Эпохи холст – багряной кистью

* * *

Крылья мостиков «Микасы», протянувшись по всей ширине корпуса, позволяют едва ли не заглядывать за борта. Фигура адмирала привычным столбиком замерла на левой стороне… с приличествующим окружением штабных офицеров, вестовых, сигнальщиков.

Командующий Объединённым флотом, всем своим видом выражая невозмутимость и целеустремлённость – в прямой осанке и взгляде на медленно растущие в сетке бинокля абрисы кораблей противника, лишь слегка подёргивал бородкой, кивая на доклад младшего флаг-офицера, явившегося с дешифровкой телеграммы по «Касуге».

– … Повреждение носовой кочегарки и машины, пробоины в носовой оконечности с затоплениями, приведшие к невозможности поддерживать необходимый ход, что усугубило…

Доклад всё тёк, а командующий принимал, осмысливал данность: «Слабозащищённая оконечность крейсера на двенадцатидюймовые попадания, естественно, не рассчитана… что в итоге в цепи событий привело к его гибели».

– … Артиллерия перед вражеской минной атакой частично была выбита, включая бездействующие башни главного калибра, – продолжал лейтенант, – основные разрушения нанесены снарядами диаметром не меньше чем в двести пятьдесят четыре миллиметра. Спасти удалось двести двадцать семь членов экипажа, включая одиннадцать офицеров…

«Вот так – почти триста японских моряков отправились на дно… послушать, о чём поют рыбы», – мелькнул в голове совершенно бесстрастный подсчёт, непроизвольно сдобренный скорбной поэтичностью.

И только сейчас адмирал увидел стоящего в паре шагов британского советника.

«Много ли он успел услышать? Не очень-то приятно расписываться в собственных неудачах».

Хэйхатиро не удержался, чтобы болезненно не поморщиться.

Сэр Уильям Пэкинхем, находясь на эскадре при адмирале монитором и советником, на время боя, не снисходя до формальности и комментариев своих поступков, спустился в рубку… что, впрочем, не давало повода обвинять его в несмелости. Сейчас же он, в боевую паузу, снова взошёл на мостик, строча в своём блокноте вслед за изложением фактов.

«Англичане тренируются и получают опыт за счет наших потерь, – не без неприязни подумал Того о союзниках… и оправдал: – Спору нет – их интересует, как себя показали корабли британской постройки и какова разрушающая сила русских снарядов. Вплоть до того, насколько крепки „итальянцы“ против двух полноценных броненосцев».

– … Враг потерял два минных быстроходных судна, – между тем следовал тексту докладной телеграммы офицер, – госпитальный пароход после снятия с его борта комбатантов (кроме четырёх тяжелораненых) отпущен.

Того мысленно фыркнул… пренебрежительно и будто ощутив на языке кислое: «Жалкая маленькая месть за целый крейсер. За подобные мелочи Катаока мог бы и не отчитываться. Имея конкретный приказ, несложный в исполнении».

Лейтенант уже зачитывал следующую сводку – собранные и обобщённые видимые повреждения у противника… многие из разряда «предположительных», по вполне понятному желанию выдаваемые за «действительные», и потому Хэйхатиро слушал вполуха, больше концентрируя внимание на реальной вражеской эскадре, заметив там какие-то движения…

И поднял руку, призывая лейтенанта помолчать…

Адмирал до рези, до брызнувших слёзных капелек в глазах всматривался в бинокль, затем потребовал у адъютанта более мощную зрительную трубу.

Нет! Русские не изменили эскадренное построение, лишь концевые броненосцы – те, что расстреляли «Касугу», перешли на траверз впередиидущим мателотам, фактически встав в хвост к лёгкому отряду.

– Они убирают их из линии! – воскликнул адъютант, высказывая ту мысль, что возникла у большинства из наблюдавших за русскими. – В бою с «Касугой» и в последней стычке нам удалось основательно повредить их! Это самое очевидное.

«Так ли это?» – До сего момента Того раздирали сомнения! «Желаемое» и «действительное»?!

Почему-то он рассчитывал на более явные результаты огневого воздействия, при лучшей меткости своих комендоров.

