Парацельс. Гений или шарлатан?

Парацельс родился в то время, когда привычный средневековый мир начал рушиться. В 1517 году ученый монах Мартин Лютер вывесил на дверях церкви в Виттенберге свои 95 тезисов, в которых объявил продажу индульгенций кощунством. Единственным авторитетом в делах веры стало для него Священное Писание. Он перевел Новый Завет на немецкий язык и на нем читал свои проповеди. Лютер потребовал урезать права папы, разграничить светскую и церковную власть. За это папа отлучил его от церкви. Лютер сжег папское послание и заявил: «Папа – антихрист, и его престол – седалище сатаны». Арестовать и примерно наказать бунтовщика не удалось – его укрыл в своем замке курфюрст Саксонии Фридрих. Не столь давно изобретенное книгопечатание позволило реформату распространить свои идеи, и он стал национальным героем Германии.

Немцы хотели быть независимыми от папского Рима, не содержать алчных епископов и аббатов, а многие князья точили зуб на обширные церковные владения. Католическая церковь разделилась. Стремясь вернуть церковную общину к евангельским временам, когда не было иерархии, сторонники Лютера считали себя истинными или евангельскими христианами. Католики же называли их еретиками или лютеранами[2 - Протестантами и реформатами (сторонниками Реформации) их стали называть позже, но для ясности мы будем использовать в книге эти современные понятия.]. Некоторые жители Зальцбурга, в том числе горнозаводчики, завязали контакты с Лютером.

В августе 1524 года, вскоре после приезда в Зальцбург, Теофраста вызвали на дом к Иоганну Штаупицу, аббату монастыря Святого Петра, известному ученому-богослову и близкому другу Лютера. Аббат болел уже около двух недель, и его лечил местный доктор Ринг. Больному становилось все хуже, поэтому Штаупиц и его секретарь Бартоломео решили пригласить обоих врачей вместе.

Служанка провела Теофраста к постели больного, где доктора ждали Бартоломео и Ринг. Больной ночью почувствовал невыносимую боль в ноге, ему казалось, что ее жгут, жмут и разрывают на куски. Большой палец стопы опух, кожа над ним покраснела, а потом стала сине-багровой и горячей. Появился жар – служанка то и дело меняла у хозяина на лбу влажные полотенца. «Вы можете наступить на ногу?» – спросил Теофраст. «Нет, – простонал больной, – я не могу даже до нее дотронуться!» Теофраст осматривал его с осторожностью. В пробе мочи он разглядел помутнение, причем осадок был желтого цвета, с коричневатым оттенком. Новый врач достал из головки своего меча таблетку, растворил в воде и дал выпить больному. После этого Штаупиц успокоился и заснул.

Теофраст расспросил служанку о привычках аббата. Это был человек с хорошим достатком, любитель вкусно поесть и выпить. Хозяин, по словам служанки, пишет свои проповеди и трактаты, много сидит и мало двигается. Он любит мясо, наваристые бульоны, рыбную уху, пиво и красное вино. По предложению секретаря все трое мужчин перешли в другую комнату, чтобы не беспокоить больного.

– Господа, в чем вы видите причину болезни и как предлагаете ее лечить? – обратился к врачам Бартоломео.

– Мы имеем дело с подагрой, известной со времен Гиппократа, – заявил Ринг. – Причины мне ясны. Тучные и полнокровные люди, имеющие долговременные душевные беспокойства, не сообразуясь с оными, нередко предаются невоздержанностям. И оттого они более подвержены болезням, нежели другие. Мы с вами прекрасно знаем, коллега, что в организме человека есть четыре гумора[3 - Гумор – сок организма (от лат. humor – влага).] – кровь, флегма, светлая и черная желчь. К болезни приводит нарушение равновесия между ними. У аббата доктора Штаупица равновесие нарушено. У него избыток жизненных соков, а особенно главного из них – крови. Это опасно. И еще он пьет слишком много воды. Для удаления болезнетворного начала я даю больному слабительные, и ему делают клистиры. Кроме того, для восстановления равновесия в организме пациенту уже четыре раза отворяли кровь. Этого, очевидно, мало. Аббат, слава Богу, крепкого сложения, так что кровопускания непременно нужно продолжить. Вы, я полагаю, с этим согласны? – обратился он к Теофрасту.

