Офицер черноморского подплава

Турки вероломно напали на наши прибрежные города и суда Черноморского флота. Высочайше повелено считать, что Россия в войне с Турцией, войскам вверенной мне Кавказской армии перейти границу и атаковать турок.

Генерал-адъютант Граф Воронцов-Дашков

На телеграмме о начале боевых действий император Николай II написал:

«Поздравляю Черноморский флот с началом военных действий»

На следующий день 17 октября 1914 года император Николай II записал в своем дневнике: «…Имел обычные доклады и принял разных лиц. Представился новый американский посол г-н Мари с членами посольства. …Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море! Только вечером… душа пришла в равновесие!»

В этот же день последовал Высочайший Манифест с объявлением Россией войны Турции.

МАНИФЕСТ

Божиею милостию МЫ НИКОЛАЙ ВТОРОЙ Император и Самодержец Всероссийский, царь Польский, Великий князь Финляндский, и Прочая, и Прочая, и Прочая.

Объявляем всем верным НАШИМ подданным: В безуспешной доселе борьбе с Россией, стремясь всеми способами умножить свои силы, Германия Австро-Венгрия прибегли к помощи Оттоманского Правительства и вовлекли в войну с НАМИ ослепленную ими Турцию. Предводимый Германцами Турецкий флот осмелился вероломно напасть на НАШЕ Черноморское побережье. Немедленно после сего повелели МЫ Российскому Послу в Царьграде, со всеми чинами посольскими и консульскими, оставить пределы Турции.

С полным спокойствием и упованием на помощь Божию примет Россия это новое против нее выступление старого утеснителя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному Русскому оружию одолевать турецкие полчища, – покарает оно и на сей раз дерзкого врага НАШЕЙ Родины. Вместе со всеми народами Русскими МЫ непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря.

Дан в Царском Селе, в двадцатый день октября, в лето от Рождества Христова тысяч девятьсот четырнадцатое, Царствования же НАШЕГО во двадцатое.

«Николай»

Посол Турции в Петрограде Фахретдин-бей пытался заручиться обещанием России не посылать свои корабли к турецким берегам в обмен на заверение, что османский флот вообще больше не появится в Черном море. Наш министр иностранных дел Сазонов в ультимативной форме потребовал немедленного удаления всех немцев из турецкой армии и флота в качестве предварительного условия переговоров о компенсации за «вероломное нападение на наши берега и причиненный от этого ущерб».

Великий визирь Саид Халим-паша, председатель менжлиса Халиль-бей и ряд высших офицеров на экстренном заседании военного кабинета 1 ноября 1914 года высказались за аннулирование союза с Германией и за удаление всех германских военных советников. Но немцы пустили в ход неотразимое для турецких правителей оружие – деньги. Кайзер утвердил заем Турции в 100 миллионов франков золотом, причем первые два миллиона тут же были отправлены в Турцию. Против такого аргумента пашам возразить было нечего.

11 ноября 1914 года султан Мехмед V своим фирманом объявил войну России, Англии и Франции.

С этого момента во всех операционных планах Черноморского флота «красной нитью» стало проходить слово «Проливы». Исследователь А.Б. Широкорад в своей работе «Россия и Турция. Анатомия противостояния» пишет: «В ноябре 1914 года вице-директор МИДа Н.А. Базили составил секретную записку «О наших целях в Проливах». Там говорилось: «Стратегическое значение Проливов – контроль за прохождением судов из Средиземного моря в Черное и обратно… Проливы – прекрасная оперативная база для действий флота в Средиземном и Черном море… Полное решение вопроса о Проливах возможно только путем непосредственного утверждения нашей власти на Босфоре и Дарданеллах с частью Эгейских островов… Только такое решение… – одно соответствует нашей великодержавности, давая нам новое средство к расширению мирового значения нашего Отечества». То есть русская политика и стратегия должны были упрочить за Отечеством господствующее положение в Константинополе и ведущих к нему Проливах.

