Пощечина снежному человеку

Коля Тибо произнёс это задумчиво и негромко, рассчитывая на то, что его услышат только друзья, которые были рядом.

Дорошенко подскочил к открытой двери вагона.

– Минут десять у меня есть?

Проводница охотно отвлеклась от своих привычных и, в общем-то, скучных обязанностей, чтобы ответить статному симпатичному парню.

– Чего тебе? Куда ещё бежать хочешь?

– Да я быстро, мне бы только до магазина «Дорожные товары» доскочить, это же совсем рядом, ну, на Челюскинцев, на площади! Кое-что купить в поход позабыл. Очень, очень нужно!

– Успеешь за пять минут. Только быстро!

Песни у предпоследнего, «дятловского», вагона звучали громко и интересно. От соседнего вагона прибежали представители группы Блинова, которые тоже ехали в том же направлении; быстро, обнимаясь и пожимая руки, договорились встретиться вечером, поговорить, попеть.

Юрка Дорошенко вернулся из привокзального магазина на перрон вовремя, ничуть не желая опоздать или подвести добрую проводницу. Она махнула рукой, отметив его прибытие.

– Чего хоть такое срочное-то тебе покупать понадобилось? А ну, покажь…

– Вот.

– Безопасная бритва?! Да ты что, спятил?! На кой ляд она тебе в дикой тайге-то нужна будет? Не пригодится же, зря только с собой таскать будешь. Или перед ведмедями красивым хочешь выглядеть?

– Не перед ними. Другие персоны есть.

– Тогда другое дело, беги в вагон, там ваши красавицы-девахи уже вовсю надрываются, поют, голосистые они у вас.

Паровоз загудел, зашипел, накрыл волнистыми клубами пара толпу провожающих на платформе, фонарные столбы, пивной ларёк и серьёзного краснощёкого милиционера в форменном тулупе.

– Ура! Поехали!

Через час после отправления поезда из Свердловска произошли два события.

Во-первых, аккуратная и педантичная Люда Дубинина, наконец-то освободившись от множества обязанностей общественного завхоза и от своего подробного блокнота, вдруг вспомнила, что в комнате общежития остался её любимый свитер, который она планировала обязательно взять в поход.

– Ч-чёрт!

Вдобавок к такому выражению личных чувств Люда хотела было заплакать, но быстро передумала, потому что именно в эту минуту произошло второе событие: в «дятловский» вагон ввалились долгожданные гости, «блиновцы», ребята и девчонки из второй институтской группы, с которыми им предстояло добираться до Ивделя.

Страдать стало совершенно некогда. Сразу же начали петь, тут уж вполне ожидаемо и особым образом из всех выделился кротовский бас, знаменитый голос парня из «блиновских». Соревновались, кто знает новые песни, разговаривали о новинках современной эстрады.

Людин свитер сразу же был позабыт, когда попробовал петь Семён Золотарёв. Оказалось, что он знает много песен, ребята просили его продиктовать тексты, «блиновцы» обещали ему непременно их выучить. Бенефисом Семёна стала его игра на гармошке, которую он выпросил на время у какого-то пожилого пассажира. Весь вагон пристукивал по столам и деревянным скамейкам, когда Золотарёв, нахлобучив на чуб свой чёрный фетровый колпак, наяривал молдавскую «Цумбу»!

Разошлись в третьем часу ночи.

Напоследок мужская часть «дятловской» группы перед лицом своих товарищей и подруг дала торжественную клятву, что не будут курить весь поход. «Блиновские» девчонки тут же стали упрекать этим своих парней, а те в ответ обещали придумать что-нибудь похлеще и очень скоро удивить своей силой воли выскочек-конкурентов.

24 января

Просыпаться так рано, почти в восемь утра, и сразу же выходить на морозный перрон из натопленного, уютного, ставшего почти родным железнодорожного вагона было ужасной неприятностью. В Серове туристов встретили и негостеприимная погода, и непонятно по каким причинам очень строгие органы правопорядка. На вокзал милиционеры обе студенческие группы не пустили, предложили расположиться около здания, но сидеть на рюкзаках на морозе целый день, до шести вечера, дожидаясь поезда на Ивдель, бывалые туристы сочли сумасшествием.

Юрка Кривонищенко попробовал было приставать к завхозу, требуя от неё хоть какой-нибудь кормёжки в привокзальной столовой, но получив от Дубининой отказ, стал нудно шпынять её, обвиняя в скупости и жадности.