Мысль эта вызвала в душе его лёгкое, но отчётливо ощущаемое беспокойство.
На такой странной земле и жители, должно быть, странные. А встреча со странными жителями может быть и весьма неприятной.
Нет, конечно, может быть и вполне безопасной. Или даже приятной. Но скорее всего – нет.
Земля не просто странная. Она…
Кузьма ещё раз осмотрел ладони.
«Ни одного ожога… Я, что же, и за ветки горящие не хватался?»
В общем, лучше бы без хозяев. Просто переждать пожар. А потом…
«Куда потом? Куда мне идти? Как я вообще сюда попал? Ничего же не помню! Ничего! То есть…»
Он прошёл через комнату и с усталым вздохом присел на диван, смяв покрывало.
Потом, не выдержав искушения, прилёг.
«То есть, помню…»
Он и сам не заметил, как течение мыслей стало замедляться, а сами мысли – путаться и самым странным образом перемешиваться.
«Помню, что зовут Кузьма. Кузьма зовут, а куда зовут… Это имя такое, я полагаю. А фамилию свою не скажу, потому что не помню. Не помню…»
Он усмехнулся. Вяло. Будто через силу.
«Фамилии у меня и не было. Я так полагаю… Свечи зажёг не я. А я сюда пришёл… Откуда – не помню… Кто-то ударил по голове… в лесу кто-то ударил или не ударил… В лесу напали лисы, медведи и актрисы… кусали, не кусали и весело плясали… Куда потом? И когда? А если не переждать… может, пожар тут – вечно…»
И на этом заснул Кузьма.
И спал долго. Если бы были часы в том доме, я бы сказал, сколько времени он проспал. Но часов в том доме не было.
И время в нём шло как-то странно: то быстро, то медленно.
И свечи горели не так, как должны гореть свечи: ровно и последовательно. Они горели, но отчего-то не сгорали. Как остановились на уровне примерно четырёх пятых от высоты своей, так и держали огоньки именно там. Не уменьшаясь.
Кузьма спал и не видел снов. Сон его был глубок.
Колодец. Беззвучный. Слепой.
И выбрался из сна Кузьма… Нет, не знаю, через сколько часов. Говорю же, что время в том доме странно двигалось.
Может, там и вовсе времени не было.
В общем, выбрался Кузьма из сна. Вздохнул. Выпрямился. Потёр ошалело глаза.
За столом сидел и смотрел на него добрым, лучистым взглядом какой-то совершенно незнакомый ему парень с блондинистыми, коротко стриженными и при том взъерошенными волосами, с глазами синими и по-детски искристыми.
Смотрел и улыбался. Широко. Гостеприимно.
«Во как!» подумал Кузьма.
И проснулся окончательно.
– Добро пожаловать, – сказа незнакомец. – Здравствуй, друг Кузьма. Это Земля Пожаров. Тебе понравится здесь.
«Господи, помоги мне выбраться отсюда!» взмолился Кузьма.
И улыбнулся незнакомцу.
– И тебе привет. Ты и есть мой покровитель?
Шаба подлетел в воздух, брызнув синими искрами.
Кувырнулся через голову и, зависнув над бурой болотной травой, бросил навстречу Псу белый, смертоносным огнём наполненный шар.
– Шаба!
Пёс, отпрыгнув в сторону, прочь с тропы, по пояс провалился в тяжёлую болотную чёрно-торфяную топь и, нагнув голову, занырнул в трясину, спасаясь от налетающей огненной волны.
– Шаба!
Стих до звенящего металла усиленный репродуктором голос певицы.
Газировка в картонном стаканчике перестала пениться, лениво выпустив последние пузыри.
«А сейчас ещё и нагреется…»
– И надо было вас одних бросать! – с запоздалым сожалением и своевременной укоризной в голосе сказала Катя.
Сергей затряс головой. Так часто и резко, что едва не расплескал «Буратино».
– Стоило!
Жена сдвинула брови.
– Ребёнок где?
Сергей замычал, выводя невнятно что-то вроде: «А-ам!» и махнул рукой в сторону кустов сирени.
– Где там? В семье должен быть хоть один взрослый человек!
– Да на карусели, – пояснил Сергей, как будто даже и удивляясь странной непонятливости жены.
– Ну, мало ребёнку. Он попросился… А я отошёл… На минуту… Ничего же не случиться! Что ты всё время… честное слово…
И отпил из стаканчика нагревшуюся уже (вот досада!) леденцового вкуса жидкость.