Начальник черноморской оперативной части Морского Генерального штаба капитан 2-го ранга А.В. Немитц в совершенно секретной записке «Предварительные соображения Константинопольской операции» от 1 декабря 1914 года писал: «России всегда было ясно действительно жизненное для ее империи значение ее политического положения на Балканском полуострове и в Проливах, ведущих от «Царьграда» на восток и на запад. Для ее лучших государственных людей никогда не подлежало сомнению, что турки рано или поздно будут с этой «мировой» позиции согнаны и их место должна занять власть новой великой восточной империи – государственная власть нашего Отечества. Только став прочной ногой на Босфоре и Дарданеллах, Россия действительно сможет выполнить свое историческое призвание, которое заключается в государственном объединении, внутреннем умиротворении и даровании «европейской» культуры народам всей Восточной Европы и большей части Азии…». И далее: «В подготовке нашей военной кампании, которая будет иметь целью овладение Константинополем и Проливами, в подготовке, к которой необходимо приступать немедленно, первым шагом должно быть установление определенного решения, в какой именно конкретной форме и в каких пределах мы хотим утвердить господство России в Константинополе, Босфоре, Дарданеллах и других, соприкасающихся с этим, районах… Царьград не может быть губернским городом России, ибо в нем сталкиваются мировые интересы, и взаимно разграничивать эти интересы не сможет простой администратор. Здесь понадобится особый представитель государя императора и особая форма обладания городом…»

Как позже стало известно, военный министр Турции Энвер-паша говорил по этому поводу: «Московит был старым врагом, который давно протягивал жадные руки к Константинополю и заветной мечтой которого было сорвать полумесяц с Айя-Софии и водворить на ней греческий крест, снятый с нее турками четыре с половиной века назад».

(Г. Лорей «Операции германо-турецких морских сил в 1914–1918 гг.», М., 1934)

…Вышедшая в море Черноморская эскадра шла к турецким берегам, к Проливам. С каждым часом погода свежела. Шквалистый нордовый ветер завывал в снастях и срывал верхушки волн, которые ливнем обрушивались на палубу. Линейные корабли шли кильватерной колонной, миноносцы, едва различимые в надвигающейся мгле, шли далеко позади. За моросящим дождем только вспышки ратьеров – сигнальных фонарей – указывали их место. Спустилась ночь, такая темная, что в одном кабельтове было ничего не разобрать, да к тому же ветер и соленые брызги били в глаза сигнальщиков, всматривающихся в ночную тьму. Корабли эскадры, и среди них линкор «Три Святителя», медленно переваливаясь на волнах, шли вперед…

За ночь погода стихла. Как будто какая-то волшебная рука морского бога Нептуна успокоила бушующее море и подарила спокойный, солнечный день. Эскадра перестроилась в дневной порядок и продолжала идти на юго-восток в надежде встретиться с врагом. Но прошел день и ночь, а море было пустынно. Нигде ни дымка…

На следующий день после полудня все корабли застопорили машины и миноносцы подошли к большим кораблям для приемки угля, но не успели закончить погрузку, как снова дали полный ход. Командующий вице-адмирал Эбергард получил сведения о присутствии неприятеля в районе Трапезунда. Рано утром открылись берега Анатолии и показался Трапезунд. На флагманском линкоре взвился сигнал «Приготовиться к бою»… Все корабли отрепетовали сигнал и дали самый полный ход. Но скоро обнаружилось, что ни одного неприятельского судна на рейде Трапезунда нет. Командующий приказал линкору «Ростислав» и миноносцам обстрелять казармы и батареи. Обстреляв Трапезунд, угольный центр Турции – Зунгулдак и обойдя побережье Анатолии, наши корабли ни одного неприятельского корабля не обнаружили.

Удаленность главной базы флота Севастополя от Босфора не позволяла установить постоянную блокаду турецкого флота. Нашей эскадре было необходимо периодически возвращаться в базу для пополнения запасов топлива, ремонта и отдыха. Адмирал Эбергард принял решение повернуть на Севастополь, чтобы пополнить боезапас и запас угля. Ночью 5 ноября наша эскадра шла в тумане. Как писал в своей записной книжке штурман крейсера «Алмаз» лейтенант Н. Чириков: «Ветер WNW от 1 до 2 баллов по шкале Бофорта; небо с низкими густыми облаками дождевого типа; легкий туман с часто проносившимися полосами густого тумана; горизонта никакого, и видимость более чем отвратительная».

