Корабельные будни офицера 7-го ВМФ

Почему-то Виталий вспомнил, как после свадьбы они навестили родственников в селе Хорол, недалеко от Кременчуга. Виталий и Лидочка были счастливы, но это счастье не заслонило того, что они увидели и услышали: на селе люди жили очень бедно и очень трудно. За прошедшие четыре послевоенных года к следам войны – развалинам и многочисленным калекам все, в том числе и Виталий, как-то привыкли. Но то, что они увидели и услышали в деревне, его просто поразило:

– Оказывается, – недоумевал Виталий, – зарплаты у колхозников практически не было. За работу им ставили «палочки» – трудодни. Жители деревни не имели паспортов, им запрещалось не только менять место жительства, но даже выезжать без разрешения на длительное время из своего села.

Последние семь лет, учась в стенах Подготовительного училища, а затем Высшего Военно-Морского училища, Виталий не соприкасался близко с реальной жизнью селян.

– Эта эксплуатация, иначе и не скажешь, – думал Виталий, – больше похожа на какое-то «крепостное право». Виталий тряхнул головой, чтобы отогнать тяжелые мысли, но монотонный стук колес поезда мешал этому, и он продолжал размышлять:

– Почему люди не видят, или боятся видеть, что принуждение, репрессии и произвол не соизмеримы с понятиями социализма и коммунизма, с заботой партии Ленина – Сталина о простых людях?

В голове не укладывается, что такая вопиющая несправедливость, оказывается, существует его родном советском государстве. Все газеты трубят о другом: о трудовых подвигах советских людей по восстановлению хозяйства, славят вождя и отца народов товарища Сталина, пишут об улучшении жизни народа, а в действительности…

Звук движения поезда резко изменился. За вагонным стеклом замелькали фермы железнодорожного моста. Поезд пересек какую-то речку. Состав громыхнул по мосту и это отвлекло Виталия от тяжелых дум, мысли приняли новое направление… отпуск заканчивался, впереди служба на Тихоокеанском флоте. Как все сложится?

После Хабаровска зарядил дождь… Наконец, проводник, проходя по коридору вагона, громко объявил: «Все, граждане, приехали! Владивосток! Дальше пути нету». Виталий прильнул к вагонному окну. Поезд вынырнул из-за сопки, и дорога пошла вдоль берега бухты Золотой Рог. Сердце лейтенанта Виталия Карповича Лозы забилось учащенно: – Вот он Великий, он же Тихий океан!

Глава 2.

Дальний Восток. 1950 год.

Дальний Восток моя родина и прожил я там двенадцать лет. Удивительная природа края, вековые кедровые леса отрогов Сихотэ-Алиня, кипение розового багульника на сопках, прозрачные воды залива Советской Гавани вошли в мою жизнь навсегда.

Помню огромный изъеденный древоточцем и временем деревянный крест, стоявший в пятидесятых годах прошлого века на берегу бухты Постовой в Совгавани. Этот крест, как говорили, был поставлен в память погибших в первую зимовку, экипажем фрегата «Паллада». Нам, мальчишкам, казалось, что, всматриваясь в зеленые воды бухты на дне можно различить корпус затопленного фрегата, и приходило понимание того, как тяжело и непросто осваивали русские люди этот край – наш Дальний Восток.

Флотский поэт офицер-дальневосточник лейтенант И. Смирнов в стихотворении посвященном Советской Гавани писал в те годы:

Колхоз, Курикша, Желдорбат,

Окоча, бухта Постовая…

Названий кратких пестрый ряд

Твердишь их, не переставая.

Одно и тоже день-деньской

Все – суета. Но есть награда:

Здесь начинался Невельской,

И здесь стоял фрегат «Паллада»…

От невских далей добрый флаг

С надеждой предки проносили

Не для добычи личных благ –

Для утверждения России!

Историческая справка

Во второй половине мая 1853 года лейтенант Н.К. Бошняк, искавший по распоряжению начальника Амурской экспедиции капитан-лейтенанта Г.И. Невельского, большой залив о существовании которого говорили местные гиляки, подошел к перешейку, за которым виднелся высокий берег. Бошняк и его спутники – два казака и якут, перебрались через перешеек, и перед ними раскинулась водная гладь огромного залива.

