Налимья пора

– Она твои шаги и на десяти метрах услышит. Это у тебя в ушах морковки от плейера, а у ней – боковая линия. Прибор тонкий.

Верю-не верю, но рука осторожно выбирает леску. Что-то есть там… Тихо-тихо потягивает и осаживает леску назад. Выбираю слабину и подсекаю. Есть! Пошла! Пошла… Хорошо сказано. Ожидаемый «щипач-карандаш» вдруг уперся, словно топляк, а потом ухнул вниз, да так, что пришлось стравливать леску сквозь пальцы. Потом – еще и еще. Наконец – щука подо льдом и я пытаюсь нащупать ее багориком.

– Ну, как, есть? – прыгает Пашка с фотокамерой.

– Кое-где – шерсть… Не лезет в лунку!

– Так багром тяни!

– А я чем?!. Не лезет совсем и пешню не взяли, чайники. И бур этот на сто… Раньше только на сто восемьдесят брал с собой!

Остается одно, хоть и невыносимо жалко и страшно стряхивать щуку с багра. Но толкаю ее обратно под лед и заново перецепляю, пытаясь нащупать рыло рыбины. Пошла! Тяжело, словно поршень в цилиндре, но пошла. Вот, наконец, в лунке показалась щучья голова. Да, это явно не обычный для этих мест «шнурок». Взвешенная, щука потянула на 5 кило. Для Волги – экземпляр рядовой, но для городской речки…

В третьем часу дня, когда мы развлекались ловлей «белой» мелочи, все повторилось, с разницей в экстриме вываживания, но пойманная рыбка тоже была не хилой – ровно 3 кг. А у берега, на «рыбьей тропе», так и не брало в этот день.

Снимая жерлицы, я, думаю, понял секрет успеха: многие уклейки были снулыми, видимо, из-за разницы в давлении и местах обитания, но пескари были бойки и свежи. Пескарь и стал для местных крупных щук этакой деликатесной «лялей», примерно, как для нас, смертных – буйабес или эскабече из красного тунца…

Мистика

С вечера не спалось и сердце стучало: «На рыбалку, на рыбалку!». Приказывал себе: «Спать!». Но все думалось: как там на последней воде? Лезли в голову разные мысли, вспоминались предыдущие рыбалки, придумывались всяческие хитрости и изыски для высокомерной современной рыбы. Заснул далеко за полночь. А там сквозь сон начало вроде бы что-то беспокоить. С трудом понимаю, что это надрывается будильник. «Сейчас-сейчас», – успокаивает ленивая мысль. И потом уже доходит, что опять заснул.

Трудно вставать в вязкое темное осеннее утро. Чтобы стряхнуть с себя сонную головную пасмурь, готовлю крепкий кофе и врубаю почти на всю мощь домашний кинотеатр, благо в своем доме хоть на ушах ходи, а сегодня я дома один. «А-а-а!» – нарастает фальцет Яна Гиллана. Звучит «Highway star»» матерой и крепкой группы «Deep Purple» – ностальгически дорогой привет из юности… Да, видать, старую собаку не выучишь новым фокусам. Уже далеко за сорок, а не понять мне как музыканту всех этих «витасов» и загадочную «джагу-джагу» Кати Лель… Только в нашей стране подобные «звезды» могут быть богаты и знамениты, а в жестком западном шоу-бизнесе их отбраковали бы профессионалы-продюсеры и искушенная публика, оставив им, этим «звездам», в лучшем случае, место в гардеробе или в гримерных настоящих звезд… Не раз уже приходила мысль, насколько все же разные они, Миры Европы и Америки: мир голливудских грез, где есть действительно киношедевры, лучшие фильмы о природе BBC, Битлз, жесткий честный рок, профессиональный джаз, чистый и красивый блюз, и… «педики», продажные, бесчестные политики и президенты, настолько лживые и холодно-корыстные, что наши политики, депутаты, чиновники перед ними – невинные младенцы. Каким-то удивительным образом эти западные слоеные миры существуют в одном измерении и на одних территориях. Россия добра, проста, воровата, не всегда трезва, но за ней, моей Родиной, все равно чувствую какую-то неяркую, но настоящую правду, хотя и наши лжецы от журналистики-«чернушники» и политики нередко все портят. Ну, а музыка… Говорят, Россия богата талантами, но послушаешь простые, казалось бы, вещи Фрэнка Синатры или виртуозно-витиеватые композиции фанк-группы «Земля, Ветер и Огонь» (Earth, Wind and Fire) и сравнишь с нынешней российской попсой, то придут тягостные сомнения по поводу талантов… А уж если наше, российское, то – «Стеньку Разина» гаркнуть под рюмочку-другую или прослезиться под «Времена года» Петра Чайковского… Наша классика всегда была на высоте. А сейчас пусть провожает меня на рыбалку «Звезда автострады» группы «Дип Пепл», тоже – классика…

В реальности на автостраде было темно, как… И звезд не было на небе, завешанном облачной кисеей. По пути эта кисея начала надуваться, темнеть, и вскоре стала пухлыми тучами, тяжело зависшими над шоссе.