(«Зарубежный морской сборник» №7–8, 1929 г.)

С рассветом туман несколько рассеялся, но видимость составляла не более 30–40 кабельтов.

Командование флота, понимая, что германский тяжелый крейсер «Гебен», перешедший под турецкий флаг и вошедший в состав турецкого флота со всей своей командой под именем «Явуз Султан Селим», превосходит любой из наших кораблей в огневой мощи и скорости, было вынуждено держать наши основные силы вместе, одним соединением. Еще перед войной на Черноморском флоте отработали новую тактику боя – стрельбу соединения кораблей по одной цели, которой руководил старший артиллерист, направлявший огонь, находясь на одном из кораблей эскадры.

Командующий флотом вице-адмирал А.А. Эбергард получил сообщение Морского Генерального штаба о выходе германо-турецких кораблей в море. Но из-за недостатка угля эскадра не смогла сразу начать поиск противника, а продолжала движение на Севастополь. Утром 23 октября эскадра в довольном густом тумане приближалась к Крымским берегам. Впереди, приблизительно в тридцати кабельтовых от главных сил шли наши крейсера-разведчики. Море было спокойно, и временами легкий ветер разгонял туман, который к тому же становился меньше. Шедший впереди крейсер «Алмаз», заметив в тумане стоявшие с застопоренными машинами германские крейсера «Гебен» и «Бреслау», круто повернул и полным ходом пошел к эскадре, сообщив о присутствии неприятеля.

Германо-турецкий тяжелый крейсер «Гебен», он же «Явуз Султан Селим» и крейсер «Бреслау» – «Мидилли», находясь в сорока пяти милях от мыса Херсонес на траверсе мыса Сарыч, подверглись обстрелу кораблей Черноморской эскадры: линкоров «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Великомученик Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав» и миноносцев. Несмотря на середину дня, погода стояла туманная, и корабли поначалу не заметили друг друга. После обнаружения в 11 часов 40 минут «Гебена» наши корабли получили команду уменьшить интервалы между собой. Шедший впереди флагман «Евстафий» под командованием капитана 1-го ранга В. И. Галанина начал бой.

Предоставим слово очевидцу и участнику событий офицеру миноносца «Жаркий» Н.А. Монастыреву: «Был полдень, и мы мирно сели за стол в кают-компании обедать, когда до нашего слуха донеслась артиллерийская стрельба и звуки тревоги. Мы все бросились наверх по своим местам. Первое, что я увидел был «Евстафий», который шел полным ходом изменив курс на 90 градусов влево, за ним виднелись «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон», остальные корабли еще поворачивали и едва виднелись в тумане, отстав от головного. Наш дивизион миноносцев, дав самый полный ход, шел параллельно «Евстафию». Его башни были повернуты на правый борт и из дул орудий вырывалось пламя с буро-желтым дымом. Он залпами стрелял по неприятелю. По вспышкам в тумане я мог заметить «Гебен», который отвечал ему. Его снаряды ложились совсем близко от нас, перелетая через «Евстафий», и рвались в воде, обдавая нас брызгами. Одна из вспышек на «Гебене», приблизительно посередине его, мне показалась слишком большой, и я подумал, что «Евстафий» попал в него, тем более что через несколько минут стрельба прекратилась и неприятеля не стало видно совсем. К этому времени туман стал совсем расходиться, и вскоре открылся чистый горизонт. На нем никого не было видно, и эскадра, пройдя немного, повернула на Севастополь. Наш дивизион перешел на левую сторону линии, и тут я увидал, что в носовой части «Евстафия», в борту зияли дыры, но он продолжал идти, как ни в чем не бывало».

