Из жизни лис

Аня почувствовала острое разочарование, обиду; в глазах Тоньки мелькнула презрительная злость, – привычки доминирования стремительно возвращались к ней.

– Куда-нибудь – это куда? Нам, синьор, или как вас там, приключений не надо, сами можем кому хочешь приключения устроить! – она решительно вздернула рюкзачок, скомандовала Ане: – Пойдем домой, нас родители ждут!

Лоб Стефана покрылся испариной.

– Нет! – он с трудом подбирал слова. – Вы не так меня поняли! Я хотел бы пригласить вас в кафе. (Тонькина злость медленно таяла, как по ступеням, стекая в настороженность, любопытство, мечтательность). Мы могли бы там отдохнуть, поговорить… Понимаете, я приезжий, я ничего здесь не знаю…

Обида вдруг сменилась растерянностью, надеждой: их приглашают в кафе? В кафе, а не на какую-нибудь скамейку, где они обычно цедили вульгарный джин-тоник, закусывая его орешками из пакетика, и где все время приходилось торопиться и оглядываться – не идет ли кто-нибудь? В кафе, где они смогут, как взрослые, сделать заказ, важно водя пальцем по строчкам меню, и официант будет терпеливо ждать, угодливо склонившись, ловя каждое слово? В кафе, где витает дух беспечности и роскоши, той самой таинственной и вожделенной «дольче вита», где каждое произнесенное слово, каждый жест приобретают глубину и многозначительность, и где никто не посмеет назвать их презрительным словом «малолетка»?..

Куда-то подевались, исчезли все сомнения, тревоги, Аня умоляюще взглянула на подругу. Мечтательность в Тонькиных глазах подернулась рябью, сменилась холодной расчетливостью.

– А что взамен? – ее взгляд снова стал жестким, цепким; Аня почувствовала, как натянулась, вот-вот лопнет невидимая струна (нет! не надо, пожалуйста!).

Будто сдаваясь в плен, Стефан поднял вверх руки.

– Ваше общество, – он улыбнулся любезно, немного смущенно; напряженность исчезла с его лица. — Уверяю вас, только ваше общество. Так я могу надеяться?

Тоненько пискнув, струна провисла; в который раз за сегодняшний день переглянувшись, прочитав мысли друг дружки, подружки, не сговариваясь, кивнули.

Глава II

Они выбрали место в глубине открытого кафе, совсем еще по-летнему пестрящего разноцветьем зонтов, уселись за столик. Тонька подозрительно косилась на Стефана, то и дело апеллируя к подружке тревожно-потешными гримасками, но Аня делала вид, что не замечает ничего. Приступ малодушия иссяк, странное, непривычное чувство, какое-то нервное, тревожное ожидание, появившееся еще утром, вначале робкое и несмелое, принятое сперва за банальное предвкушение запретных удовольствий, сейчас разрослось, завладело ею целиком. Все обязательно закончится хорошо! Самым что ни на есть Голливудским хэппи-эндом! Она попыталась было покопаться в себе – с чего бы это вдруг такая уверенность? попыталась и ровным счетом ничего не отыскала, – один лишь простор, теплая, солнечная, залихватская беспечность. Угрюмое лицо Тоньки казалось неуместным, вызывало смех и жалость одновременно. Когда по дороге сюда, схватив ее за руку, и прижавшись к ней всем телом, та жарко верещала ей в ухо: «Анька, это маньяк! Клянусь тебе, я знаю! И не иностранец он никакой, прикидывается только, чтобы в доверие войти! Это он сейчас такой хороший, а чуть освоится – сразу за речку пригласит, посмотришь!», она лишь улыбалась, отводила глаза. Что-то должно произойти, что-то хорошее, доброе, светлое! Обязательно должно!

Пришел официант, приветливо улыбаясь, сменил пепельницу, оставил меню. Стефан остановил его.

– Мы приезжие. Может, порекомендуете что-нибудь из вашей кухни?

Официант не раздумывал.

– Котлеты по-киевски свежие, гарнир сложный. Из салатов – очень греческий неплох, наш повар его чудесно готовит.

Стефан взглянул на Аню с Тонькой (как будто они могли сейчас возражать!).

– Вы не против? Котлета, салат? Затем… – он всматривался в строки меню. – Бокал сухого красного вина нам еще, пожалуйста. Какие у вас есть? Испанское? Отлично. Значит, испанского сухого вина и апельсиновый сок. На десерт, – он вопросительно посмотрел на своих спутниц, оцепеневших, совершенно оглушенных происходящим.

– Мороженое, – пискнула осмелевшая Тонька, – мороженое с шоколадом.

– Две порции мороженого с шоколадом, – продолжал диктовать Стефан замершему в почтительном полупоклоне официанту, – фрукты и кофе.

