– Хорошо, – сказал он, – пусть будет Зама!
Но не тут-то было! Наполеоне наотрез отказался командовать потерпевшей много веков тому назад поражение армией, и напрасно аббат убеждал маленького упрямца, что выступать в роли Ганнибала даже при Зама не позорно и что, как полководец, он был на голову выше многих римских военначальников.
– Ладно, – безнадежно махнул рукой аббат, – давайте бросим жребий! Согласен?
– Бросайте, – пожал плечами Наполеоне, – но своего мнения я не изменю!
Теперь не только учитель, но и рвавшиеся в бой «карфагеняне» принялись уговаривать своего командира как можно скорее начать игру. Попытался образумить брата и сам предводитель «римлян», за что тут же и получил болезненную оплеуху. Расправившись с братом, мальчик торжествующе взглянул на директора.
– Так кто же из нас больше достоин звания победителя?
Понимая, что ни к чему хорошему дальнейшее выяснение отношений не приведет, Рекко недовольно сказал:
– Ладно! Пусть будут Канны!
По условиям игры победа доставалась тому, кто сумеет захватить знамя противника и сберечь свое собственное. Поставив знаменосца впереди своего войска, Наполеоне двинул его на противника. Жозеф приказал подпустить «римлян» как можно ближе и, отрезав знаменосца от основных сил, отнять у него знамя.
Но не все оказалось так просто, и как только «карфагеняне» бросились на знаменосца, ряды «римлян» расступились, и тот побежал назад.
Разгоряченные схваткой ребята кинулись за ним, и когда большинство «солдат» вбежало в образованный специально для них коридор, «римляне» сомкнулись и отрезали противника от его штаба.
Тем временем посланные Наполеоне в лагерь противника лазутчики без особого труда оттеснили немногочисленную охрану и завладели знаменем «карфагенян». Победа была полной, и «римляне» в один голос славили своего предводителя.
– Если мы бы начали все сначала, – заявил тот, – я победил бы еще быстрее!
Заметив удивленный взгляд далекого от воинских забав аббата, он быстро изложил ему еще более остроумный план захвата чужого знамени.
Рекко задумчиво покачал головой. Да, видимо, все-таки не зря отдавал этот мальчик свой хлеб солдатам… А ведь ничего особенного на первый взгляд! Обыкновенный и не очень заметный ребенок. Но если заменить маленький рост несгибаемой волей, а слабость сложения – необыкновенной мощью и быстротой мышления, то мальчик представал совсем в ином свете.
К счастью для Рекко, помимо других талантов, у Наполеоне была превосходная память, и он всегда помнил добро. Став властелином Европы, он не забудет о старом священнике и пришлет ему двадцать тысяч франков.
– Ладно, ребята, – улыбнулся Рекко, – на сегодня все! А теперь отправляйтесь по домам и готовьтесь к завтрашним занятиям!
В тот день маленький патриот решил поразить не только аббата, но и всю свою семью и, облачившись в подаренную ему форму французского офицера, целый час ходил по саду под проливным дождем.
Напрасно испуганая Летиция умоляла его прекратить это самоистязание: Наполеоне не слушал мать. Когда он вернулся в дом, и мать спросила его, для чего он подвергает себя таким мучениям, он только пожал плечами.
– Мне надо привыкать ко всему…
Летиция вздохнула. В бесконечной борьбе с сыном у нее не осталось даже желания наказывать его. Да и какой смысл наказывать человека, который презирал побои?
Она еще что-то говорила, но Наполеоне было не до нее. На чисто вымытомнебе ярко сияло солнце, из сада тянуло сыростью, пахло цветами и посвежевшей листвой. Дома сидеть не хотелось, и он решительно направился к двери.
– Ты куда? – недовольно спросила мать.
– Пройдусь!
Летиция обреченно махнула рукой.
– Иди…
Глава III
Утром мальчик отправился на свою любимую скалу. Море сильно штормило, и далеко внизу огромные волны с силой бились о камни.
В высоком чистом небе парил морской орел, и Наполеоне залюбовался могучей птицей. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он встретился с орлом глазами и птица, не выдержав его пристального взгляда, взмахнула мощными крыльями и полетела в горы.
Интересно, подумал он, как бы повел себя этот орел, если кто-нибудь попытался бы отнять у него свободу? Безропотно променял бы это огромное синее небо на уготованную ему железную клетку или сражался бы до последней капли крови? Наверное, все-таки сражался бы…
Почему же тогда так легко смиряются с потерей свободы люди? Разве они не рождаются такими же свободными, как эта гордая и могучая птица? А если это так, то кто же дал право другим людям отнимать у них эту дарованную самой природой свободу? Это был вопрос вопросов, и сколько не бился над ним юный патриот, ответа на него он так и не нашел.
Вдоволь налюбовавшись бушующим морем, мальчик решил исполнить свою давнишнюю мечту и подняться по узкой расщелине, которая начиналась рядом с площадкой, как можно выше в горы.
Это рискованное восхождение чуть было не стоило ему жизни. Росшее на камнях небольшое деревцо сломалось, и Наполеоне повис над пропастью. На его счастье, кустарник выдержал, и мальчик упрямо продолжал карабкаться по скалам.
Уже очень скоро одежда на нем висела клочьями, а тело было покрыто ссадинами и царапинами, но он с таким упорством продолжал свое восхождение, словно от него и на самом деле зависел успех сражения.
Целый час играл он со смертью, пока не оказался на небольшой ровной площадке. Обогнув поросший рыжим мхом огромный камень, Наполеоне увидел мельницу.
Около нее, с наслаждением плеская воду на поросшую черным волосом грудь и бронзовое от загара тело, умывался рослый мужчина лет пятидесяти. Заметив одетого в окровавленные во многих местах лохмотья мальчика, он удивленно и в то же время встревоженно воскликнул низким голосом.
– Что с тобой? Заблудился?
– Нет, – покачал головой Наполеоне.
– А как ты сюда попал?
– Хотел подняться как можно выше в горы!
– Подняться в горы? – удивился мельник. – Но зачем?
– Проверить свои силы! – без малейшего смущения ответил мальчик.
– Для чего? – улыбнулся мельник. – Поспорил с кем-нибудь?
– Нет, – покачал головой гость, – я хочу стать солдатом…
– Хочешь стать солдатом? – удивленно воскликнул мельник.
– Да, стать солдатом и освободить Корсику! – ответил мальчик, пытливо вглядываясь в лицо мельника: засмеется тот или нет.
Мельник не засмеялся, и на его загорелом до черноты лице появилось какое-то несвойственное ему выражение. Он перевел взгляд своих погрустневших глаз на костер, и на какое-то мгновенье ему показалось, что он увидел в его пламени лица погибших товарищей.
– И как? Проверил?
– Не совсем! – покачал головой тот.
– Ладно, – улыбнулся мельник, – проверишь в другой раз, а сейчас будем ужинать! Проголодался, наверное?