Первые залпы нашей эскадры прозвучали в 12 часов 24 минуты. Старший артиллерист В.М. Смирнов, направлявший огонь всех кораблей, находился на «Иоанне Златоусте» и из-за сильного тумана и поставленной немцами дымовой завесы неточно определил расстояние до вражеского корабля, поэтому снаряды с наших кораблей дали перелет. Но артиллеристы «Евстафия» с расстояния 34–40 кабельтовых с первого же залпа попали в цель! 12-дюймовый снаряд, пробив броню германского крейсера, вызвал пожар в кормовом каземате левого борта. «Гебен» изменил курс и открыл ответный огонь. За четырнадцать минут боя «Гебен» получил четырнадцать попаданий, в том числе три 305-мм снарядами. Общие потери на германском крейсере, по разным источникам, составили от ста двенадцати до ста семидесяти двух человек.

Как пишется в статье «За шаг до победы», напечатанной в журнале «Военное обозрение»: «Артиллерийская дуэль длилась всего 14 минут. …Первый же залп «Евстафия» накрыл «Гебен», 12 немецких моряков погибли мгновенно. Следующим попаданием накрыли погреба 152-мм снарядов, начался пожар и серьезные разрушения. …Этот краткий бой унес жизни 115 матросов и офицеров кайзера против 33 убитых на «Евстафии».

По воспоминаниям немецкого участника событий, казематы германского крейсера «Гебен» представляли собой ужасную картину: «Смерть собирала свою жатву, храбрецы лежат искромсанные и разорванные на куски, другие сидят, внешне невредимые, облокотившись о переборки. С желтыми лицами —результат воздействия адского пламени».

Наш флагманский корабль «Евстафий» получил четыре попадания 280-мм германскими снарядами, потеряв тридцать три человека погибшими и двадцать пять ранеными. Наши корабли успели выпустить тридцать снарядов главного калибра, после чего «Гебен», воспользовавшись преимуществом в скорости, ушел в туман. Оторвавшись, «Гебен» двинулся зализывать раны в Босфор. Забегая вперед, скажу, что германский крейсер не ушел от возмездия. 13 декабря 1914 года «Гебен» подорвался на двух минах, выставленных нашими кораблями у Босфорского пролива. Площадь пробоины левого борта составила шестьдесят четыре квадратных метра, а правого – пятьдесят квадратных метров. Для ремонта пришлось вызывать специалистов из Германии. В ремонте «Гебен» простоял почти полгода.

И снова слово мичману Монастыреву: «По возвращении мы все узнали в подробностях. После того как «Алмаз» дал знать, адмирал сразу повернул на параллельный курс с неприятелем, и хотя старший артиллерист медлил с открытием огня, ожидая его, как полагалось по правилам со «Златоуста», хотя тот находился на расстоянии около 40 кабельтовых при плохой видимости и своем дыме из труб, который застилал цель. Первый залп пушек «Евстафия» сразу же попал в «Гебен» и угодил ему в самую середину. Он ответил, но его первый залп лег на недолет, второй перелетел, и это был тот, который лег около нас. И лишь третьим он попал в «Евстафий». Его снаряд разорвался в шестидюймовых казематах и лазарете, убив 4 офицеров, 39 матросов и ранив тяжело 1 офицера и 24 матроса. Раненый был мой хороший товарищ мичман Гнилосыров, с которым я плавал на том же корабле. Осколок попал ему в живот, и он, промучившись недолго, умер в госпитале.

Через день эскадра и город хоронили убитых. Под сводами Николаевского Морского собора, стены которого усеяны черными, траурными досками с именами убитых во время осады Севастополя в Крымскую войну, стояли гробы, покрытые Андреевскими флагами. Торжественно и тихо шла заупокойная литургия в храме, нарушаемая изредка заглушенными рыданиями матерей. Служба кончена…

Один за другим, длинной вереницей, на плечах боевых товарищей выносят гробы. Оркестр играет «Коль славен», проникновенные и торжественные звуки которого провожают ушедших в лучший мир… Севастополь замер, как когда-то, скрывая в недрах своих окровавленных холмов первые жертвы войны на Черном море».