С этими словами он вернул официанту меню, откинулся на спинку стула. Что ж, эффект был сногсшибательным. Если он хотел произвести впечатление, это ему удалось! Впрочем, вряд ли, не такой он человек, чтобы пускать пыль в глаза двум провинциальным простушкам.

Украдкой, из-под ресниц Аня посматривала на Стефана, раздумывала. На первый взгляд – ненамного старше тех двоих, несколько минут назад так нагло воспользовавшихся их с Тонькой доверчивостью, но манера держать себя – абсолютно взрослая, взгляд, жесты, интонации – спокойные, даже повелительные, напрочь отвергающие всякую фамильярность. Этот не станет перекрикивать, но и не даст себя перебить; такое чувство, что он старше, много старше своих лет, и при этом – никакого подвоха, весь, как на ладони: честный, искренний, без всякого второго дна. Все слова, поступки продиктованы понятными и естественными чувствами: пожалел, помог, накормил – что же в этом плохого, ненормального? И все же. Что-то отпугивает, сдерживает, настораживает… Шпион?

Неопределенность тревожила, угнетала, и замерла готовая уже было выпорхнуть из гнезда любовь, – будто раздумав, будто испугавшись высоты. И теплится, теплится где-то в глубине, на самом дне сознания надежда: а вдруг? а, может быть, и нет никакого «и все же»? может быть, он и в самом деле – одинокий, добрый пилигрим-самаритянин, турист, оказавшийся в незнакомой стране… «Ага! Увидевший тебя и влюбившийся с первого взгляда! Ну, конечно!» – резкий скрипучий голос вторгся в размышления, осыпался зловещим хохотом. Как по команде тут же подступили сомнения, недоверие – разве может такое быть? где это видано? это просто невозможно! Надежда хитрила, не сдавалась: ну, какой из него шпион? или вот еще – маньяк?! Тонька явно перегнула! Но голос язвил, желчно парировал: допустим! но тогда зачем ему вы? зачем уговорил, пригласил? Ведь назаказывал – даже подумать страшно, сколько денег заплатит! И надо оно ему, это приключение? Нет, что-то все-таки тут не так.

Ладно, нужно просто выждать, дождаться нужного момента, – он обязательно наступит. Он всегда наступает. Просто сходятся определенным образом нити разговора, и человек вдруг раскрывается, как орех; надо просто иметь терпение, суметь увидеть, улучить, угадать…

Аня еще раз посмотрела на Стефана, и он тут же поднял на нее свои глаза, улыбнулся, и улыбка его пробежала теплой волной между лопаток, прокатилась мурашками по рукам. Что это с ней? Даже когда они целовались с Сашкой Трофимовым, такого не было…

Она почувствовала, как краска подступает к шее, ушам, заливает щеки, как сквозь сон, услышала свой голос:

– А вы откуда к нам приехали?

– Я? – рассеянно переспросил Стефан (что это за привычка у него такая – все время переспрашивать! Придумывает что соврать?) – Я издалека, из Швеции.

– Так вы швед? – удивленно спросила Тонька.

Вот глупая, нашла, что спрашивать! Если же он из Швеции – понятное дело, что швед.

– Да, пожалуй, – согласился Стефан и тут же пояснил, – швед я только наполовину, по отцу. В связи с этим, собственно, я и приехал сюда, – добавил он, и глаза его погрустнели.

– Расскажите, пожалуйста, – тихо попросила Аня и тут же почувствовала досаду – что она лезет? может быть, тут что-то очень интимное? любовь, например? Перед глазами мгновенно пронеслась романтическая история («Дама с собачкой»): курортный роман, расставание, поиски, коротенькое свидание, вырванное у судьбы. История пронеслась и растаяла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя лохмотья грусти, тревоги, еще чего-то незнакомого, бередящего душу. Да что это с ней сегодня?!

Стефан усмехнулся.

– Да-да, конечно, но… – он поднял руку, загнул пальцы, – два условия. Первое – мы обращаемся друг к другу на «ты», и второе… – он повернул голову в сторону официанта, катящего к ним сервировочный столик, уставленный тарелками, – мы сначала покушаем, а уже потом поговорим. К тому же, у меня еще будет к вам предложение. Договорились?

Соблазнительные ароматы вдруг заполнили пространство, и немедленно все мысли вылетели из головы, и рот наполнился слюной. Вот так! От возвышенного до земного – один шаг. Конечно, легко иронизировать, а сами попробуйте не поесть столько! Последняя еда – овсянка и чашка чая утром. Расчет был хотя бы на орешки или чипсы, но и то, и другое, как известно, достались совсем не им. А есть-то хочется! организм-то молодой, растущий! Но котлета действительно очень вкусная и свежая, а салат так и тает во рту. И просто в голове не укладывается, что можно обедать в кафе просто так, каждый день!

