Сундучок, полный монет

– Как это не было? – удивленно спросил Санька.

Дед, было, открыл рот, чтобы продолжить рассказ. Но, увидев строгие глаз мамы, потрепал ее по щеке и засобирался уходить.

– А дедушка у нас крутой мужик, – сказал Санька, когда Константин Иванович ушел.

– Не то слово – он орел. Самое поразительное, что и у меня есть такая монета.

Мой дед – папин отец, давно-давно мне рассказал такую легенду – если найдешь монету, то ее не нужно тратить, а положить в кошелек и к ней будут «прилипать» деньги. И вот я нашла такую монету – обычные старые 3 копейки с годом моего рождения. Она у меня много лет. Бывали моменты, когда я ее теряла – у меня просто был такой испуг, просто кошмар. Мне казалось, что если я ее не найду – все пропало. Что не будет у меня какого-то защитного амулета. Я ее ношу только в кошельке, вместе с другими монетами. Кошельки, естественное, меняются и она переходит жить в другой. Вот такая история.

И надо сказать, что финансовое положение у меня действительно по всей жизни очень даже неплохое. – согласилась мама и начала заново разогревать суп.

– Финансовое положение неплохое, а я остался без нового рюкзака, – подумал про себя Санька.

Черная монетка

В воскресенье Санька пошел с дедом на Привоз. Если кто не знает, то Привоз это самый главный одесский рынок. Как говорят одесситы там можно купить все кроме разве что атомной бомбы. А атомную бомбу тоже можно, но придется капельку переплатить. С кем-то из родителей Санька вряд ли пошел по своей охоте, но с дедом это совсем другое дело. С дедом оно интересно.

– Я тебе завидую, – сказал Константин Иванович.

– От чего бы это?

– Ты живешь в замечательном городе, – сказал дед, будто бы это была именно его заслуга. Хотя, наверное, чуток правды в этом было.

– Угу, – сказал Санька, уминая купленное дедом мороженое.

– Что «угу»? Здесь тайны и загадки на каждом шагу, – суетился дед.

– Ага, – сказал Санька, улыбаясь про себя.

То «угу», то «ага» – тебя не поймешь. Вот хочешь, я сейчас подойду к любой торговке и обнаружится, что у нее есть тайна, а тои две?

«Может быть и все три, но на фиг она станет ими делиться с тобою дед», – подумал Санька и молча указал на бабку торговавшую огурцами.

Дед бодрым шагом подошел к бабке, оглядывая ее цепким взглядом на предмет поиска тайны. Явно смущенная бабка ежилась под его взглядом, как пациент на приеме у врача.

Но таинственного в бабке не было и на копейку. Дед продолжал дальше всматриваться точно Миклухо-Маклай в татуировку папуаса. О том кто такой Миклухо-Маклай и за что его любили папуасы мы еще в этой повести вернемся. А нервы у бабки начали сдавать.

«Явный псих», – подумала она о Константине Ивановиче, но в слух жалобно спросила:

– Может, огурчиков купите?

– Так-так-так, – сказал Санька, глядя на деда, с интонацией учителя математики. Эта интонация должна была подчеркивать полное ничтожество тех, кто не решил дома задачу.

Но тут в глазах деда пронеслась какая-то мысль и он тыкнул пальцем в горку мелочи на прилавке.

– Что это? – спросил он торжествующим голосом

– Це копийки, – ответила бабка.

– Нет, это, – сказал дед указывая на маленькую черную монетку.

– А це якись хлопец пидсунув вместо двух копеек.

– Я это покупаю. Сколько? – с видом утомленного миллионера сказал дед.

«А пьяный», – с облегчением подумала бабка. Но в слух сказала:

– Одна гривна.

– На бери две и сдачи не надо, – сказал дед отходя от прилавка.

В душу бабки начала закрадываться мысль, что ей пришлось расстаться с чем-то ценным, но странный дед с внуком уже ушли.

Санька с удивлением смотрел на черную монетку.

– Точно такая же как и тогда в детстве, – говорит дед.

Санька с удивлением смотрит на него и Константин Иванович начинает рассказывать.

– Довольно долго годов в Одессе встречались разрушенные в войну здания. И хотя мне категорически было запрещено посещать подобные реликвии, но разве может усидеть дома пацан, когда соседские мальчишки приносят из развалин гильзы, ржавые каски, автоматный рожок, а то и штык-нож. Конечно, была вероятность нарваться на неразорвавшийся снаряд или мину, но бог миловал. Я был помладше товарищей и почти ничего не находил, но однажды мне повезло. В щели между досками я нашёл потемневшую от времени монету. Находку свою я понёс показать деду. Дед, полковник в отставке, некоторое время разглядывал монету, а потом, к моему удивлению швырнул её на землю.

– Это немецкие деньги, – сказал он, отвернулся и ушёл домой.

