кого кучи не отнимает, а в городе порядок держит.

– В каком городе? В том, что горит, как новогодняя ёлка?

– Нет же, Балда. Тут рядом есть. Шатовка называется.

– И что, большой?

– Ну такой, да. Бывают и поболе, но этот тоже не деревня какая. Ладно, пойдём спать, а завтра видно будет. Я тебе сейчас из погребка матрасик достану.

Скрипя и матерясь, горбун вытащил из подвала матрац. Влажный, пропахший тухлятиной, он вызвал у меня стойкое отвращения, о чём я не преминул сообщить.

– Холоп ты, а ведёшь себя, как царица какая. – забрюзжал горбун, но всё же отыскал в закромах плотное покрывало. – Продать бы тебя скорей, а то, чуйствую, не дашь мне жить покойно.

Он бухтел ещё какое-то время, уже развалившись на своём матраце, но постепенно речь его переросла в храп.

Я тоже не долго бодрствовал. Прилёг и только подумал, что спать не хочу, как веки потяжелели, а сознание погрузилось в вязкую, беспокойную темноту.

Глава 4

Утро моё началось с жуткой головной боли и отчётливым пониманием, что я на самом дне. Стоило только открыть глаза и не осталось больше вопроса, сон ли это. Зато появилось жгучее желание вырваться наверх. Как глоток воздуха мне это требовалось после глубокого нырка и я задохнусь, если смирюсь.

Кроме того меня удивила темнота, что до сих пор сгущалась вокруг хижины. Будто сон мой длился совсем недолго и ещё была глубокая ночь. Я даже вышел на улицу, чтобы понять, не кажется ли мне.

На беззвёздном небе по-прежнему висела Пандора, и точно так же за ней скрывалось светило. Стало вдруг до дрожи страшно оттого, что не увидеть мне больше солнечного света.

Я бросился к горбуну и принялся трясти его за плечо.

– Чаво? Чаво? Пожар? Горим? Чаво? – спросонья спрашивал тот, ошалело глядя по сторонам.

– Когда будет утро? – кое-как соорудил я вопрос.

– Ну ты даёшь, Балда. Точно продам тебя, бестолкового. Сейчас уже утро. Разоспался я мальца, это да, но чаво ж так барагозить?

– Да какое ж это утро? Где рассвет? Где солнце? – настаивал я.

– Чаво ты прицепился? Какой-такой рассвет? Какую тебе солнцу надо? Опять чтоль напился? Когда только успел, не пойму. Вроде тут всё время лежал.

– Ну светло же днём будет?

– Ты что, Балда, темноты боисся? Так шёл бы керосинку поджёг.

– Ну не может же быть, чтобы всё время было темно?

Я торговался из последних сил, словно ответ горбуна мог изменить природу мира. Я вытягивал из него то, что хотел услышать, но уже понимал, что это наивно. Мириться с этим не хотелось, но кто меня спрашивал?

Горбун в итоге отмахнулся, кое-как поднялся и поковылял на кухню готовить завтрак. Получилось в этот раз сносно. Или мне так показалось на голодный желудок, но съел я всё, что было на тарелке.

После завтрака горбун долго собирался. Бегал с баулом сначала по дому, бросая в сумку то окисленную бронзовую пепельницу, то вспухшую книгу или початую катушку изоленты. Потом переместился во двор и принялся наполнять таким же разнообразным мусором второй баул.

– Всё, Балда, бери вещички. Пойдём в город торговать. Может и тебя продам, ежели цену сбивать не станут.

Мы отправились по тропинке между мусорными кучами. Я с удивлением озирался по сторонам и разглядывал капающихся в помоях людей. Скрывшись во мраке, они сливались воедино с отбросами и напоминали кишащую червями тухлятину. Быть может в том и была их суть? Ещё живые, превратились они в мусор и отходы, в опарышей, покрывающих гниющую клоаку?

Ко всем ним я не питал ни малейшей жалости. Всегда полагал, что человек сам кузнец своего счастья и получает ровно то, что заслужил. Но вид всё же меня удручал. Будто одна из тех документалок про африканские трущобы вдруг ожила прямо перед глазами. Будь я повпечатлительнее, прослезился бы не только от едкого зловония.

– Те бандиты называли тебя Черепахой. – спросил я, когда надоело глазеть на мусор, а город всё никак не появлялся. – Это твоя кличка? Или они тебя так обзывали?

– Сам ты… обзывали. Звать меня Черепахой. – обиделся горбун.

– Странное имя.

– И ничаво не странное. Очень даже красивое имя. Знаешь, чаво значит?