– Нет, ни в коем случае, господин доктор Ринг! – отрубил тот. – Я согласен с вами только в том, что это подагра. Но пить ему нужно, напротив, больше. Разумеется, воды, а не красного вина. Нынешнее лечение лишь ослабляет больного. Если немедленно прекратить кровопускания, больной еще встанет на ноги, хотя лечение понадобится долгое.

– Как, вы против гуморальной теории великого Гиппократа? Вы несогласны и с Галеном? С самим Галеном, которого называли императором всех врачей?

– Да, безусловно! У Гиппократа, как и у Галена, были свои ошибки. Они жили так давно – почему же эти ошибки мы должны повторять? Над врачами из-за этого уже смеются.

– Неслыханная дерзость! А как же вы объясняете эту болезнь?

– На мой взгляд, в организме человека, как в реторте алхимика на огне, одни вещества превращаются в другие. Отходы выводятся из организма, но кое-что вредное может оставаться. Из-за неправильного питания и образа жизни превращения могут пойти в неправильном направлении. Я отношу подагру к болезням, которые называю тартарическими. Как в бочке с вином при хранении образуется тартар, винный камень, так при подагре в организме больного осаждаются соли, отчего образуются камни. Я предлагаю совсем другое лечение…

– Вы согласны с этим? – спросил Ринг секретаря.

– Нам с аббатом не остается ничего другого. Больного надо как-то спасать. Не поработаете ли вы вместе?

– Я? Признанный в городе врач – вместе с новичком, самозванцем и невеждой? С этим бродягой и оборванцем? Никогда!!! Заплатите мой гонорар и больше ко мне не обращайтесь!

Бартоломео рассчитался с Рингом, и тот ушел. Теофраст выписал и отдал секретарю рецепт мази против боли в ступне. Бальзам состоял из скипидара, горького коричного масла, мелко натертого венецианского мыла и виннокаменной соли. Потом врач объяснил, какой должна быть правильная диета и что это исключительно важно для больного. Надо было ограничить в еде мясо и сою, бобы и чечевицу, чаще есть все молочное, кашу и печеные яблоки.

– Вам придется отказаться от своих привычек, – настаивал врач в беседе с больным. – Есть хорошие рецепты, которые придуманы давно:

Ужин чрезмерный отнюдь не полезен для наших желудков…

Если врачей не хватает, пусть будут врачами твоими

Трое: веселый характер, покой и умеренность в пище.

Через две недели больному стало заметно лучше. Острая боль исчезла. На вопрос Теофраста: «На что вы жалуетесь?» – Штаупиц ответил: «В моем возрасте жаловаться на здоровье неприлично. Когда я нарушаю диету, нужно жаловаться на самого себя. Иногда ничего не могу с собой поделать».

Аббату было уже 63 года – по тем временам глубокий старик. Теофраст рано научился читать и легко запоминал целые страницы. Ему не раз встречались жалобы на убогость в старости: «Когда человек доживает до 60 лет, глаза мутнеют, в ушах появляется глухота, нос течет, волосы выпадают, члены тела дрожат. Старик всегда до смерти опечален, он хвалит старое и отвергает новое. Старость сопряжена с нищетой, полна слабостей и злобы».

Все это не вязалось с обликом аббата. Врачу он был симпатичен: обаятельный, с добродушным круглым лицом и живым умом, не теряющий иронии и интереса к жизни. Своих детей у Штаупица не было, и доктор по возрасту годился ему в сыновья. Аббату нравилось опекать нового врача и беседовать с ним.

– Я слышал, что ты, Теофраст, побывал в далеких восточных странах. Одни говорят, что ты пять лет путешествовал с цыганами, чтобы выведать их тайны. Другие рассказывают, что ты провел восемь лет в плену у татар, а два года назад в Константинополе получил философский камень. Неужели это правда?