И далее: «Севастополь… его памятники, форты и бастионы являют собой законсервированное прошлое русской доблести. Под сводами собора Св. Владимира, под массивными мраморными плитами покоятся останки великих адмиралов. Бронзовая скульптура адмирала Нахимова с подзорной трубой в правой руке смотрит с пьедестала на Северную бухту. Туда же смотрит и адмирал Корнилов со своего памятника. Но что они могут увидеть?»

В самом конце 1914 года в Черное море из Средиземного перешли пять германских подводных лодок «UB-7», «UB-8», «UB-13», «UB-14», «UB-15», что сразу осложнило для наших кораблей и судов ситуацию на Черноморском театре, особенно с поставками морем оружия и подкрепления для войск Кавказской армии.

В декабре 1914 – январе 1915 года русские войска на Кавказском фронте, преодолевая глубокие снега и жестокие морозы, уничтожили 3-ю турецкую армию под Сарыкамышем. Наша армия нанесла такой сокрушительный удар туркам, что они, разбитые наголову, бросая оружие, артиллерию и обозы, бежали. Путь на Анатолию был открыт. С этого момента Кавказская армия неуклонно и почти безостановочно двигалась вперед, совершая чудеса героизма в диких, покрытых снегами горах, в жестокие морозы и метели, без дорог, продвигаясь широким фронтом от Черного моря до берегов Ефрата. Османская империя была зажата с трех сторон: 18 февраля 1915 года началась Дарданелльская десантная операция англо-французского флота; русский флот обстреливал Босфор, готовя десантную операцию. Захват русским войсками Константинополя из кошмарного сна турок становился реальностью.

В начале января 1915 года в Ставке была подписана директива, в которой Черноморскому флоту, до вступления в строй новых линейных кораблей, ставились задачи:

– не допускать высадки крупных сухопутных сил противника на нашей территории и в районе юго-восточной Анатолии;

– препятствовать снабжению Анатолийской турецкой армии;

– избегать боя в неравных условиях, то есть в непосредственной близости к Босфору.

Черное море штормило… 11 января 1915 года эскадра Черноморского флота в составе пяти линейных кораблей, трех крейсеров и десяти эсминцев вышла в море с целью блокады восточной части Анатолии, но из-за разыгравшегося шторма миноносцы были отосланы в Севастополь.

В ходе блокады Черноморским флотом в составе линейных кораблей «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Три Святителя», «Пантелеймон» и «Ростислав» восточной части Анатолии был потоплен турецкий пароход с военным грузом и пятьдесят парусных судов.

В последних числах января 1915 года в Севастополь на поезде прибыл Николай II. Император посетил флагманский линейный корабль «Евстафий» и крейсер «Кагул» и, проходя на катере мимо остальных кораблей, поблагодарил команды за боевую службу. Царь посетил морской госпиталь, где пожелал выздоровления раненым. После чего император переехал через бухту и поднялся к морским Лазаревским казармам, сделав смотр молодым матросам.

На следующий день Николай II отправился на катере на Северную сторону и на автомобиле объехал все береговые батареи Северного участка, начиная с конца обороны приморского фронта, который первый подвергся огню германо-турецкого крейсера «Гебен». Император обошел все укрепления пешком и поблагодарил офицеров и нижних чинов за службу. Вернувшись на Южную сторону, император проехал на автомобиле через город, осмотрев батареи и укрепления Южного участка обороны.

В конце января отряд в составе линейных кораблей «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсеров «Память Меркурия», «Кагул», «Алмаз» и шести эскадренных миноносцев вышел в боевой поход с целью блокады Анатолийского побережья Турции. За поход наши корабли уничтожили 14 турецких парусных судов.

С 20 февраля по 5 марта состоялся первый боевой выход черноморских подводных лодок «Нерпа» и «Тюлень» в район Босфора и острова Кевкен, хотя подлодка «Тюлень» еще не была принята в казну, и в боевом походе на ней продолжались ходовые испытания.

После начала англо-французским флотом Дарданелльской операции русское командование приступило к подготовке десанта в районе Босфора, для чего предназначался 5-й Кавказский корпус генерал-лейтенанта Н.М. Истомина в составе тридцати семи тысяч человек и шестьдесят орудий. Но Дарданелльская операция окончилась для союзников полным провалом.