На пути «Тайфуна»

Прежде чем выходить к хутору, расположенному на открытой поляне, мы залегли в зарослях и внимательно его осмотрели. Целых строений, естественно, не осталось. Повсюду были разбросаны горящие бревна и доски, виднелись остовы сгоревших легковушек и грузовиков.

Как можно было ожидать, почти все обитатели фашистского логова погибли или были тяжело ранены. Несколько выживших, видимо находившихся в дозоре, хлопотали вокруг развалин, вытаскивая уцелевших офицеров. Заслышав шаги со стороны своих позиций, они ничего не заподозрили, а немецкая форма позволила нам спокойно приблизиться метров на тридцать. Ну, а больше ничего и не требовалось. Семь автоматов с близкой дистанции, когда противник не ожидает нападения, не оставляли немцам ни единого шанса.

Бойцы разошлись парами, чтобы отыскать выживших, и хлопки выстрелов говорили о том, что такие здесь еще были.

К счастью, раненый офицер, которым немцы занимались перед нашим приходом, сидел в сторонке в тот момент, когда мы открыли огонь, и наши пули его не задели. Я подошел к нему, настороженно озираясь по сторонам – в развалинах могли скрываться недобитые фашисты.

В знаках различия вермахта я не разбирался, но, судя по роскошным погонам, пленный был высокого ранга. Это хорошо, как и то, что его раны на плече и на голени, очевидно, были не опасны для жизни.

Офицер тут же начал что-то быстро рассказывать, показывая на себя. Видимо, доказывал, что он важная птица, которую не нужно убивать. Насколько я уловил из его бормотания, он был полковником и начальником штаба дивизии.

Убедившись, что опасности нет, я достал ракетницу и выпустил сигнальную ракету желтого цвета, показывая, что здесь свои. Об этом мы заранее условились с Ивановым. Хотя по первоначальному плану после корректировки артогня я должен был возвращаться обратно тем же путем, каким пришел, но запасные варианты отхода мы тоже предусмотрели. В ответ над лесом, меньше чем в километре отсюда, взлетела зеленая ракета. Это означало, что наш отряд уже на подходе. Тем временем бойцы уже закончили зачистку остатков хутора и теперь разошлись дальше, проверяя, не осталось ли дозорных поблизости.

Вдруг один из разведчиков стремглав помчался ко мне. Я тут же упал за ближайшее бревно и выставил автомат, ожидая, что по нам вот-вот начнут стрелять.

– Товарищ старший лейтенант, там… там… – боец не мог подобрать слова, – там такое.

Я встал, стряхнул пепел, прилипший к одежде, и спросил:

– Опять мирных жителей убили?

– Да, там, в овражке… лежат… весь хутор… всех расстреляли… даже не закопали.

Судя по скривившемуся лицу полковника, он прекрасно понял, о чем идет речь, и опять быстро забормотал, видимо, оправдываясь.

– Вот сволочи! – Я глубоко вздохнул несколько раз и скомандовал: – Боец, смотрите внимательно вон туда, – и махнул рукой в сторону леса, после чего изо всех сил пнул немца по раненой ноге.

– Жить ты будешь, скотина, а вот ходить на своих двоих вряд ли.

Вдохновленный моим примером разведчик, видимо, считающий, что немец воет недостаточно громко, тоже решил поучаствовать в экзекуции.

– Товарищ старший лейтенант, посмотрите туда. Там, кажется, наши уже подходят.

– Боец, отставить избивать пленных.

– Но вы же…

– Вы разве видели, как я его бил?

Видя, что Осипов никак не может успокоиться, я стал объяснять ему текущее положение дел.

– Вот смотрите, товарищ красноармеец. Сначала мы взяли в плен унтера, допросили, и он рассказал нам о местонахождении вражеской батареи. Мы эту батарею захватили и взяли в плен офицера. Этот офицер уже рассказал нам, где находится штаб дивизии. – Я показал рукой на дымящиеся бревна. – Теперь этот полковник тоже расскажет нам много важных вещей, и со временем мы так и до Гитлера доберемся. А если его сейчас все начнут лупцевать, то он сдохнет, и мы потеряем важный источник информации.

Разведчику ничего не оставалось, как согласиться с моими доводами, но он все-таки не отказал себе в удовольствии сделать страшное лицо и рявкнуть на полковника по-немецки. Напугать офицера ему удалось. Резкий запах, появившийся после этого, перебил даже гарь пожарища.

– Вам же хуже, боец. Ведь его еще нужно будет нести. – Гримаса отвращения на лице Осипова показала, что перспектива тащить на спине воняющего фрица его не обрадовала. – Не бойтесь, так как немец ранен, то понесете его на носилках.

Тем временем младший лейтенант, собиравший разбросанные вокруг обгорелые бумаги, нашел что-то важное и тащил это на куске брезента. «Это» оказалось обезображенным трупом с остатками золотых шнуров на погонах и петлицах. Мы поднесли брезент поближе к офицеру, чтобы он провел опознание, но его сразу вырвало.

– Что, мразь, когда женщин и детей убивал, небось, так не тошнило, – кто-то со злостью прошептал у меня за спиной.

– …Генерал… Ансат… – смог я разобрать среди длинной тирады немецких слов.

– Так, этого мы тоже берем с собой.

– Есть товарищ командир, – разведчики сразу поняли мою мысль. – Надо же нам отчитаться об успешном выполнении операции.