Русские броненосцы хорошо покрывались шапками разрывов от попадания японских снарядов, не менее замечательно горели, однако это никак не сказалось на их ходе и практически никак на средней скорострельности.

В ответ…

Когда и какой калибр прилетал в ответ, Того узнавал по звуку, чувствуя удары в корпус… ощутив, как тычок в основание надстройки, добежав по соединениям железных конструкций, ударил настилом мостика в подошвы ботинок, потряхивая внутренности живота.

«Внутренности живота, ждущие своего благородного сэппуку», – произнеся мысленно подобное, Хэйхатиро удивился – это прозвучало, пожалуй, слишком по-западному.

В конце концов, он даже был готов отпустить русскую эскадру – влиять на основной район боевых действий, привязанный к обречённому Порт-Артуру из далёкого Владивостока, было откровенно затруднительно.

Сохранить свои корабли японский адмирал желал не менее его русских оппонентов, и потерянный корабль как-то не добавлял оптимизма… докладные о полученных повреждениях остальных судов тоже. Слишком дорогое это удовольствие – иметь полноценную боевую эскадру.

Вот только недавний разговор с сэром Уильямом, который недвусмысленно выразил пожелания союзников-кредиторов и «учителей» из адмиралтейства на Темзе, толкал его к грубому столкновению вместо тонкой тактической игры.

Хэйхатиро бросил короткий взгляд в сторону, где стоял дылда-англичанин. Возвышаясь над всеми японцами, он казался ещё более надменным и чопорным, что и без того было присуще всем альбионцам.

Несмотря на видимые почти приятельские отношения с британским посланником, в общем восприятии адмирал не делал разницы между ним и остальными белыми варварами. И где-то в глубине души верил, что настанет день, когда «ученики» достойно ответят «учителям», сойдясь в бою.

«Только, наверное, это буду уже не я, – промелькнуло в адмиральской голове, не имея в виду чего-то фатального – просто возраст, просто – время! И неожиданно снова почувствовал, как призраком сэппуку заныло в животе, – или это виноват сливовый соус, что был подан на обед?»

Возвращая оптику к глазам, он снова стыковал «желаемое» и «действительное», предполагая в двух броненосцах «подранков».

«Иначе зачем их уводить из боевой линии? Очевидная логика тактики предполагала бы перестроение всей броненосной колонны русских… например, уступом».

«Якумо» уже занял своё место, пристроившись вслед за «Сикисимой», потеснив пострадавший «Ниссин».

А вот «Асама» всё ещё оставался на северных румбах и не поспевал встать в строй.

«Однако далее медлить с атакой нельзя, – не оборачиваясь к подчинённым, Того жестом приказал увеличить ход. – Медлить с атакой – только приближать время, когда солнце уйдёт за горизонт. И русские уйдут… воспользовавшись покровом ночи. Уйдут, несмотря на самый реальный (как он считал) ночной боевой инструмент – многочисленные японские миноносцы».

* * *

Ближе к пяти часам пополудни эскадры находились примерно в пятидесяти милях от восточной оконечности полуострова Шантунг.

Впереди лежало Жёлтое море.

Цепочка японских кораблей заходила с правой раковины русских.

«Микаса» рвался нависнуть на траверс «концевого» вражеской колонны, опознанного как броненосец «Пересвет» и младший флагман неприятельской эскадры.

Орудия молчали.

Того распорядился пока не открывать огонь, боясь спугнуть противника на преждевременное уклонение и маневрирование, намереваясь догнать русских, став на параллели вровень со вторым концевым судном в колонне (судя по всему, броненосцем «Победа»), и уж тогда по ходу движения обрушить на врага башенные и бортовые залпы.

Британский подданный, господин Пэкинхем, ссылаясь на свои проверенные источники, снова забубнил, что эти два «систершипс» несколько уязвимей остальных русских броненосцев, перечисляя слабые места…

Японский командующий вежливо кивал – всё это он уже слышал и не однократно.

Ими займутся последующие мателоты.

Цель – «Цесаревич», на котором держит флаг Витгефт.

* * *

Пространство боя сужалось!

Если взглянуть на происходящее с высоты птичьего полёта – шальным глазом воображаемой чайки…