Дядя из 90х

– Прости, – повторила она, – продолжая скорбно покачивать седой головой.

– Вы хотели о чем – то поговорить, – напомнил я.

– Да, – она вытерла скомканным платочком слезы, вздохнула. – Ты сам-то веришь, что сын мой мог так умереть?

– Да как вам сказать, – вопрос оказался неожиданным, несмотря на мои собственные размышления.

– Не юли! – строго приказала старушка, – говори, как есть.

– Сомнения имеются.

– Вот! Он, конечно, непутёвый был, с женщинами своими совсем запутался, прости его, Господи, но вот с алкоголем никогда проблем не имел. Всегда воздержан был, умел себя контролировать.

– Вот и у меня те же мысли возникли, – отделался я обтекаемой фразой.

– Опять дипломатию разводишь! Думаешь, выжила из ума старуха, заговоры везде мерещатся.

– Да что вы, тетя Света. Ничуть не бывало. Я же говорю – помню, как Ванька ещё в молодости себя блюл. Мы-то шибче куролесили.

– Ну, а коли так, просьба у меня к тебе есть. Покопался бы ты в этом деле. Не верю я ни новым друзьям его, ни коллегам, ни снохе, курице размалеванной.

– Тетя Света, а почему я? Есть же Серёга Иванов – опер-важняк.  Я-то дилетант в любых расследованиях. Да и кто со мной откровенничать будет. Я не отказываюсь, но это же не логично. Почему меня вы выбрали?

– А это не я выбрала, – грустно улыбнулась старушка, –  это Ванюша мой выбрал. За месяц примерно до смерти принес мне записку, велел только тебе отдать, больше никому. Чуял что то, не иначе. Понесло же его в эту политику с экономикой! Занимался бы дальше чистой наукой – может, и жив бы остался.

– А у вас с собой письмо это?

– Конечно, – высохшая рука нырнула в складки постели, достала сложенный вчетверо лист бумаги, – я прочла письмо сыновье, уж извини.

– Да всё нормально, Светлана Ивановна, – я протянул к записке руку.

– Ты мне должен дать слово, что возьмёшься и доведешь дело до конца. Обещаешь? – взгляд её был строг и требователен.

– Обещаю, – а что ещё я мог сказать.

– Вот и славно, я всегда в тебя верила. И Ванюше говорила, что ты его самый, самый…

В горле у тети Светы что то хрупнуло, резко побелели лицо, закатились глаза. М-мать!

– Вызовите скорую! Ванькиной матери плохо! – бомбой вылетел я в коридор, всё ещё сжимая в руке злополучную записку. Сиделка ринулась мимо меня в комнату, не менее десятка гостей начали набирать номер скорой помощи на сотовых телефонах, разной степени дороговизны и престижности.

– Болван ты, Трофимов! – Серёга опять возник как будто из-под земли, – зачем нервировал бабушку?

– Ты что, долбанулся? Я виноват, по-твоему?

– Тихо, не кричи. Я неправильно выразился. Просто не надо было тебе, наверное, именно сегодня с ней беседовать. Что за листочек ты там мнешь?

– Листок? А, телефоны родственниц, которым позвонить надо, сообщить.

Мимо нас пробежали врачи. Быстро, однако.

– А почему ты, а не Марина?

– Что ты мне допрос устроил? – я начал раздражаться, – возьми да спроси тетю Свету.  Когда оклемается.

– Ладно, забей. У всех нервы, хоть и стараемся этого не показывать. Ванька мне такой же друг босоногого детства, как и тебе. Не ершись.

Мимо нас пронесли носилки со Светланой Ивановной.  Румянец вернулся на ее щеки, но в сознание ещё не пришла.

– Послушай, Серёга, ты завтра в конторе у себя?

– А куда я денусь, – удивился он. – мы всегда на страже покоя граждан.

– Я с утреца забегу к тебе. Надо поговорить.

– Ну, совсем с утреца не стоит. Давай часам к одиннадцати. Добро? Пропуск я закажу.

– Добро.

Я не стал больше задерживаться в этом доме. Сухо попрощавшись со вдовой, направился к дому, благо, обитал в том же дворе, временно переместившись на старую хату из – за ремонта, затеянного второй половиной в нашем семейном гнезде.  Супруга с детьми не далее как вчера отбыли на курорт. Почти на две недели мы с котом остались на хозяйстве. Хотя, какое там хозяйство – ремонт шел без нашего участия, а в нашем временном обиталище имелись диваны, телевизор, книжная полка и холодильник с полуфабрикатами. Большего нам и не надо.

Заварив чайку покрепче и прихватив с кухни пепельницу, расположился в кресле, раскрыл Ванькино предсмертное послание.

" Дорогой Андрей!

Если ты  читаешь это письмо, значит, мои худшие предположения оправдались. До чего заезженный сюжет, правда. Сколько раз мы наблюдали подобное на видеокассетах в далёком детстве. Но жизнь иногда заворачивает такие кренделя – куда там сценаристам с режиссерами. Короче, так. Прошу тебя, приложи все силы, чтоб моя смерть не осталась неотомщенной. Я знаю, ты не сыщик – привлекай, кого посчитаешь нужным, но нити держи в своих руках. Не доверяй никому.  Помнишь наше тайное место среди гаражей? Там спрятано достаточно наличности, чтоб скупить всего Пинкертона.  Но, повторяю, не посвящай в подробности никого. Прости, что возлагаю на тебя такой груз, но в тех танцах с волками, в которых я волею судьбы участвую который год, доверять просто некому. Да, если посчитаешь, что все это бред, что не справишься, просто возьми деньги себе. Никто не обеднеет. Важно! Самоубийством я заканчивать жизнь точно не собираюсь. Вообще не собираюсь помирать.  Подозрениями не делюсь, потому что, во-первых, не хочу замутнять твой взгляд на события. А во-вторых, чтоб детально обосновать возможные претензии, придется написать трактат по политике и экономике региона. Дам один намек. Возможно, дело в соседях. Географических. Любят они пьянствовать у нас, понимаешь. Да, Марина у меня девочка хорошая. Не обижай ее.

