Лже-Абсолют

– …Понял меня, вонючка? – вновь хохотнул мерзкий тип в полицейской форме.

Его наглость сыграла ключевую роль. Федор видел перед собой высокомерных юнцов, каждый – лет на десять моложе его. Он воевал за свою страну, значит, и за них! А они ему вот такой монетой?!..

Последовал ответный удар, Москвин вложил в него всю мощь и массу. Удар раздробил типу с сальными волосами челюсть, он грохнулся на землю, и остался лежать без движения. Второй оторопел, потянулся к кобуре и потерял драгоценные мгновения. Федор нанес несколько ударов подряд, превратив лицо парня в удобное поле деятельности для пластического хирурга. Поверженный противник повалился под колеса автомобиля и, как и первый, затих.

Оставался шофер, этот явно был не из храбрых. Он сразу поднял руки, заныл, что не причем, что его заставили.

– Кто заставил? – крикнул Федор.

– Не знаю! Мне сказали, вас надо доставить…

– Куда?!

– Я не знаю… – как заведенный повторял шофер, – мне давали команду и только. Отпустите меня… Я исчезну.

«Все правильно, меня посетили ребята не из полиции. Они работают на кого-то еще».

– Если ты сейчас же не расскажешь, сука…

Слезы страха залили лицо шофера, отвратительно запахло экскрементами. Парень ныл и умолял, ныл и умолял…

«Может быть, он и не знает. Надо сообщить о нападении? Кому?.. Той же Селезневой…

А ты уверен, что она не связана с ними?»

Сейчас Федор не был уверен ни в чем! Бежать отсюда! Спрятаться!.. Где?

Он в нерешительности застыл… Время! В любую минуту могли появиться сообщники. А вон уже и автомобиль!.. Летит как обезумевший зверь! Зверь, от которого нет спасения.

По счастью он ПРОМЧАЛСЯ МИМО!

«А если я ошибся? Если эти парни как-то связаны полицией? Что меня ждет?!..»

Федор быстро обвел глазами улицу: «Видел ли кто-нибудь нашу драку? Хрен его знает! Наверняка отыщется какой-нибудь страдающий бессонницей пенсионер, ради скуки, наблюдающий за ночной жизнью. Если так, то что «свидетель» обо всем расскажет? А такой вариант: «Бандит напал на полицейских и покалечил их»?.. Дела!» Домой – нельзя. А куда можно?

Федор порылся в карманах: документов, из денег – одна мелочь. Все равно надо зайти к себе… Нельзя, никак нельзя! То есть зайти-то можно, а вот выйти?..

«И что я буду делать, имея при себе документы? Вдруг полиция остановит и попросит показать паспорт. У них глаза станут круглыми от удивления и восторга. «Это не вы ли тот самый Федор Москвин, что обвиняется в убийстве девушки и нападении на наших сотрудников?»

Снова шум проезжающих машин. И в какой-то из них может быть подмога его преследователям. Срочно бежать!..

Он быстро двинулся по улице. Зачем он идет в ту сторону? А В КАКУЮ НУЖНО? Каков план? Отсидеться, переждать? Где отсидеться? Чего переждать? У него нет ни родственников, ни близких друзей. А если бы и были?..

Со своей улицы он повернул на соседнюю, еще более спокойную и тихую. Тихую – пока, в этот предрассветный час! Но очень скоро город проснется, встанет на уши. И ему придется прятаться от каждого случайного взгляда. И не только от взгляда, повсюду сейчас камеры видеонаблюдения. Беглеца обнаружат быстро!

Что ему сказала Поэтесса? «Я буду рядом и при необходимости приду на помощь». И где она? Правильно говорят: женщинам верить нельзя…

И тут Москвину показалось, будто вновь слышит ее голос, она декламирует очередные стихи:

«Прикоснись ко мне хотя бы во сне.
Когда лунный свет на полу серебром,
Когда ночь темна, и в твоем окне
Пляшут черные тени в огне голубом…»

Федора затрясло, теперь эта лирическая поэзия была для него проклятьем, предательством. Он не верил ни слову, но стихи вновь врывались в него, точно ласковый обман врача в душу обреченного неизлечимой болезнью:

«Пусть прозрачной и чистой приснится река,
Пляж, заросший весь изумрудной травой.
И согреет руки твоя рука,
Зазвучит над рекой голос мой…»

– Пошла ты! – не выдержав, заорал Федор в пустоту улицы.

Он не верил не только ей, он НЕ ВЕРИЛ НИКОМУ! Он знал лишь одно: надо спасать свою шкуру! Как?

А в это время на другом конце города происходили не менее драматические события, героиней которых стала одна молодая особа. Она выходила из ресторана, активно поддерживаемая своим кавалером. Ей казалось, что она не идет, а плывет, словно яхта ее отца, по бесконечным водам океана. Волны бушуют, швыряют судно в разные стороны, и оно вот-вот перевернется…

– Осторожнее, Нинель! – умолял бой-френд. – Здесь ступенька, теперь еще одна…

– Да пошел ты! – отчаянно дыхнула перегаром девица.

– Нинель, – заныл парень. – Я же забочусь о тебе. Ты мне безумно нравишься.

– А ты мне нет, импотент гребаный.

– Импотент?.. Разве ты была не удовлетворена?

– Чем?! Твоим маленьким х…?

– Почему он маленький? – окончательно растерялся юноша.

– Спроси об этом у родителей, – и она заржала, как взбесившаяся лошадь.

– Я постараюсь исправиться…

– Рожденный ползать, милый, может только ползать…

Бой-френд терпел любые оскорбления, очевидно, Нинель ему сильно нравилась. Любопытно, что никто – ни официанты, ни швейцар не смотрели на эту пару с издевкой, или осуждением. Наоборот, все почтительно кланялись пьяной девице, или же предлагали бой-френду помощь. А Нинель, чувствуя безнаказанность, задиралась то к одному, то к другому, причем ее наглость все возрастала. Одному официанту она залепила пощечину, его коллегу – женщину ущипнула за зад, заявив, что хочет новых ощущений. И тут же, хохоча, бросила: «Не надейся, сучка!». Больше всего досталось толстому швейцару при входе, Нинель предупредила, что в следующий раз «засунет ему в задницу пылесос и высосет из брюха весь ненужный сор». Швейцар согнулся и подобострастно захихикал: – Ну и шутница вы!

Старик и Мастер, спрятавшись за соседним домом, наблюдали за этой картиной. Старик усмехнулся:

– Хорошенькое воспитаньице у дочки высокопоставленного лица.

– Какое воспитание! – ответил Мастер, – большинство нашей элиты выбились из низов, не только социальных, но и интеллектуальных. Кто стали в России первыми приватизаторами? Партаппаратчики, люди из торговой мафии, рэкетиры, да так называемые интеллигенты-революционеры…

– А чем вас не устраивают последние? – хитро подмигнул старик, – все-таки интеллигенты.

– По мне это самая страшная порода людей, Василий Петрович. Они – сознательные разрушители, Базаровы (герой романа И.Тургенева «Отцы и дети», являлся нигилистом, говорил, что его задача разрушать, а не созидать. – Прим. авт.) нашего времени. В конце концов, именно из этой «породы» вышли и Перовская, и Ленин, и Ельцин – вся жуть нашей истории.