«Перед нами тянулась широкая масса воды совершенно тихой и гладкой, как зеркало. Густой лес окраивал эту прекрасную голубую ленту. Я приказал измерить глубину двухсаженным шестом – шест понесло. Я скомандовал: «Шапки долой!» и усердно перекрестился. И было отчего!». Так просто и буднично рассказывал лейтенант русского флота Н.К. Бошняк об открытии одной из лучших гаваней мира, которую он назвал в честь императора Николая I, гаванью «Императора Николая I».

Менее эмоционально и более сухо описывал он это же событие в официальном донесении начальнику Амурской экспедиции:

«…22 мая 1853 года я прибыл в неизвестный еще до сего времени залив, носящий у прибрежных жителей название Хаджи. Путь следования моего до этого залива был следующий: …23 мая 1853 года, при свежем восточном ветре я подошел к низменному перешейку, перетащил через него лодку и вошел в бухту, которую назвал в честь царевича – Александровской. …Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив Хаджи, названный мной заливом Императора Николая I, опоясан горными отрогами, отделяющимися от хребта, идущего параллельно берегу моря. По склонам обращенных к заливу гор произрастают кедровые леса.

…Залив Хаджи можно подразделить на четыре части или бухты: Императрицы Александры (по-туземному – Ходж), Великого князя Константина (по-туземному – Ми), Великого князя цесаревича Александра (по-туземному – Верги).

Каждая из этих бухт составляет обширную и совершенно забытую гавань, из которых бухта Великого князя Константина особенно замечательна по приглубым берегам своим, к которым могут приставать суда всех рангов.

Население залива Императора Николая живет в пяти селениях. Всех жителей не более 50 душ. … Все жители побережья Татарского пролива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают».

Прочитав строки в рапорте Бошняка о низменном перешейке через который, они перетащили свою лодку и откуда впервые увидели огромный залив, я понял, что это был перешеек полуострова, впоследствии получившего название Меньшиков, в честь барка «Меньшиков», и где сто лет спустя, располагалась база 5-го Отдельного Сахалинского дивизиона торпедных катеров 7-го ВМФ. Именно с перешейка, откуда лейтенант Бошняк впервые увидел красивейшую бухту, я, мальчишкой, наблюдал уходящие в море торпедные катера.

На берегу бухты лейтенант Н.К. Бошняк поставил крест с надписью: «Открыта и названа заливом Императора Николая I». Такой текст на кресте описан в труде адмирала Г.И. Невельского «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849-1855 г». В книге В.А.Врубеля «Всем штормам назло» в главе «Трагедия лейтенанта Бошняка» приводится иной текст надписи на кресте: «Гавань императора Николая, открыта и глазомерно описана лейтенантом Бошняком 23 мая 1853 на туземной лодке, со спутниками казаками Семеном Парфентьевым, Киром Белохвостовым, амгинским крестьянином Иваном Моисеевым».

Какой из текстов был вырезан на кресте доподлинно неизвестно, но смысл у обоих одинаков: крест и надпись указывали на то, что впредь эта земля русская, а все ее жители принимаются Россией под свою защиту и покровительство.

Исследование и присоединение к России этого далекого края проходило в неимоверно тяжелых условиях. При освоении русскими военными моряками-первопроходцами побережья Татарского пролива героизм и трагедия шли рядом…

Как известно, первая зимовка в гавани Императора Николая I закончилась трагически. В поисках материалов о ней, обращаюсь в архив Русского Географического Общества, находящегося в Санкт-Петербурге в историческом здании Императорского Географического Общества. Красивый серый гранитный фасад, старинные с бронзовой отделкой входные двери. Широкая мраморная лестница ведет на третий этаж, где располагается архив. Ее стены увешаны портретами президентов Географического Общества и выдающихся русских путешественников. Поднимаясь по ступеням, словно погружаешься в историю русских географических открытий.

По традиции, российские путешественники и мореплаватели дарили Географическому Обществу свои путевые записи и раритеты, привезенные из дальних стран.