Машину поставили в деревне, а когда спустили лодки на воду, заморосил мелкий дождь. Димка сплюнул в темную воду и мрачно изрек: «Как всегда…». Мы не стали ничего уточнять. Все было ясно… Пока доплыли до острова, мы были сырее воды. О рыбалке в первый день думать не приходилось, и мы принялись ремонтировать жилье, уже давно никем не посещаемое, видимо, из-за того, что провалилась часть крыши землянки, а печка, чем-то забитая, выдавала весь дым внутрь.

Димка с Пашкой принялись настилать крышу, а я взялся сколачивать нары. Прежние обрушились, едва я на них сел… До полуночи, мокрые, как мыши в половодье, мы ремонтировали землянку и ворочали, отбивали печку, одновременно прокаливая ее и задыхаясь от дыма. Наконец она «заработала»… Мы огляделись и увидели, что жилье действительно стало жильем. С крыши не бежала вода, нары приглашали свежеприбитыми досками, подвешенная на привезенных с собой петлях дверь плотно закрыта, а от гудящей печки шел такой жар, что мы запарили, словно призраки-«касперы». Зыбкий, теплый огонек свечи создавал уют, мурлыкал приемник, а в углу под нарами завозился оттаявший в тепле домовичок-хозяин, а может быть – любопытная мышь…

Мы разделись, насколько позволял этикет сего загородного коттеджа, и развесили весь свой мокрый камуфляж. На свежей хрустящей скатерти-газете истекала слезами белая «0,75», сало, извалявшись в красном перце, млело в обнимку с сочным луком-репкой, а в майонезном ведерке переливался красками лета привезенный с собой готовый салат.

Когда были подняты рюмки и за рыбалку, и за жилье, и за.., вдруг приемник-пискун, прокашлявшись, забился в жестком «харде»… «Звезда автострады» посетила меня и здесь, на мокром острове, среди гудящего от ветра водохранилища, в теплой землянке…

Утро замутнело в полиэтиленовом окошке, и мы с надеждой выглянули наружу. Но по листве все так же шуршал мелкий «моросяк», скатываясь вниз тяжелыми каплями. Делать нечего, погоду не выбирают. Надеваем плащи, «седлаем» лодки и выходим на воду, в которой, казалось, лежат сырые тучи. На сухостоинах нахохлились мокрые молчаливые вороны, даже не поворачивая клювы в нашу сторону. С Волги шла свинцовая волна. На ней шипела изморось.

Полдня хлещем воду блеснами на глубинах около двух-трех метров, отыскивая ямки, полагая, что в такую погоду-мерзость вся порядочная рыба на глубине отлеживается. Все было напрасно. Задумавшись, а может быть, уже устав от монотонного пустого занятия, в которое превратилась наша желанная прежде рыбалка, я не заметил, что меня снесло к пучкам осоки на мелководье. Машинально забрасываю снасть и вдруг чувствую зацеп. «Трава, – мелькает унылое. – Что еще может быть в этом лягушатнике?». Но «трава» вдруг зашевелилась и поперла под берег так, что крякнуло удилище… Всплески, прыжки, «ласковые» слова в адрес китайского подсачека, купленного «на пока», и теперь переломившегося пополам, но щука в лодке. Килограмма на четыре потянет, если на глазок… Взяла она на самую древнюю из моих блесен: вытянутую, гнутую в двух местах и темную от окисла. Не помню даже, как она называется.

Дождь кончился, когда мы уже начали собираться домой. Березовым золотом полыхнули острова. И на фоне этого золота синие набрякшие тучи стали еще более резко очерчены. «Как всегда…», – мрачно изрек Димка и сплюнул в темную воду. И мы опять ничего не стали уточнять…

На обратном пути пошел мокрый снег с дождем. Под колесами автомобиля явно заюлил асфальт, ставший ненадежной опорой. А потом что-то забарахлило в металлических «кишочках» авто, и мы встали на обочине, похоже, – надолго. Димка включил музыку в салоне и уныло-одиноко принялся копаться в моторе. Мы в этом деле ни в зуб.., и толку от нас, как… Мы тунеядцами слонялись по обочине и с надеждой смотрели на нашу «надежду», то прыгающую в салон, то вновь ныряющую в неизведанное для нас царство механики, пахнущее бензином. Мимо весело проносились машины, вихляясь на мокром снегу, а мы с тоской смотрели им вслед. Вдруг из-за поворота вылетела красная «Нива» и, не сбавляя скорости, лихо «ушла» в придорожные кусты… Прямо перед нами… С крепким словом, прибаутками, жалобами, смехом и с нашей помощью «Нива» встала на ноги. Мужики отряхнулись, поматерились, поблагодарили нас, попили чаю, нервно куря, и уехали восвояси, а мы опять остались одни на пустынном уже шоссе. И тут вспомнился мне применительно к этому случаю схожий эпизод.