Неожиданно Аня почувствовала взгляд Стефана, подняла голову. И опять показалось? – в глазах его мелькнуло что-то, похожее на нежность. Так иногда смотрит на нее мама – сядет напротив, опустит подбородок на ладони и смотрит, как она ест. И глаза у нее становятся такие неподвижные и грустные, что Ане от этого делается не по себе. Вот такие же, как и у этого Стефана сейчас. Только бокала с вином у мамы нет, а жаль, наверняка, он бы ей очень пошел.

Стефан улыбнулся Ане, и она смущенно опустила голову. Ну, конечно, наблюдал, небось, надумал там себе невесть что, рассказывать потом будет в своей сытой, благополучной Швеции, как здесь двух сироток накормил. А если они просто проголодались? Нельзя уже человеку поесть! Но, все-таки, как вкусно!

Что это, вообще, на нее нашло? Какой-то упадок сил. Осенняя ностальгия, душевное томление? Так не хочется быть похожей на неженку! Самое время вспомнить о том, что на самом деле она – «агрессивная», – так про нее сказал дядька из «телефона доверия». Но он сам виноват, разве можно разговаривать с ней, как с первоклашкой? Или для него все девочки, и семилетние, и пятнадцатилетние одинаковы? От них отец совсем недавно ушел, у мамы депрессия, у Оли муж запил, а дядечка этот с ней только еще про куклы не разговаривает. Ну, она и «включила дурочку». Кончилось все тем, что дядька из себя вышел. Нет, даже не вышел, а скорее, выскочил. Наговорил ей разных гадостей, нахамил, накричал, но она – ничего, почти не расстроилась. Только обидно до сих пор, стоило звонить ради того, чтобы тебе нахамили? Да и еще и эпитет этот к ней приклеился – «агрессивная». Так ее этот телефонный работник обозвал, а она, дурочка, возьми всем и расскажи. Хотела, чтоб пожалели, посочувствовали. Все и посочувствовали, пожалели, Оля даже всплакнула вместе с ней, но теперь, чуть что не так, диагноз один – «агрессивная». Например, в магазин идти не хочешь – «агрессивная», споришь – «агрессивная», отметки в школе плохие – понятное дело! – «агрессивная». И уже не понять, шутят так или всерьез; а ей ведь обидно! она ведь не такая! Просто, как и все, хочет, чтобы к ее мнению прислушивались, чтобы относились к ней с уважением.

Тут только Аня заметила, что перед Тонькой стоят пустые тарелки, и она уже потягивает из высокого бокала яркий апельсиновый сок. Вдруг раздался голос Стефана, и она вздрогнула – казалось, он говорит именно с ней, хотя смотрел в эту минуту совсем в другую сторону.

– Не обращайте на меня внимания, прошу вас. Утоление голода – самая естественная потребность человека.

Сказал и замолчал. И ведь чудно как сказал-то. И смысл вроде понятен, и слова простые, а будто бы из книжки прочитал. Аня доела котлету, тоже взяла бокал с соком. Официант забрал пустые тарелки, поставил поднос с фруктами.

– Мороженое и кофе будут чуть позже, – негромко, почти интимно, произнес он, обращаясь к Стефану; тот небрежно кивнул. Нет, определенно, классный чувак! Такой точно по телефону хамить не будет.

– Так вы к нам по делу? – Тонька чистила банан, с интересом поглядывала на Стефана – ее настроение явно улучшилось.

Он укоризненно покачал головой.

– Мы ведь договорились на «ты». А по поводу моего приезда… Да, у меня здесь есть интерес, сугубо личного характера. Дело в том, что я должен написать картину.

Аня не удержалась.

– Так вы… ты – художник?

В первую минуту она не поверила – настолько он отличался от этой публики, вечно толкущейся в их доме (ее отец был художником известным, преуспевающим), бедно, иногда вызывающе плохо одетых, небритых, вечно голодных и погрязших в безденежье людей неопределенного возраста. Впрочем, может быть, в Швеции все по-другому?

– Да, я – художник, – в голосе Стефана почему-то снова проскользнула грусть; не сговариваясь, подружки придвинулись к нему поближе. – Недалеко отсюда находится местечко Лесное, – он посмотрел вдаль, будто мог рассмотреть отсюда это местечко (местечко?). – Около трехсот лет назад там произошло сражение, в котором погиб мой прадед. И вот, по завещанию моего отца, скончавшегося не так давно, я и приехал сюда. Долг обязывает меня запечатлеть это сражение на холсте.

– И что, так записано в завещании? – глаза Тоньки блестели (вот так интрига!).