В архиве Русского Географического Общества мне удалось обнаружить подлинные письма супруги руководителя экспедиции Г.И. Невельского Елены Ивановны Невельской, повествующие об освоении русскими морскими офицерами-первопроходцами Дальневосточного края в середине ХIХ в.

Передо мной старинная карта 1824 года, на которой побережье пролива между материком и островом Сахалин показано весьма условно и нет никаких названий мысов и бухт. Слева, на материковой части карты обозначена земля «TARTARY». Возможно, отсюда и пошло название Татарский пролив. «TARTARY», «Тартар» – обобщенный термин, исторически использовавшийся в западноевропейской литературе и картографии в отношении обширных неисследованных областей Азии вплоть до Тихого океана. Латинское слово «Tartarus» – обозначает подземное царство или ад. Его религиозное значение «неизмеримая пропасть, бездна адская, место неизмеримого и нестерпимого холода, куда будут посылаться души грешных людей». То есть «Тартар» – холодная страна, очень далекая страна, неисследованная земля. Русское присловье – «Пошел в тартарары…», означало «Послать очень, очень далеко…». Этот небольшой лингвистический экскурс приводит к пониманию того, как наши предки оценивали отдаленность этого края, нынешнего Дальнего Востока. Рассматриваю другую карту – 1885 года. На ней берега пролива и острова Сахалин изображены подробно с наименованиями мысов, бухт, заливов и название самого пролива звучит уже как – Татарский пролив.

Между этими картами – годы исследований, открытий и описаний побережья Татарского пролива Амурской экспедицией Невельского, присоединение этих земель к России и открытие крупнейшей и удобнейшей гавани мира – Гавани Императора Николая I – Императорской Гавани – Советской Гавани.

Поздней осенью 1853 года лейтенант Бошняк вернулся в открытую им гавань Императора Николая I для основания там военного поста. Пока он отсутствовал, казаки отрыли несколько землянок, построили избу бани, для зимовки заготовили солонины и сухарей на восемь человек.

7 октября 1853 года, в день прибытия лейтенанта Бошняка на паруснике «Николай» в залив Императора Николая, шел дождь. На следующий день, 8 октября ударил сильный мороз, бухта покрылась льдом, и командир «Николая» вынужден был оставить свое судно на зимовку. 13 октября в Константиновскую бухту, тоже на зимовку, пришел с Сахалина парусный транспорт «Иртыш». Такое решение руководителя Амурской экспедиции Невельского оказалось роковым. На Константиновском военном посту, где имелось жилье и запасы продовольствия для зимовки 8 матросов постовой команды, остались зимовать 75 человек. В тот год зима выдалась ранняя, морозная, с ураганными ветрами и частой пургой. Снег заваливал строения поста по самые крыши. Лейтенант Н.К. Бошняк срочно пытался подготовиться к зиме. Николай Константинович был человеком молодым, смелым и энергичным.

Жена Невельского Елена Ивановна Невельская в одном из своих писем от 2 августа 1851 года так отзывалась о лейтенанте Бошняке:

«…Муж с лейтенантом Бошняком отправляется в устье Амура, с тем чтобы создать там вторую колонию. Молодой Бошняк очень образованный и способный, останется начальником на этом новом русском посту.

…Благодаря энергии и рассудительности присущей Бошняку, …новая русская колония (Николаевск – А.Л.) сослужит в этой пустыне средством укрепления нашей мощи».

Но кроме воли и энергии Бошняка и его подчиненных, нужны были элементарные запасы еды на то число людей, которое оказалось на посту. Полуголодное существование зимовавших, суровый климат, постоянная сырость в землянках, отсутствие медикаментов и врачебной помощи привели к массовому заболеванию матросов и офицеров цингой. Кожа покрывалась пятнами, воспалялись десна, малейшие движения причиняли во всем теле сильную боль. Многие слепли.

В своем рапорте от 30 января 1854 года лейтенант Бошняк докладывал Невельскому:

«…положение весьма печальное: запасов нет, а цинга между командой «Иртыша» свирепствует; пять человек уже умерло. Командир болен, а офицер почти при смерти.