– Теперь каски снимите. – Все удивленно уставились на меня. – Да нет, этот труп тут ни при чем. Просто наши сейчас уже подойдут. Еще не хватало, чтобы они в нас сдуру выстрелили.

Тем временем из леса действительно вышли десятка полтора человек и направились в нашу сторону. Подошедшие бойцы, естественно, оказались из моей роты. Видимо, они уже прочно завоевали репутацию «крутых парней», которые каждую ночь должны совершать рейды и приводить толпы пленных. Командовал маленьким отрядом сержант Стрелин, который специально сюда напросился, не без основания подозревая, что может встретить здесь своего ротного.

Я дал задание быстренько собрать побольше бумажек и папок, разлетевшихся по округе, после чего всем отходить.

Жаль, что нельзя подсчитать, сколько здесь трупов. Но после артобстрела более-менее целыми могли остаться только тела тех фрицев, кто прятался в подвалах, как это, видимо, делали генерал с полковником.

Пока бойцы обыскивали развалины, я раздумывал, идти сразу к реке или повернуть к селу, чтобы соединиться с основными силами. Но если все-таки предстоит бой, то два десятка солдат окажутся серьезным подспорьем для нашего малочисленного батальона. Поэтому я решил идти на соединение с Ивановым. Тем временем бойцы закончили с обыском и, загрузив вещмешки трофейными бумагами, подтягивались ко мне.

Неожиданно среди ночной тишины, прерываемой только потрескиванием горящих бревен, послышались громкие пьяные крики.

– А чево мне петь нельзя? Мы тута всех поубивали. И дальше фрицев бить будем. Э… эта… стрелять их будем.

Разведчики, до глубины души возмущенные такой безответственностью, тут же все выяснили и доложили мне. Найдя среди развалин чудом уцелевший ящик с бутылками шнапса, молоденький, всего лет восемнадцати, красноармеец не удержался и решил попробовать заграничное пойло. Натощак, да еще и в больших количествах, спиртное сразу ударило в голову, и буквально за минуту парень опьянел.

Бойцы столпились вокруг провинившегося, угрюмо ожидая решения командира. Каким оно должно быть, всем было понятно. Мне тоже было до слез жаль парнишку, но мы находимся в тылу врага, и тут не до сантиментов.

– Десять минут, – бросил я коротко. Воспользовавшись шансом, Стрелин сразу же активно принялся за дело. Достав фляги, бойцы влили молодому солдату в рот не меньше двух литров воды, чтобы спирт быстрее вымылся из желудка. Потом потащили к ближайшему роднику, и начали окунать его туда головой. Гимнастерку с него сняли сразу же, чтобы ночная прохлада помогла выветриться хмелю. Все наперебой начали давать советы, как можно быстро протрезветь, и тут же претворяли их в жизнь. Несчастного пьяницу покалывали штыками, давали нюхать нашатырный спирт, стреляли над ухом. Кто-то догадался травинкой пощекотать ему горло, чтобы несчастного стошнило, после чего опять заставили выпить уйму воды.

Как бы там ни было, но к концу отведенного срока боец довольно твердо держался на ногах и вел себя тихо. Теперь можно было выступать. Впереди шли мои бойцы, уже знавшие дорогу, а четверо разведчиков двигались сзади в роли тылового дозора. Взрывов и стрельбы уже не было слышно, и мы гадали, чем все закончилось. Наши не стреляют, потому что брать село штурмом мы не собирались. А вот почему не стреляют немцы, было непонятно.

Через полчаса стало видно, как за деревьями пробивается свет фонариков. Подойдя поближе, мы услышали радостные возгласы, перемешанные не совсем литературными фразами. Выходит, перестрелка закончилась для нас очень удачно.

– Вот черт, даже часовых не выставили, – выругался я в сердцах. – Мало ли тут еще немцев ходит.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – это догнал меня сержант-разведчик, – по обеим сторонам тропинки в кустах дозорные прячутся. Замаскировались хорошо, я их заметил, только когда мы рядом прошли.

Когда мы вышли на поляну, нам открылось зрелище, греющее душу. Несколько сотен фашистов лежали на земле, со связанными за спиной руками, или же положив руки на голову. Мы со своим единственным пленным, нести которого пришлось все-таки моим бойцам, выглядели бледновато.

– Сашка, вот так и знал, что ты сюда придешь, – Сергей уже шел ко мне с улыбкой во все лицо. – Что это за дерьмо вы принесли, – брезгливо кивнул он в сторону брезента, тем не менее продолжая радостно улыбаться.

– Это их генерал, к сожалению, погибший при обстреле. Хотя, наверное, нечего его жалеть. А этот живой, просто он так пахнет. Нужно его скорее в тыл отправить. В моей роте раненые есть? – О том, что погибших нет, я, глядя на скопище пленных, даже не сомневался.

– Вроде нет. У нас всего человек пять поранило осколками, когда немцы стали по лесу из минометов лупить.

– А где все оружие?

– В селе осталось. Там сейчас наш 259-й полк прибирается. Нам же лучше. Им теперь трофеи перетаскивать и трупы убирать, а наши пленные сами пешком пойдут. – Было видно, что комбат себя утешал. Конечно, ему очень хотелось собрать горы трофеев, но толпа пленных тоже выглядела более чем впечатляюще.

– Какие будут дальнейшие указания, товарищ комбат?