В мои восемь лет слова деда мало что объяснили мне, но пропасть, найденному с таким трудом сокровищу, я дать не мог. Разыскав на земле монету, я вечером тайком разглядывал через увеличительное стекло орла, держащего в лапах свастику, и непривычные готические надписи. Так впервые я узнал, что деньги бывают разные. Потом эта почерневшая цинковая монетка долгое время использовалась при играх в войну для изготовления «настоящих» немецких документов. Если, положив её под листик бумаги, потереть бумагу обратной стороной простого карандаша, действительно получался оттиск похожий на печать. В те годы мы всё время играли в войну. Причём любое увлечение носило всегда повальный характер. Если идёт фильм «Крестоносцы», то из картонных ящиков делаются латы и щиты, строгаются мечи и целый день идёт рубка. Достижения в космосе отмечалось нами запуском ракет, изготовленных из фольги от шоколадок и киноплёнки. Иногда подобные забавы кончались печально, два месяца я скрывал от матери ожёг, полученный от взрыва коробки самодельного пороха. Порох мы использовали для зарядки самодельных пушечек, изготовленных из гильз от нагана. А пушки эти были главным оружием крепостей, которые мы лепили из пластилина. Крепости эти были великолепны. Они имели открывающиеся ворота и подъёмные мосты, рвы заполнялись водой. Охранялись они собственным флотом и десятками вооружённых до зубов пластилиновых солдат. На строительство подобного архитектурного шедевра уходило несколько месяцев и гордился им владелец не меньше, чем дворянин своим родовым имением. Хозяевам таких огромных владений как-то не солидно было не иметь собственной валюты. Ею стали служить пачки этикеток от тушёнки, которые принёс кто-то из родителей. Этикеток на всех не хватало, поэтому обделённые начали рисовать собственные деньги, снабжая их различными печатями, номерами, украшая рисунками и собственными подписями.

Девочки предпочитали другие игры. Они делали так называемые «секреты». В земле выкапывалась ямка. Дно её тщательно выравнивалось и из цветочков, фантиков и прочей ерунды выкладывался узор, иногда довольно красивый. Девчонки хвастались друг пред другом своими секретами и тщательно скрывали их от мальчишек. Во всём этом как в капле воды отражается в чистом, ещё не замутнённом виде отношения между женщинами и мужчинами. Женщины, создавая вокруг себя ореол таинственности и исключительности, стремятся привлечь мужчин, занятых войнами и бизнесом.

Но наше увлечение изготовлением денег было непродолжительным. Как бы тщательно ты их не вырисовывал и сколько бы нулей на них не приписывал, покупательная способность у них была нулевая. И, конечно, всегда находился болван, который вопреки всем соглашениям, приписывал на своих примитивных деньгах дополнительные нули, и разом обесценивал всю работу остальных. Во дворе на площади Потёмкинцев, где жил мой знакомый – Виталик, ребята эту проблему решили, при этом чисто экономическим путём. Система была проста, логична и действовала несколько лет. Деньги были конвертируемы в советскую валюту. Курс был самый нормальный: сто рублей детских денег равнялось одной копейке советских. Если вы думаете, что нули можно было рисовать до бесконечности, то ошибаетесь – в обращение принимались только купюры достоинством в 100, 150 и 200 рублей. Деньги мог выпустить каждый, но чтобы они стали настоящими, необходимо было внести в банк, которым заведовал Виталик, по копейке за сторублёвку. Тогда деньги с подписью банкира, кассира и снабженные оттиском печати, сделанной из школьной резинки, становились подлинными. В случае надобности в банке свободно обменивались детские деньги на советские. В то время даже на копейку покупались спички, стакан газированной воды, пёрышко или школьная резинка, три копейки стоила булочка и проезд в трамвае.

– Для чего же всё-таки выпускались эти деньги? Платили бы себе просто копейками, да и всё, – спросил Санька.

– Сразу видно, что в деньгах ты мало понимаешь. Во- первых, много ли ты знаешь людей, выпускавших свои деньги, да ещё чтобы они были настоящие и на них можно было что-нибудь купить? Во-вторых, можете ли Вы о себе сказать, что Вы сделали пистолет и продали его не за жалких 10 копеек, а за тысячу рублей? В том дворе случались истории и покруче, и все они были чистейшей правдой. Пока родители надрывались за жалкие гроши, дети ворчали тысячами.

Дедушка с превосходством посмотрел на внука.

– Ничего, придем домой, я покажу тебе маленький клад. И это не смотря на то, что ты думал, что ничего путного мы у этой бабки не найдем.

– Ничего я не думал, я просто хотел тебе напомнить, что мама просила купить огурцов. Но увидеть клад это здорово!

Клад

Они пришли домой и выслушали все то что думает мама о людях, забывших купить огурцы. Не знаю, как дед, но Санька думал лишь об обещанном кладе. И вот они с дедом подходят к стенному шкафу. Это не просто шкаф. Дом у них старинный, построен еще до революции. Стены дома сделаны из ракушечника или по-одесски ракушняка. Это такой мягкий желтый камень, из которого построено половина одесских домов. Стены из ракушняка толстые, поэтому практичные одесситы в них делают ниши, в которых хранят разное добро.

Санька открыл стенной шкаф, но там, как и обычно стройными рядами стояли учебники. Никакого намека на клад там не было. Он растерянно глянул на деда. Константин Иванович вытащил несколько книг и приподнял кусок обоев.

«Классный тайник», – подумал Санька, наблюдая, как дед достает маленький старинного вида сундучок.

– Я и сам-то это укромное место случайно обнаружил, – во время революции прежние хозяева хранили там свое состояние.