Райна, королевна Болгарская

Проходят дни, а помощи нет. Припасы выходят.

– Возьмите какой хотите окуп, – велит сказать Святослав Печенегам, – возьмите все сокровища мои и идите прочь.

– Ты наше сокровище! – отвечает Куря. – Отдавайся, возьмем тебя и пойдем.

Святослав в нетерпеливом ожидании помощи грозно произносит уже имя Ярополка, сына своего.

Проходит месяц; припасы на исходе; воины едят уже конину, изнемогают, но не ропщут: Святослав терпит одну с ними участь. Только гостей своих угощает он остатками хлеба и припасов.

Воян как будто не горюет; а Райна молчит и качает головою.

Вдруг является гонец из орды, облегающей город.

– Заключим мир, белый царь, – говорит он.

– Что требуете в окуп, все дам, – отвечает Святослав.

– Окуп невелик, пустой окуп, да на том стоим теперь. Золота не надо: за золото продали мы твою добычу.

– Добычу всю отдам.

– Спасибо за всю, а ты добыл в царстве болгарском красную девицу. За ней приехала погоня, наняла нас за дорогую цену выручить ее. Так ты и отдай ее нам и ступай себе с богом.

– Гоните его! – вскричал Святослав.

– Гоните, пожалуй, – говорил Печенег, уходя, – да я чем виноват, я не свое говорю. Ты, белый царь, увез любовницу у болгарского воеводы Самуила; а он с войском пришел выручать ее; да и нас нанял. Вольно тебе было прогонять нас, как шел в Болгарию: пригодились бы.

– Сын Ярополк! – грозно проговорил Святослав. – Чтоб ты погиб, как гибнет отец твой!

– Слышишь, Воян, – тихо сказала Райна, – Самуил и здесь меня преследует!

– Не страшны тебе здесь его преследования, – отвечал Воян.

– Если я погибну, никто ничего не потеряет; а если погибнет Святослав, погибнут братья мои и Болгария… Правда, Воян?

– О, сохрани его бог! – отвечал Воян. – Без его заступления или комитопулы, или Греки положат конец Болгарии!

– Я готова идти в окуп, другого нет спасения! – проговорила тихо Райна.

– Полно, Райна, печалиться! – сказал Воян. Райна не отвечала ни слова.

Настала ночь осенняя, ясная ночь; серебряный лик луны, отражаясь в Днепре, дробился на волнах. Вокруг стен раскинут город юрт, повсюду разложены огни, меткие стрелки печенежские дозирают под самыми стенами; только что чья голова покажется на ограде замка, тетива запоет, стрела зажужжит черным жуком, а Печенег кричит: «Бар!» – есть!

Около полуночи на кровле белой теремной башни, возвышавшейся над самым Днепром, показался кто-то облеченный тенью набежавшего облачка.

«Бар!» – крикнул Печенег. Облачко пронеслось, луна осветила башню: на вершине ее как будто легкий призрак под белым покрывалом склонился на перилы.

– Эге, Кардаш! – вскрикнул Печенег. – Да это белая голова!

– Да, белая, белая! Смотри, это девица под фатой сидит, пригорюнилась.

– Эй, смотрите, девица или дух какой-нибудь!

– Пугнем!

– Нет, постой, сказать ноину,[76 - Нойону; здесь: ордынскому воеводе. – А. Б.] убьем без спросу, так еще беда будет.

– Сказать так сказать!

– А как уйдет!

– Не уйдет! – сказал Печенег, стоявший дозором против башни.

– А ты что за порука?

– А мне что, я сказал так, да и только.

Собрались толпы Печенегов, смотрят на диво; идут толки, шум, рассуждают, будить ли своего ноина.

– Вот тебе раз! будить для таких пустяков! что он, не видывал, что ли, девичьей головы?

– И то дело!

Столпившиеся Печенеги встревожили стражу русскую; она подала весть. Дружина изготовилась к защите стен, ожидала приступа.

Вот уже рассвело, настал день. Печенеги продолжают дивиться на вершину башни; неподвижно сидит дева, приклонясь к перилам; ветер играет ее длинным белым покрывалом.

А между тем в замке хватились Райны.

– Князь Святослав, – говорит Воян в отчаянии, – вчера не понял я слов ее! Она решилась пожертвовать собою, она, верно, нашла выход из города в стан печенежский и сама предалась в руки врага своего.

– Кони! Со мною! – вскричал Святослав, и со всеми остальными всадниками своими он ринулся из ворот в стан печенежский. Как громовая стрела летит посереди врагов, все крушит и ломит, пробивает к юртам Куря, но он уже один посереди тысяч, стряхивает с себя стрелы, отбрасывает сабельные удары вместе с руками. Но вдруг остановился он, как мета стрелам, ножам и саблям, смотрит на вершину башни, забыл о врагах и пал под ударами их.

Не стало Святослава

(#c_7). Бросился было Свенальд с пешей дружиной на помощь ему; но в орде раздавались уже исступленные клики победы. Свенальд отступил в замок. Дружина высыпала на ограды, а Воян на вершине башни стоял уже на коленях перед Райной. Райна сидит на скамье, склонив голову на перила, покоится тихим сном. Ветер играет покрывалом, обвевает ее. Но сон ее вечен. Вонзившаяся стрела облита кровью ее сердца. И Воян уснул подле Райны, склонив голову на ее колена.

Свенальд дождался помощи из Киева и возвратился в Русь[77 - В летописи сказано просто: «Свенельд же пришел в Киев к Ярополку». – А. Б.]; Белобережье заняли Печенеги и назвали Кизикерменом, или Крепостью Девы.

Исполнил ли Цимисхий договор с русским князем? Нет. Возвратившись в Царьград, он торжествовал победу над Руссами. Потом призвал к себе Бориса и с высоты величия своего объявил пленнику, что он подает ему в милостыню – царство Болгарское; но на условии быть покорным велениям его.

Гордо и презрительно усмехнулся Борис.

– Мое наследие возвращает мне князь русский, – отвечал он, – и ты для меня не более как исполнитель условий, заключенных с ним.

Разгневанный Цимисхий не продолжал разговора. Надеясь еще смирить гордость Бориса, он медлил воздать ему честь как королю Болгарии. Но, боясь новой войны с Святославом, он наконец решился смирить собственную гордыню.

Царедворцы явились к Борису с багряницей, золотым королевским венцом и прочей одеждой.