Строили мы как-то на лесном озере лешачье зимовье-сруб, чтобы по весне приходить к озеру и ловить здесь щук на жерлицы. Сруб клали по всем правилам, с «чертой» и прокладкой мхом. Мы с Пашкой рубили и катали бревна, а сынишка Женька прокладывал пазы мхом. Огляделись, а по сторонам зашлепал мокрый тяжелый снег, засинели сумерки. Пора домой.

Когда вышли на шоссе, уже почти стемнело. Машины проносились мимо и не останавливались, несмотря на то, что с нами был ребенок. Понять можно их – время окаянное… Но даже рейсовые автобусы не останавливались. Шел мокрый снег и облеплял нас. На шоссе также лежала каша из мокрого снега. Вдруг со стороны города послышался гул идущей на скорости машины. Из-за поворота вылетела «девятка», явно не вписываясь в этот самый поворот. В машине послышались крики, мотор выключили, и кроме криков было слышно, как шипят покрышки идущей юзом машины. На скорости «девятка», точно перед нами, «воткнулась» в столбик, перекувыркнулась, упала, еще раз перекатилась, а затем завалилась в кусты. Послышался треск стекла, крики: «Отбегай, взорвется!». Мы кинулись к машине, думая, что есть раненые, но из окон вылезли люди, все живые и невредимые, и кинулись от «девятки». Потом они, видимо, отойдя от шока, подошли к нам, светившим в их сторону фонариком.

– А вы чего здесь?!. Как?!. Откуда?!. – задыхаясь, спросил один из них. Глаза у «летчиков» были круглыми, как у старых советских кукол.

– Мы-то ничего, стоим, машину попутную ждем, чтобы уехать. Это вы чего-то перед нами падаете! – отвечаю.

Посмеялись… Мужики оттаяли немного, а тут и «Газель» подошла. «Девятку» подняли, долго искали ключи зажигания. Нашли почему-то у одного из пассажиров в кармане, даже не у водителя. Мужики воткнули обратно «баранку», поматерились, посмеялись и уехали в сторону Визимьяр, а мы опять остались стоять на шоссе. Машин было еще меньше. И мы подумывали идти ночевать в лес, в нашу землянку на соседнем озере, как вдруг появилась белая «пятерка». Мы замахали руками, но машина также прошла мимо. Затем вдруг развернулась и подъехала к нам.

– А вы чего, мужики, здесь стоите ночью, да еще с ребенком? – спросили из машины.

– Так уехать не можем, не останавливается никто, – отвечаю.

– Можем взять одного, с ребенком.

– Нет, мужики, если ехать, то всем или никому.

В машине посоветовались.

– Ладно, залезайте.

Машина взяла с места, и ее понесло боком, но водитель справился с управлением, и дальше уже «пятерка» шла, как канатоходец по тросу. Чувствовалось, как уходит асфальт из-под колес. Идущая впереди машина ушла на противоположную сторону. Ее занесло. А мокрый снег шел без конца.

В дороге выяснилось, что сидящий за рулем парень – сын тогдашнего нашего президента республики Зотина, а его попутчик – шеф местного «Лукойла». Непростые люди, оказывается, подобрали нас на пустынном шоссе, где не останавливались даже те, кто обязан был остановиться. «Непростые» люди оказались вполне простыми мужиками. За разговорами и не заметили, как подъехали к Азяково. И тут уже «сломались» наши спасители. Но даже в этой ситуации «лукойловец» проявил инициативу и, остановив пригородный автобус, посадил нас на него. Мы поблагодарили мужиков от всей души, рассчитались и двинулись ближе к дому. Подъезжая к городу, мы заметили знакомую белую «пятерку», видимо, обогнавшую нас. Она стояла на противоположной стороне, явно в аварийной ситуации. Труден был путь домой для многих в этот день падающего мокрого снега, мистичен…

Что-то общее было в этих двух случаях: мокрый снег, падающая перед нами машина. Что же дальше? А дальше… в салоне машины вновь ударил вязкий бас вместе с «мясом» настоящих биг-битовых барабанов, взвился в небеса фальцет Гиллана, и в жестком ритме рванула в третий раз за небольшое время «Звезда автострады». И машина завелась… Вскоре мы были уже в городе.