Ещё раз прости, что озадачиваю тебя всем этим дерьмом. Откажешься – не обижусь. Ха!

Прости ещё, что в последнее время несколько отгородился от тебя, вообще от старых друзей. Как там у Ремарка было про дороги, которые мы выбираем. Не вспомню уже полную цитату, но ты понял. Прости, в общем, за все. И прощай. Крепко жму руку.

Твой Иван."

Отложив в сторону сей несколько сумбурный и малоинформативный опус, я крепко задумался. Этим мутным делом придется заниматься, без вариантов. Во-первых, дал слово, а во-вторых… В общем, понятно. Сам я много не накопаю, придется задействовать помощников, Серёгу Иванова в первую очередь. Ну и ещё кое-кого. Есть мысли. А начинать мы будем с ближнего круга. С жен. Бывшей и нынешней. Стоп, надо ещё на работе взять отпуск за свой счёт. С утра тогда и начнем трудиться по плану.

Глава 2

Наутро, приняв с утра, в компании с котом, необходимое количество  калорий, я отправился на работу. Путь мой пролегал через центр города в другой район, и я в который раз подумал, что привычка к передвижению на автомобиле начинает оборачиваться к жителю мегаполиса боком. Судите сами. Побуждаемые часто не реальной в том необходимостью, а не удовлетворённым тщеславием и доступностью кредитов, граждане приобретают свои машины без особой  потребности. После чего начинают ездить на них "по делам",  в булочную, запруживая и без того не приспособленные к такому обилию транспорта трассы. Не так давно в центре города выделили специальные автобусные линии, занимать которые было чревато штрафом. Соответственно,  проходимость дорог ещё уменьшилось,  и стали не редки картины,  когда добираться на общественном транспорте куда-либо быстрее и комфортнее,  чем на личном. Матерясь под нос и лихo прыгая из ряда в ряд, я прикидывал обоснование для начальства по поводу внеочередного отпуска.

Зарабатывал я крайние несколько лет тем,  что помогал людям, точнее, юридическим лицам расстаться с деньгами. "Специалист по работе с дебиторской задолженностью" –  примерно так звучала моя должность,  если официально. Закончив  году в девяносто восьмом Универ и оглядевшись, я понял,  что заработать денег можно двумя способами – либо криминалом,  либо торговлей  чем-нибудь особо необходимым.  Например, едой и напитками. Заводы по большей части пребывали в предсмертном состоянии,  в нефтянку влезть тяжеловато,  а кушать бывшие товарищи,  а ныне господа будут хотеть постоянно. Примерно так я тогда размышлял.  Плюс бизнес законный. Ну,  почти. Начал с обычного менеджера, срубив в первый же месяц столько же,  сколько получали оба родителя. Потом стал начальником коммерческого отдела,  одна фирма,  другая,  завод. Сделал себе хату,  дачу и машину,  одел, обул, накормил себя и семью. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, и казалось, что так будет всегда.  Как часто бывает,  надежды не оправдались,  я не прочитал стремление капитала к монополизации бизнеса.  Не способные  конкурировать с мощными столичными организациями,  местные фирмы-перекупы и заводики – производители либо банкротились,  либо вливались во вновь созданные холдинги.  Работягам без разницы, а вот коммерческие управленцы у москвичей – питерцев свои,   чужих не надо.  Обуянный эйфорией,  я своё время не озаботился обучиться ещё какой-нибудь профессии,  а ниша приложения сил стремительно сокращалась. Поскольку кормить семью всё-таки необходимо, пришлось отбросить амбиции. Сначала в смысле финансовом, а потом и карьерном. Нюанс в том,  что продать товар –  дело нехитрое, сложнее получить за него деньги вовремя, согласно договору.  Ещё не все хитрости местного рынка были доступны варягам, а я, отдав этому бизнесу почти двадцать лет, знал ниточки,  за которые можно подёргать.  Так и стал работать в одном из филиалов федерального пищевого комбината,  кем-то вроде юриста – вышибалы. Начальство попалось адекватное и смотрело сквозь пальцы на мои калымы стороне,  если я желал помочь за долю малую ещё каким-либо фирмам. Так и жил, перебиваясь не с хлеба на квас,  но на кофе с колбасой. Амбиции?  Ну да, остались, грызло, признаюсь, меня неудовлетворённое тщеславие, как ни успокаивал себя тем, что семья всем необходимым обеспечена и можно, по заветам Абдуллы, «спокойно встретить старость».  Ладно, хватит о грустном.

Припарковав свою старушонку рядом с лакированным директорским Лексусом,  я вошёл в офисное здание и,  не пользуясь лифтом, взбежал на третий этаж, направился в приёмную.  С утра у шефа обычно происходила оперативка с начальниками отделов и подразделений.  Я использовал это время,  чтобы,  стащив  у Лариски – секретарши письменные принадлежности и  бумагу,  накатать два заявления. Когда менеджеры среднего звена, с озабоченными  и хмурым физиономиями, покинули огромный начальственный  кабинет,  я вошел и положил перед директором первый из написанных документов.

– Что это?

– Здравствуйте,  Павел Григорьевич.  Это заявление на отпуск.

– Так ты месяц назад отгулял!