– Вы позволите мне ответить, ваше преосвященство? Я, в самом деле, много странствовал, побывал в Литве, Польше, на Родосе, в Валахии, Славонии, Франции, Испании и Португалии, был армейским врачом в Нидерландах, Италии и Дании. Молва рассказывает обо мне немыслимые чудеса. В том числе о путешествиях, которых я не совершал. Но я не колдун, не язычник и не цыган. Я истинный христианин. Ежели кто-то хочет распространять обо мне небылицы, то пусть болтает. Порой даже неплохо, когда мне приписывают пребывание не там, где я нахожусь.

– Молодым людям свойственно путешествовать. Но тебе уже больше тридцати лет. Разве можно всю жизнь есть в придорожных харчевнях? Ночевать на постоялых дворах? Неужели тебе не хочется иметь свой дом, семью, свой сад? Ведь у тебя нет ни своего экипажа, ни коня!

– Это истинно так, ваше преосвященство. Некоторые презирают меня за то, что у меня нет постоянного обиталища, где бы я мог сидеть за печкой и давить вшей. Однако учиться надо всю жизнь. Врач должен уметь собственными глазами читать книгу природы и понимать написанное в ней. Я ищу знаний, как паломники с посохом.

– Но ты же окончил университет!

– Да, в Италии, в Ферраре. У меня были хорошие учителя. Но в университетах я не нашел того, что искал. Всюду учат по старым книгам, цитируют древних классиков… Если бы я лечил всех по рецептам Авиценны, мне нечем было бы хвалиться. Я собирал свои знания на дорогах и многое узнал – от лекарей и алхимиков, от цирюльников и мудрых старых женщин, которые знают толк в травах. Знание никогда не будет само бегать за нами. Учителя, который раскроет тайны природы, нельзя найти в углу своей комнаты.

– Однако те, кто остается дома, живут спокойнее и богаче, не так ли?

– Конечно, ваше преосвященство. Но я не гонюсь ни за спокойствием, ни за богатством, ни за карьерой и почестями. Счастлив тот, кто путешествует и у кого нет ничего, о чем бы нужно было заботиться.

Штаупиц интересовался новинками медицины – не придумали ли что-нибудь новое от его болезни? Или, что еще лучше, от старости? Он полюбопытствовал:

– Правда ли, что ты нашел великий магистерий, средство от всех болезней?

– Нет, это пока только мечта. Похоже, что у каждой болезни есть своя причина и свое средство лечения. Я ищу новые лекарства и стремлюсь улучшать старые. Не исключено, что люди научатся получать вещества, которых нет в природе…

– То есть такие, которые не созданы Богом?!

– Бог – лучший целитель, ваше преосвященство. Он создал все необходимое на земле для лечения любых болезней. Если не готовые лекарства, то исходные вещества для их приготовления. Мы, врачи, должны понять его волю. Нельзя все упрощать: против тепла – холод, против влаги – сухость и так далее. В причинах болезней и способах лечения надо разбираться. Работы хватит всем, и надолго.

– Вот как? А что ты считаешь самым трудным?

– Труднее всего начало. Как убедить ученых встать на этот путь? Алхимики одержимы идеей превращать другие металлы в золото. Им нет дела до получения лекарств. А большинство врачей, моих коллег, слышать не хотят о какой-то химии: она, мол, чужеродна человеку и противна Богу. Простите, ваше преосвященство, с этим я не могу согласиться. Все созданное Богом есть сплошная химия, ибо и в человеке, и в природе вокруг постоянно происходят превращения.

«Какой интересный человек! Правда, слишком ершистый и бескомпромиссный. Врачи жалуются на его неуживчивость, – размышлял аббат. – Впрочем, мой ученик Мартин – тоже не ангел. Теофраста называют неудачником, но это настоящий фанатик». Жить рядом с такими непросто, но аббат знал, что науку двигают вперед именно такие люди.

Через несколько дней Штаупица вызвал к себе архиепископ Ланг, чтобы обсудить, как лучше организовать наступающий в городе праздник. Именно Ланг пригласил аббата в Зальцбург из Виттенберга. Штаупиц стал его придворным духовником и советником, а затем – аббатом важнейшего для города бенедиктинского монастыря Святого Петра. Ланг не допускал инакомыслия, но доктора Штаупица ценил. Хотя последний был не просто сторонником Лютера – он был его духовным отцом и защитником и постоянно с ним переписывался. Аббата уважали и за пределами Зальцбурга – не только за образованность, но и за его добрый нрав.

Несмотря на покровительство Ланга, Штаупиц признавался в письме приятелю в Эрфурте: «Я чувствую себя здесь, как заключенный». Он ценил ум и деловитость кардинала и старался не замечать его упрямства и жестокости. Аббат со всеми умел уживаться.

– Говорят, вы лечитесь у нашего нового врача, господина Гогенгейма. Я слышал о нем разные отзывы. А что вы о нем думаете? – спросил кардинал.

– Он толковый врач и предан медицине. Мне кажется, мастер своего дела, – ответил аббат.

«Вот как!» – только и cказал Ланг, но эта короткая реплика повлияла на положение Теофраста в городе.

* * *

В Зальцбурге Теофрасту удалось найти себе постоянный заработок. Слух о том, что он вылечил сгорбленную Хельгу, распространился по городу. Ганс Рапль, владелец лучшей бани в городе, предложил Теофрасту работу врача при бане и хорошую оплату. В свободные часы доктор мог у себя в кабинете заниматься сочинением своих трудов. Он был сторонником гигиены и чистоты, и ему не раз приходилось убеждать потную, грязную и непросвещенную часть населения в полезности мытья и купанья. Он умел сам варить мыло, известное лишь с недавнего времени. Многие привыкли к дедовскому способу вместо него добавлять к воде золу.

В бане с любителями париться могло случиться всякое, и врача было полезно иметь под рукой. Рапль вскоре подыскал Теофрасту жилье вблизи от бани – в доме Вольфганга Бюхлера на Кумпфмюле (в нынешнем переулке Пфайфергассе)[4 - О пребывании здесь Парацельса напоминает мемориальная доска, установленная на доме в 1937 году.]. Теофраст забрал на постоялом дворе вещи и перебрался туда. Он оборудовал лабораторию, и жить стало удобнее. С Гансом Раплем они быстро перешли на «ты» и подружились.

Бани охотно посещали и богатые, и бедные, только с разной частотой. Не мог же каждый горожанин иметь дома ванну или устроить у себя дома такой великолепный купальный зал, как во дворце Фуггеров в Аугсбурге или у кардинала в Ватикане, украшенный картинами и фресками знаменитых художников! Считалось, что ради здоровья надо ходить в баню почаще и сидеть там подольше. Состоятельные люди приходили туда обычно два раза или хотя бы раз в неделю и перед праздниками. Самых бедных Рапль приглашал три раза в году бесплатно. В эти дни они могли не только помыться, но и постричь волосы и бороду.

Простые горожане сами терли друг другу спину, а богатых оттирали от пота и грязи слуги. В чан, где гость мылся, на дно кидали камни, нагретые на печке, а потом наливали воду – эти камни тоже приносили слуги. Посетители сидели в чане на табуретках, обычно по двое, друг напротив друга за длинным узким столом. В баню приходили не только помыться – она была местом общения и способствовала душевному здоровью. Баня вылечивала даже от тяжкой меланхолии. Она служила одновременно клубом, концертным залом, парикмахерской, рестораном и амбулаторией.

В парилке гости часами потели под особым колпаком, но Теофраст объяснял им, что во всем нужна мера. Ванна с водой была намного дороже и доступна не всем. В чанах с теплой водой гости сидели еще дольше. Им приносили еду и напитки, и они беседовали друг с другом. При этом их развлекали в зале музыкой и пением. Мужчины носили набедренную повязку – ремень вокруг пояса и свисающую впереди полосу материи, а женщины – повязку из тонкой материи, обвязанную вокруг шеи и оставляющую открытой спину. Часто мужчины и женщины мылись вместе и сидели в одном и том же чане. Женщины, cобираясь в баню, изысканно одевались и надевали свои лучшие украшения.